Адепт не хуже прочих

Глава 25

Отравили⁈

Так и пропал бы — растерялся и пропал, если б по руке не растёкся огонь, а после не завоняло горелой плотью и чем-то ещё даже более омерзительно-гнилостным. На коже начали вздуваться отвратительные волдыри, тогда-то и сообразил, что тут не обошлось без магии.

Прокляли! Меня снова прокляли!

Это и заставило собраться. Порча — не отрава, в первую очередь она поражает дух. А я не простец, я — адепт! Меня так просто не возьмёшь!

Я вогнал себя в состояние внутреннего равновесия и обнаружил, что аура потеряла былую стабильность, а в левой руке и вовсе светится зловещим пурпуром, кипит и даже выгорает. Проклятие тянуло в себя небесную силу и стремительно растекалось по кровеносным сосудам, отравляя и заставляя гнить плоть.

Тогда попытался вышвырнуть его вовне энергетической волной, но лишь распалил ещё сильнее. Пурпур хлынул вверх по предплечью с удвоенной скоростью, пришлось сковать его своей волей. Увы, проблемы это не решило, лишь до предела замедлило продвижение порчи, и не более того. Та стала просачиваться через выставленные барьеры, и тело начали корёжить судороги, но я сумел перебороть их и сосредоточился на отсечении проклятия от подпитки. После обретения внутреннего равновесия я предельно чётко ощущал все перетоки энергии, вот и начал один за другим передавливать зачатки меридианов.

Проклятие удалось сковать и остановить, но оно никуда не делось. Дам слабину — и вновь начну гнить.

Нужно выжечь эту пакость! И я даже знаю, чем и как!

Вот только решительно все мои силы сейчас уходили на обуздание порчи, и запалить пламень атрибута попросту не вышло. Я скрипнул зубами и пуще прежнего потянул в себя небесную силу, начал собирать её у солнечного сплетения и уже оттуда перебрасывать к левому локтю для блокировки меридианов и контроля проклятия. Выкраивал и придерживал сущие крохи, и даже так очень скоро пониже грудины затеплился бесцветный и совсем нежаркий покуда ещё огонёк.

Ну же! Делись надвое!

Дави-жги! Давай!

Прежде всегда останавливало премерзкое ощущение, будто вот-вот порву свой дух надвое, подтачивала решимость боль и заставлял сдать назад страх сделать что-то не так, но сейчас мне и без того уже было мерзко, больно и страшно — позволить себе слабость я попросту не мог.

Дам слабину — сдохну! Заживо сгнию!

Не хочу!

И я рванул пуще прежнего, разделил энергию на два потока, одним продолжил стискивать проклятие, другим запитал пламень атрибута.

Жги его! Жги!

Больно стало так, будто сунул руку меж двух раскалённых валков. Пурпурная мерзость вскипела, но не сгинула, её пришлось не выжигать даже, а выпаривать. И до конца сделать это так и не получилось.

О да! Воистину нет ничего прилипчивей старого доброго проклятия!

Чем яростней опалял ошмётки порчи призрачный пламень, тем меньше те поддавались напору белого огня. Более того — вскоре начали подрагивать в такт лихорадочному биению сердца, будто проклятие сумело врасти в атрибут и начало становиться частью моего духа. А станет — и всё, отсечь кусок не выйдет! Дух — неделим!

Я бросил выжигать порчу, но белое пламя и не подумало погаснуть: убийственный аркан присосался к нему, потянулся дальше и… Я вдруг ощутил некую прореху и всей своей волей вдавил туда порчу, вплавил её и запечатал намертво — так, чтобы уж точно не вырвалась. И — не вырвалась. Встала как влитая.

«Сможешь подвязать к атрибуту родственные арканы — аргументы», — всплыли в памяти вдруг слова Грая, а мгновение спустя потух полыхавший внутри меня белый пламень. Вместе с ним погасло и сознание. Я просто перестал существовать.

Очнулся в пустой белой комнате. Но не в морге. Для покойницкой здесь было слишком тепло, а сам я для хладного тела — чересчур живым.

«Наверное», — поправился, осмотрев левую руку, которая от локтя и до самых кончиков пальцев напоминала кусок недоваренного мяса. Под полупрозрачной сморщенной кожей отвратительными жгутами вздулись вены, а ногти почернели, но ничего не болело, да и двигалась обезображенная конечность должным образом, сжать кулак получилось безо всякого труда.

Я осознал себя лежащим на спине, сел и обнаружил, что небольшая комнатушка сплошь обита жёстким войлоком, будто бы меня поместили в палату для буйнопомешанных. Ладно хоть ещё в смирительную рубашку не затянули, всех изменений в одежде — отпоротый левый рукав.

— Интересно девки пляшут, — сипло пробормотал, а миг спустя что-то щёлкнуло, и чуть приоткрылась незамеченная мной до того дверь.

Намёк был понятней некуда, медлить я не стал и поднялся на ноги, к своему немалому удивлению и ещё большему облегчению, не испытав при этом ни намёка на головокружение. Я определённо был не только жив, но и вполне здоров. Меня даже не шатало!

Дошёл до двери, распахнул её и шагнул в освещённый магическими фонарями коридор, который привёл в помещение с вмурованной в каменный пол магической схемой — только не с привычным пентаклем, а какой-то несравненно более затейливой.

Внешняя окружность вспыхнула и погасла, я тяжко вздохнул и встал в центр колдовского рисунка. Тотчас начали помаргивать символы, повеяло энергией — сначала едва-едва, а затем призрачным сквозняком пробрало до самого нутра.

Кто-то взялся со всем тщанием изучать меня, и я тоже не стал терять время попусту: обратился к внутреннему зрению и привычным уже усилием погрузил сознание в состояние равновесия с духом. С тем оказался полный порядок, если не брать в расчёт левую руку, где удалось разглядеть намёк на багрянец, беж и зелень. Но это точно просматривались остаточные следы неких лечебных чар, а никак не порчи. Ту отличал чистейший пурпур.

Кто бы меня ни изучал, у него определённо сложилось ровно такое же мнение, поскольку вскоре магическая схема погасла и с лёгким щелчком чуть приоткрылась одна из решёток. Там — купальня. Таз с горячей водой, лохань с холодной, стопочка полотенец, аккуратно сложенная школьная форма, сандалии.

Я вымылся и с некоторой даже опаской ополоснул левую руку, но та никаких неприятных сюрпризов не преподнесла и более того — приобрела естественный цвет. Кроме вздувшихся вен и чёрных ногтей о порче теперь уже больше ничего не напоминало, даже аура в порядок пришла.

Вытерся, оделся, вышел и оказался препровождён в ещё одну пустую комнату, только на сей раз не обитую войлоком и с окном. Снизойти до объяснений врачи не удосужились, велели ждать. На вопрос кого или чего — не ответили.

Никакого уважения!

Я немного даже закипать начал, но вовремя вспомнил, кто именно прислал письмецо с проклятием, и прикусил язык. Боярин, которого желает сжить со свету собственный род, это и не совсем боярин уже. Тут впору на себя роль изгоя примерять.

И да — заявившийся через полчаса школьный казначей эту точку зрения целиком и полностью разделял. Пусть и стелить начал мягко, но своим вступлением меня отнюдь не порадовал.

— Лучезар! — театрально раскинул руки лысоватый дядечка. — Вы излишне буквально восприняли мой совет о финансировании обучения за счёт школьного бюджета!

— Слишком много непонятных слов, — буркнул я в ответ, сжимая и разжимая левый кулак.

Явившийся вместе с казначеем старший наставник проходить в комнату не стал и с хмурым видом подпёр дверной косяк.

— Твоё содержание начинает становиться для школы чрезмерно обременительным, — объявил он прямее некуда.

— Впору задуматься о страховании наших вложений, — согласился с коллегой казначей. — Скажу прямо, Лучезар: ваш долг за вчерашний вечер изрядно увеличился. — И он начал перечислять: — Сожжённая кровать, очистка комнаты, очередной комплект школьной формы, полное восстановление левой руки…

Полное? Я воздержался от выражения сомнений в искренности собеседника и лишь с показной беспечностью бросил:

— Только не говорите, что ещё и от проклятия меня избавили!

Казначей осёкся, ответ на мою реплику дал старший наставник.

— От малой печати воздаяния невозможно… избавить. «Кипящая кровь клятвопреступника» должна была прикончить тебя, ты жив лишь по той простой причине, что не совершал того, в чём был сочтён виновным.

— И не открыли конверт, который, судя по пеплу в камине, под завязку набили какой-то алхимической отравой! — ворчливо добавил казначей. — Но в любом случае риски для школы превысили все разумные пределы! Родичи всерьёз вознамерились сжить вас со свету, и следующая попытка может оказаться удачней!

Я вновь сжал и разжал левый кулак, после натянул на себя маску Лучезара и спросил:

— Почему именно родичи? Уж они-то должны знать, что я совершил и чего я не совершал! Подделать печать на конверте — пара пустяков!

Старший наставник коротко мотнул головой.

— Не юли! Для построения малой печати воздаяния недостаточно раздобыть кровь жертвы, требуется ещё и клятва!

Я нахмурился. Лучезар поклялся не проходить обряд очищения и провести всю свою жизнь в приюте, в обмен на это обещание ему оставили жизнь? Пусть даже и так, но это его клятва и его кровь. На моё прикосновение та печать вообще не отреагировала бы! Выходит, за покушением стоят Сурьма и Грай! Их это рук дело! Их!

И кровь мою раздобыть для приютского врача никаких проблем не составляло, и определённая договорённость нас с ним связывала — запросто мог печать воздаяния сварганить. Не самую сильную и действенную, ну так она лишь для отвлечения внимания требовалась, прикончить меня должна была алхимическая отрава, следы которой отыскались в пепле.

Казначей откашлялся, выставил на подоконник саквояж, порылся в нём и вытащил стопочку листков.

— Лучезар, предлагаю заключить соглашение о том, что затраты на обучение обеспечиваются вашим имуществом…

Вроде бы что мне до имущества Лучезара, но если согласишься отдать то, чего у тебя нет, отвертеться уже не получится. Это любой босяк знает. И потому ответил я решительным отказом.

— Не пойдёт!

— Но…

— Понятия не имею, каким имуществом я располагаю и располагаю ли каким-либо вовсе. Было бы просто бесчестно отдавать школе кота в мешке!

Казначей с обречённым вздохом вернул стопочку листов обратно в саквояж и взамен неё достал другую.

— Тогда застрахуем вашу жизнь на сумму понесённых школой затрат. Взносы мы возьмём на себя.

У меня внутри всё так и заныло от дурных предчувствий. Мало кто из босяков не слышал о жульничестве со страховыми выплатами по украденному или сгоревшему при пожаре имуществу, а кто сказал, что чего-то подобного нельзя провернуть и со мной?

— Если умру, затраты на обучение покроет страховка? — уточнил я, не спеша принимать листы.

— Именно так, — подтвердил казначей.

Я улыбнулся, только на сей раз уже не в подражание Лучезару, о нет — прорезался оскал Серого.

— Поправьте, если ошибаюсь, но мы договорились, что школа позаботится о сохранности своих вложений. А на деле совсем другое выходит! Прикончат меня или нет — вы останетесь при своих? Тогда в чём моя выгода?

— Знания и развитие!

— Мертвецу не пригодится ни то, ни другое!

— Так вы отказываетесь?

— Определённо!

— Мы можем заключить договор и без вашего участия!

— И вам по нему заплатят?

Мои слова заставили казначея поморщиться.

— Раз так, придётся пересмотреть условия нашего сотрудничества. Не думаю, что вам теперь стоит рассчитывать на выделение дорогостоящих препаратов для прожига меридианов!

Я вновь улыбнулся, только на сей раз уже бесстрастно.

— Вернёмся к этому разговору, когда в оных препаратах возникнет нужда.

— Как вам будет угодно!

Безмерно раздражённый моей неуступчивостью казначей принялся запихивать бумаги в саквояж, а я обратился к старшему наставнику:

— Узнали, кто принёс в бурсу то драное письмо?

Тот покачал головой.

— Вопрос не в этом, вопрос в том, как оно вообще попало в школу. По обычным каналам подобную… корреспонденцию не переслать.

Почему-то именно так я и думал. И потому сразу припомнил охранника Сурьмы с желтовато-оранжевыми глазами огневика. Да и Грай во время работы в приюте наверняка обзавёлся нужными связями. Но называть их имён я не стал. Не удержу язык за зубами, и одно потянет за собой другое, сам не замечу, как разоблачат.

— И вот ещё что! — продолжил старший наставник. — Слухов в любом случае не избежать, но мы объявили, что виной всему срыв при самостоятельном изучении техники «Огненное касание неба», так что будь добр помалкивать о проклятии.

Я кивнул, поскольку и без того ни с кем откровенничать не собирался.

Увы, благими намерениями известно куда дорога вымощена. Как только вышел с госпитального двора, так сразу и взяла в оборот Заряна.

— Лучезар! — бросилась она ко мне. — Хвала небесам! Ты в порядке?

Барышня выглядела расстроенной, обеспокоенной и озябшей одновременно, я улыбнулся через силу:

— Всё хорошо! — Но сразу нахмурился. — Ты почему не на занятиях?

Судя по светлому пятну солнца на серой пелене облаков, сейчас было около трёх часов пополудни — самое время премудрости тайного искусства постигать, а не куковать у госпиталя.

— На занятиях? — В янтарных глазах Заряны мелькнуло искреннее недоумение. — Да какие могут быть занятия! Нам сказали, ты чуть не умер!

— Слухи!

Барышня указала на мою левую руку.

— Да?

Почерневшие ногти смотрелись жутковато, так что я лишь вздохнул. Мне было неуютно и отчасти даже страшно, хотелось вернуться в бурсу и закрыться там ото всех своих проблем, но поди — попробуй! Мои неприятности из числа тех, что запросто снесут дверь с петель. От них если только в карцере спрятаться, но рано или поздно достанут и там.

— Лучезар, что с тобой стряслось? — потеребила Заряна меня за рукав.

Девчонка невесть сколько времени мёрзла на холодном ветру, поэтому вешать ей лапшу на уши и говорить о срыве какой-то там техники я не стал.

— Возникли некоторые разногласия со старшей ветвью рода Огненной длани, но ничего серьёзного. Не волнуйся!

Заряну аж затрясло.

— Не волнуйся⁈ Не волнуйся! Да что вы с Беляной заладили-то одно и то же! Не волнуйся! А вот хочу и волнуюсь! Она тоже хороша! Даже не подумала твоим состоянием поинтересоваться! Не понимаю, как можно быть такой бессердечной!

— Да перестань!

— Что — перестань⁈ — взвилась барышня пуще прежнего. — Неужели ей невдомёк, что нельзя так с любимым человеком? Что тебе будет больно и обидно от такого пренебрежения? Видеть её больше не хочу!

Мне бы промолчать, но вспомнилось, с каким воодушевлением говорила Беляна о своей единственной подруге. Вот затеют они выяснение отношений и разругаются в пух и прах, тогда точно правда всплывёт. И как отреагирует Заряна на известие о том, что я всё это время её обманывал, выдавая себя за боярина, не хотелось даже думать.

— Почему сразу больно и обидно? — фыркнул я, пытаясь хоть как-то сгладить остроту момента. — С чего бы?

— Но как же так? У вас отношения! Ты её любишь!

— Нет, не люблю.

У Заряны аж глаза округлились.

— Что⁈

— Я не люблю Беляну, — повторил я и для пущей убедительности добавил: — Другую люблю. Вообще не из школы.

Барышня подбоченилась и смерила меня злым взглядом, который враз сделал её удивительно похожей на черноволосую подругу.

— Лучезар! Ты изменяешь невесте с Беляной? Да как так можно⁈

— Да почему сразу невесте? Предложения не делал!

— Не важно!

— И в любви не признавался… — сказал я упавшим голосом, поймал озадаченный взгляд Заряны и спешно добавил: — Но мы целовались! Было раз!

— Лучезар! — буквально простонала барышня. — Да какая разница? Нельзя играть чувствами других! Беляна тебя любит…

— Ты же сама сказала, что не любит!

— Ничего я такого не говорила! Ты используешь её! Это подло!

Меня аж затрясло.

— Да не любит она меня! Не любит!

— С чего ты взял?

— Точно знаю!

— Думаешь, её привлекло то, что ты боярин? Да как тебе не стыдно! Беляна не такая!

Заряна развернулась и порывисто зашагала прочь, я припустил следом.

— Погоди ты!

Но барышня и не подумала остановиться.

— Беляна вовсе не метит в боярыни! — бросила она на ходу.

— Знаю! — подтвердил я.

— Знаешь⁈ Скажи ещё, она в содержанки метит!

Мне ничего не оставалось, кроме как ухватить Заряну за руку и потянуть от домов к скверу.

— Отпусти!

— Угомонись! — потребовал я, и не подумав послушаться. — Я не боярин, и Беляне об этом прекрасно известно!

Барышня так изумилась, что даже вырываться перестала.

— Ты… Что⁈

— Только не ори! — взмолился я и повёл Заряну по тропинке меж облетевших лип. — Я не боярин. Беляна об этом знает.

— Вздор!

— Вовсе нет.

Заряна рывком остановила меня и заглянула в лицо.

— Скажи, что ты пошутил!

— Нет, не пошутил.

— И не морочишь мне голову?

— Нет. Я не боярин и не имею никакого отношения к роду Огненной длани.

— И как же ты тогда попал в школу? Как всех провёл? А твой атрибут⁈ Вздор, Лучезар! Вздор!

— Со школой мне помогли, — сказал я, поднял правую руку и окутал кисть магическим огнём. — А пламя атрибута, как видишь, белое, а вовсе не серебристое. Они похожи, но и только.

У девчонки задрожала нижняя губа, на глазах навернулись слёзы.

— Так ты всё это время меня обманывал⁈

Я покачал головой.

— Никакого обмана. Пусть я и не рождён боярином, но имею полное право именоваться Лучезаром из семьи Серебряного всполоха, младшей ветви рода Огненной длани!

— И кто же тебе это право дал, скажи?

— Сам Лучезар и дал. Родня желает с ним расправиться, меня подрядили сыграть его роль, чтобы сбить со следа убийц.

— Ты наёмник?

— Из балаганщиков я, — самую малость приукрасил я правду. — И денег за это не получил. Выбора не было, вот и согласился.

— Всё равно ты меня обманывал! — отрезала Заряна. — И Беляна — тоже! А я её ещё подругой считала!

— Зря ты так, — поморщился я. — Беляну я попросил никому ничего не рассказывать. Бояр-самозванцев четвертуют, знаешь ли!

— Но ей ты доверился, а мне — нет!

— Доверился? Незнакомой девчонке⁈ Заряна, ты за кого меня принимаешь? Да она меня раскусила!

— Та-а-ак! — протянула барышня, взяла под руку и теперь уже сама повела по тропинке. — Рассказывай, Лучезар! Выкладывай всё без утайки! Прямо сейчас!

Без утайки, конечно же, не получилось, но в целом поведал всё как было. Выговорился и даже какое-то противоестественное спокойствие испытал — будто с души камень свалился.

— Это многое объясняет, — заявила вдруг Заряна. — Знаешь, я всё в толк взять не могла, как в тебе два разных человека уживаются: надменный боярин и простецкий паренёк, которому нет дела до этикета и правил приличия. Я-то это на обучение в приюте списывала, а вот оно как…

Я лишь развёл руками.

— Подлец ты, Лучезар! — вздохнула Заряна и тут же встрепенулась. — Стой, а как тебя зовут-то?

— Лучезаром и зови, — буркнул я. — Мне имя нравится.

— А на самом деле?

— Серый я.

— Серый из балаганщиков?

— Папа из балаганщиков, мама из мещан, а я — не пойми кто. Босяком был, теперь тайнознатец.

— Босяком был? А ещё на Доляна ругался!

— Ненавижу таких! — зло выдал я и запрокинул голову к хмурому небу, с которого сыпались редкие снежинки. Они таяли, не долетая до земли, и зависали в воздухе мелкой моросью. Было промозгло и сыро. Совсем как у меня на душе.

Заряна какое-то время сверлила взглядом янтарных глазищ, потом вздохнула и поинтересовалась:

— Не попросишь никому тебя не выдавать?

— Одну попросил уже, и вон оно как вышло!

— И ничего не вышло! Мог бы и дальше молчать, чего сознался-то?

— Не хочу, чтобы вы с Беляной из-за меня разругались.

Барышня фыркнула и потянула через парк.

— А твоя любимая — какая она? Красивая?

— Очень. Почти как вы с Беляной.

— Льстец!

Я покачал головой.

— Так и есть. Просто я её с детства знаю…

Заряна уставилась на меня во все глаза.

— С детства знаешь, но в любви так и не признался?

— Как-то не довелось, — подтвердил я.

— Она-то тебя любит?

— Да не важно это! Я о ней позаботиться обещал. Боюсь, она в беду попала. Найду, а там как будет.

— Чудной ты… — Девчонка задумалась и всё же сказала: — Лучезар. — И попросила: — Идём, проводишь меня.

— С Беляной ругаться не будешь?

— Обязательно буду! Мы же лучшие подруги! Ты вот что скажи…

Пока провожал Заряну до дома, та мало-помалу оттаяла и даже пригласила меня зайти в гости. Отвертеться не вышло, а только снял куртку, и девчонка потребовала:

— Рубцы покажи!

— Да ну…

— Лучезар, ты ведь не морочишь голову доверчивой девушке?

Я с обречённым вздохом отвернулся от Заряны и задрал рубаху.

— Бедненький! — жалостливо протянула барышня и даже провела пальчиком по одному из шрамов, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, но тут же с нескрываемой ехидцей спросила: — А спину тебе Белянка расцарапала?

У меня начало припекать уши, и я буркнул:

— В госпитале.

— Рассказывай! — рассмеялась Заряна и протянула: — Слу-у-ушай! А ведь тебе лицо перекроили! Покажешь, как раньше выглядел?

Я сразу понял, что отвертеться от настырной девчонки не выйдет, поэтому перекинул ей собственное воспоминание о том, как смотрелся в зеркало у Горана Осьмого.

— Такой милый мальчик был! — вздохнула барышня.

Стало даже немного обидно.

— А сейчас что же?

— А сейчас просто красавчик! — рассмеялась Заряна и ушла на кухню. — Продрогла — сил никаких нет! Давай чай пить! С мёдом!

Чувствуя себя из-за невозможности спрятаться за личиной Лучезара откровенно не в своей тарелке, я уселся на диванчик и поёжился. Клацнула входная дверь, миг спустя из прихожей в гостиную вошла Беляна.

— О, Лучезар! А болтали, ты совсем плох!

— Враньё! — отмахнулся я. — Но могла бы и проведать.

— Ну уж нет! — мотнула головой черноволосая пигалица. — Мне Дарьян по секрету рассказал, что на тебя порчу навели, а навещать проклятого — это глупость несусветная! Да и не пустили бы!

Прежде чем я успел ответить, с кухни выглянула Заряна.

— А вот я навестила! Наверное, потому что глупая очень! — заявила она и упёрла руки в боки. — Подруга, а ты вообще собиралась когда-нибудь рассказать, что Лучезар никакой не боярин?

Беляна глянула на меня с нескрываемым осуждением.

— Не удержал язык за зубами, да? Трепло!

Создалось впечатление, будто я её секрет выболтал, а не свой собственный, вот и усмехнулся.

— Прости, дорогая, у меня не было выбора! Заряна всерьёз вознамерилась выставить тебя за дверь, а где бы мы ещё после этого встречались?

Пигалица фыркнула.

— Вопрос в другом: зачем бы мне после такого было с тобой встречаться?

— Беляна! — повысила голос Заряна. — Ты почему мне ничего не сказала? А ещё подруга, называется!

— Не мой секрет! — отмахнулась черноволосая девчонка. — Да и потом: поведай я тебе эту душещипательную историю, ты бы точно прониклась к Лучезару самой искренней симпатией. И ладно бы просто после его безвременной кончины все глаза себе выплакала, а ну как он бы тебя за собой на тот свет утянул? Вообще удивлена, что его только сейчас прикончить попытались.

Заряна аж дар речи потеряла, а Беляна плюхнулась мне на колени и прижалась к груди.

— Вот я и решила, что ты не разлучница и кавалера у подруги отбивать не станешь, — промурлыкала она.

— Да я бы и так… У меня жених есть!

Черноволосая пигалица рассмеялась.

— У тебя — жених, а у Лучезара — любовь всего его босяцкого детства, но разве ему это помешало окрутить такую наивную и невинную меня?

— Дура! — в сердцах ругнулась Заряна. — Да ты хоть знаешь, что он писать не умеет, об этикете понятия не имеет, а из всей арифметики только вычитает и складывает? Чудо просто, что его до сих пор не разоблачили!

Беляна закатила глаза.

— И ты собираешься его всему этому научить?

— Да! И ещё танцевать! Танцевать он тоже не умеет!

— Ну конечно! Кто, если не ты!

— Ну не ты же! — фыркнула Заряна. — Это лишь в койке разница в росте значения не имеет! Да и танцую я лучше!

— Слава Царю небесному, хоть постельные утехи мне останутся!

— Беляна!

Дальше я пересадил девчонку со своих коленей на диван и постыдно сбежал, даже на чай не задержался, хоть за весь сегодняшний день и маковой росинки во рту не было.

Но вот так сразу на ужин не пошёл и по пути в бурсу завернул на тренировочную площадку, дабы оценить изменения, случившиеся с атрибутом из-за нежданно-негаданно приобретённого аргумента. Если вдруг Сурьма сделает новый ход, нужно будет встретить козни врагов во всеоружии.

Да и нервы ни к чёрту, мне бы напряжение сбросить!