Глава 3


Некоторые люди отличаются столь своеобразным чувством юмора, что так сразу и не понять, шутят они или нет. Мой сосед определённо был из их числа.

— Очень смешно, — сказал я и растянул губы в улыбке.

— Никаких шуток! — покачал молодчик бритой головой и вдруг насторожился, а миг спустя я и сам обратил внимание на едва слышный скрип, затухавший и вновь долетавший до нас монотонно и равномерно, точно скрежетало несмазанное колесо тележки старьевщика.

Сосед по каземату приложил к губам палец, но я и без того уже сообразил, что стоит прикусить язык.

На небольшой каталке нам привезли ужин. Пока хмурый черноволосый молодчик лет двадцати на вид вручал судочки странной формы постояльцу камеры напротив, его конопатый товарищ просунул мне через прутья тонкую жёсткую подушку и скатанное в валик шерстяное одеяло, колючее до невозможности.

Судочки же показались странными лишь по незнанию — на деле они идеально подходили по размеру к ячейкам решётки, дверь отпирать не пришлось. Меня наделили лужёными жестянками с травяным отваром, гороховым супом и тушёными овощами, а заодно вручили пару ломтей чёрного хлеба. Ложки — нет, ложки не дали.

— Руками жри! — заявил крепыш, стоило только об этом заикнуться.

Но не тут-то было.

— Овод, плетей захотел? — послышалось откуда-то из глубины коридора.

— Никак нет, наставник Заруба! — быстро произнёс молодчик и сунул через решётку ложку. — Шучу!

— Первый и последний раз! — веско произнёс лысый дядька с кустистыми седыми бровями. — Больше предупреждать не буду. — И уже мне бросил: — На еду отводится полчаса!

Есть целых полчаса кряду? Я едва не рассмеялся, но веселился напрасно, поскольку порциями меня наделили воистину царскими, к тому же в супе обнаружились подкопчённые свиные рёбрышки, а в овощах — кусок отварной говядины.

Черти драные! Да нам мясо даже по большим праздникам не перепадало обычно! Самое большее рыбой и курятиной довольствовались, а ещё летом раков ловили.

— Всё ты выдумал! — буркнул я соседу, трапеза которого оказалась куда как скромнее. — Не стали бы на меня харчи переводить, если б в расход пустить собирались!

— Кормят и вправду как на убой! — улыбнулся тот. — Не иначе хотят, чтобы протянул подольше. Это хорошо.

Если он рассчитывал испортить мне аппетит, то зря старался. Смолотил я всё до последней крошки. Потом ещё и травяным отваром набулькался.

И как-то сразу закачались стены, стало жарко, опалила кожу едва ощутимая до того небесная сила. Будто бы даже оранжевое марево в воздухе сгустилось.

Сосед заметил моё состояние и пояснил:

— Травы из тех, что в небесных омутах растут. Время попусту не теряй, начинай тянуть энергию. Только не вдыхай её! Всем телом впитывай!

Я попытался, но из этого ничего не вышло. Сила окатывала меня и жгла кожу, но внутрь не проникала. Так и подмывало вдохнуть её привычным образом, едва сдержался. Промучился какое-то время и взопрел, ничего и не вышло бы, наверное, не припомни вдруг, как открылся энергии во время схватки с утопцем.

Тогда я не только потянул её в себя, но и потянулся к ней сам. И пусть сделал это в полубреду, только сработало ведь? Так почему бы и сейчас не повторить?

И я повторил. И — получилось. Правда, небесная сила не хлынула полноводной рекой, а начала едва сочиться, пришлось добрый десяток ударов сердца ждать, прежде чем её набралось достаточно для полноценной волны и выплеска вовне, но лиха беда начало. Набью руку!

Сосед полагал ровно точно так же.

— Неплохо, — похвалил он меня, когда я вконец запыхался и повалился на шконку. — Бессмысленно, но неплохо.

Я в сердцах помянул чертей драных, а этот гад ещё подлил масла в огонь:

— Ты лишь расходный материал, тебе даже адептом не стать!

Но всерьёз разругаться мы не успели, помешало появление давешней парочки. Хмурые парни собрали посуду, погрузили её на тележку и погасили фонарь, после чего отправились восвояси.

— Не дуйся, Серый! — прозвучало в полнейшей темноте. — Что бы ни случилось с тобой дальше, от проклятия так и так не стоит ждать ничего хорошего. Согласен?

«Складно лепит», — подумал я, вздохнул и спросил:

— Звать тебя как, соседушка?

— А что у камеры написано? — усмехнулся в ответ молодчик.

В темноте было не разобрать, но я прекрасно помнил это и так.

— Единица там нарисована.

— Верно. Первая камера. Вот и зови меня Первым.

Я фыркнул.

— Так вот, Серый! — продолжил свои увещевания сосед. — Давай заключим сделку. Я прямо сейчас объясняю, как остановить распространение порчи, а ты кое-что сделаешь для меня в будущем, если тебя задействуют как учебное пособие для воспитанников.

Убеждённость собеседника в своей правоте изрядно покоробила, но собачиться с ним я не стал и вместо этого уточнил:

— А если я воспитанник на карантине?

Первый хмыкнул.

— Тогда тебе повезло, проклятие вычистит приютский врач. Не будешь мне ничего должен.

— Даже так?

— Вот такой я безотказный рубаха-парень!

Но я соседу не поверил, начал обдумывать ситуацию и вертеть её с разных сторон, потом сказал:

— Воспитанники наверняка присягают приюту. Помогу тебе — стану клятвопреступником, нарушу слово — и всё равно им стану. Куда ни кинь, всюду клин, а раз так — зачем рисковать?

Сосед по каземату рассмеялся.

— Я бы мог сказать, что первое слово дороже второго, но дело вовсе не в этом. — Он залязгал цепью в темноте, устраиваясь поудобней. — Просто если ты и вправду воспитанник на карантине, то сюда уже не вернёшься и никак помочь не сможешь. Ни к чему навешивать на человека обязательства, которые невозможно исполнить. Такое не по мне.

И вновь я надолго задумался. Улёгся на шконку, устроил голову на подушке, укрылся колючим одеялом, и лишь после этого сказал:

— Для начала ответь на один вопрос.

Сосед понимающе уточнил:

— Интересует, что придётся сделать?

Но нет, волновало меня совсем иное.

— Кто ты такой и что натворил? — спросил я. — Не хочется, понимаешь ли, посодействовать побегу чернокнижника, у которого руки по локоть в крови.

— Похвальная принципиальность! — рассмеялся Первый. — Нечасто встречается в наши дни.

Я всего лишь опасался, что меня запытают до смерти, выясняя обстоятельства побега тайнознатца-душегуба, но переубеждать соседа в любом случае не стал.

— Ну так что? — поторопил его вместо этого.

— Поверишь на слово?

— Может, и поверю. А узнаю, что соврал, сделке конец.

— Замётано! — рассмеялся сосед. — Не могу сказать, будто совсем уж безгрешен, но упекли меня сюда из-за того, что не желал следовать общему пути возвышения и пытался найти собственную дорогу на небо.

Я не удержался и вздохнул.

— Вот прямо за это тебя и повязали, да?

— Нет, обвинили в том, что практикую тайное искусство, не пройдя ритуал очищения. Почему так получилось, расскажу в другой раз…

— Нет-нет-нет! — перебил я соседа. — Сейчас! А то вдруг ты невинных младенцев в жертвы приносил!

Тот фыркнул.

— Что за глупость⁈ — Но упрямиться не стал и после недолгой паузы произнёс: — Ладно, чего уж теперь? Слышал ведь высказывание, будто проще верблюду пройти через игольное ушко, нежели живому попасть в небесные чертоги? Так вот: Лестница возвышения неспроста называется «тридцать семь ступеней до неба». До неба. Не на небо. Хочешь идти дальше — придётся умереть. А я не желаю вознестись на небо бестелесным духом. Я намереваюсь повторить путь Царя небесного во плоти!

Сосед запросто мог придуриваться, и я решил копнуть чуть глубже.

— И чем же тебе помешал ритуал очищения?

Первый ответил с нескрываемым презрением.

— Ритуал очищения — для слабаков. Для тех, кто не способен контролировать свой талант! Для тех, чья воля недостаточно сильна! Это маленькая смерть, которая выхолащивает дух, вычищает из него саму суть жизни и рвёт связь с телом! Царь небесный шёл другим путём!

Мне возвышение и даром не сдалось, я просто хотел стать тайнознатцем, поэтому в бредни соседа вникать не стал и задал новый вопрос:

— Так ты сектант?

— Нет. По дороге возвышения пройдут лишь одиночки. Таков путь!

Я вздохнул и сказал:

— Ладно, выкладывай, что придётся делать. Обещаю никому ничего не говорить, если вдруг откажусь.

— Очень меня этим обяжешь, пусть даже наши гостеприимные хозяева уже и предприняли решительно все меры, дабы помешать мне с ними распрощаться! — Первый коротко хохотнул и продолжил: — Я обладаю талантом астрального странника, но для побега недостаточно избавиться от кандалов, нужно осознавать, откуда именно ухожу и что находится кругом. Понимаешь?

— Нет, но ты продолжай.

— Выведут отсюда — считай шаги до поворота, и от поворота до лестницы. Запоминай число ступеней, ширину и длину двора, коридоры и аудитории. Самое главное, конечно, это источник силы и его якоря, но едва ли тебя к ним допустят.

— И чем тебе это поможет? — озадачился я.

Послышался едва слышный стук, словно Первый постучал пальцем по своему виску.

— Нужно составить план. Без этого никак.

Он определённо темнил и недоговаривал, но мне было плевать.

— Это я сделаю. А что с проклятием?

— Слово?

— Слово, — подтвердил я.

Первый рассмеялся.

— Уж поверь, у тебя не будет возможности сдать назад. Я знаю превеликое множество похабных песенок, и у меня лужёная глотка. Попробуешь юлить, буду распевать их ночи напролёт. Точно свихнёшься!

— К делу! — поторопил я его.

Сосед тянуть кота за хвост не стал и сказал:

— Тебе надо развить внутреннее зрение и научиться отслеживать потоки энергии. Не ощущать их волной тепла, а видеть. Ну или хотя бы чувствовать достаточно чётко, чтобы вычленить отклонения от нормы — всё иного цвета, слишком холодное или горячее. Это понятно?

— Не очень-то.

— Ничего сложного в этом нет. Не станешь отлынивать, справишься за седмицу, самое большее — за две. После этого начнёшь не просто прогонять энергию по телу, но и вымывать ею всё инородное. От проклятия так легко не избавишься, твоя задача — собрать все его метастазы в одном месте и не позволять разрастаться дальше.

— Чего собрать⁈

— Щупальца.

— А потом? Так и держать их всю жизнь?

— Разживёшься деньжатами — из тебя любую пакость выжгут. — Первый помолчал немного, потом сказал: — Ну или сам справишься. Только понадобится чёртова прорва энергии. Без доступа к источнику или мощному алхимическому накопителю даже не пытайся.

— А…

— Пока хватит! — оборвал меня сосед. — Для начала разберись с внутренним зрением!

Я беззвучно ругнулся и вновь открылся небесной силе, начал впитывать её, прогонять по телу и выплёскивать, а заодно пытался заглянуть в себя и уловить присутствие чего-то инородного. Пытался и не мог.

Да всё со мной в порядке, черти драные! Ещё б только не нога…


Завтрак нисколько не разочаровал, обед и вовсе превзошёл вчерашний ужин. Так помногу есть попросту не привык, и после необычайно сытной трапезы начало клонить в сон. Мне бы энергию в себя тянуть, пока травяной отвар благотворное влияние оказывает, а вместо этого зеваю и глаза разлепить не могу.

Я поглядел-поглядел на Первого, да и начал по его примеру разминаться, подпрыгивать, качать пресс, отжиматься и подтягиваться, ухватившись за прутья решётки — благо все эти гимнастические упражнения были прекрасно знакомы: отработал их, когда думал податься в акробаты. В итоге удалось разогнать кровь, перестал клевать носом.

Так дальше и пошло: ел, спал, развивал дух, укреплял тело. Наращивал приток энергии и увеличивал стабильность её поступления, заодно пытался разобраться с внутренним зрением. Упражнялся, упражнялся и упражнялся. Уделял этому всё свободное время, лишь бы только не думать о Рыжуле, Луке, Хвате и остальных. Раскрывался небесной силе и впитывал её до тех пор, пока не начинала идти кругом голова. Заявившийся седмицу спустя в казематы приютский врач оказался моими успехами всецело доволен.

— Поздравляю, юноша! Вы далеко не безнадёжны! — объявил он после того, как изучил меня через пластину алхимического стекла и окуляры странных очков. — Вот вам новое задание: не просто выталкивайте из себя энергию, а собирайте её у солнечного сплетения и уже лишь после этого равномерно распределяйте по телу. Лучезар, прибери линзы!

Ассистент врача принял у него очки, вынул разноцветные стёкла и вернул их в шкатулку, тогда-то и послышался знакомый скрип: нам доставили обед.

Паренёк посильнее натянул на лицо капюшон хламиды, подхватил саквояж и поспешил на выход, но только начал протискиваться мимо каталки, и черноволосый молодчик втихаря поставил ему подножку, а после ещё и бросил недовольно:

— Осторожней давай!

Посмеиваясь, Овод взял лужёный судочек и тотчас выронил раскалившуюся посудину, разлив суп.

— Ах ты… — зашипел он было на поквитавшегося с ним юнца, но вмиг заткнулся, стоило обернуться на шум врачу.

— Это что ещё такое? — угрожающе произнёс зеленоглазый франт, и мягкости в его голосе не осталось ни на грош.

— Делов-то — без первого остался… — пробурчал Овод, дуя на обожжённые пальцы.

— Не пойдёт! — отрезал врач. — Живо на кухню! Бегом!

Молодчик со всех ног метнулся прочь по коридору, а его конопатый товарищ раздал нам судочки и утянул каталку вслед за врачом.

— Всё даже интересней, чем я думал, — озадаченно пробормотал Первый, когда мы остались вдвоём. — Уж не знаю зачем, но тебе поручили сформировать зачаток главного меридиана.

— Это что? — поинтересовался я.

— Излив ядра, — не слишком-то и понятно пояснил Первый, а расспросить его помешал вернувшийся со второй порцией супа Овод. Протереть пол ему и в голову не пришло, сразу куда-то утопал.

Я занялся похлёбкой и озадаченно хмыкнул.

— Даже странно, что простой врач так гоняет слуг.

— В приютах не бывает простых врачей, — усмехнулся Первый. — Да и эти обалдуи не слуги, а воспитанники.

— В самом деле? — удивился я и в несколько глотков допил успевший остыть отвар. — А чего они ишачат тогда?

— Перестарки! — презрительно бросил в ответ сосед по каземату. — Застряли здесь и содержание отрабатывают.

После кружки травяного напитка меня бросило в жар, и заполонявшая всё кругом небесная сила стала ощущаться куда явственней обычного, не сказать — острее. Я открылся ей и начал впитывать всем телом, пытаться собрать в районе солнечного сплетения и только лишь после этого выталкивать вовне.

Впитывать и выталкивать получалось, собирать — нет. Просто даже до конца не представлял, как к этому подступиться. Разговор увял сам собой, но толком позаниматься я не успел: вновь послышался знакомый скрип, пришлось стряхивать оцепенение и вручать давешней парочке молодчиков пустые судочки. Но только лишь этим сегодня дело не ограничилось.

— Руки высунь! — потребовал Овод, а после поправил меня: — Да не так, дурень! В одну ячейку!

Он притащил с собой ручные кандалы, которые на моих запястьях и защёлкнул. И сразу — будто в ледник спустили. Согревающее присутствие небесной силы сгинуло в один миг, стало зябко.

— Зря, — сказал мой сосед и улёгся на шконку.

— Пасть захлопни! — угрожающе рыкнул Овод и принялся отпирать навесной замок. Снял его, распахнул решётку и скомандовал: — Выходи!

Я шагнул в коридор, озадаченно позвякивая короткой цепочкой кандалов. Металл неприятно холодил кожу, захотелось поскорее от этой пакости избавиться, но никаких защёлок на браслетах не обнаружилось, они казались цельными.

— Приберись тут! — потребовал молодчик, а когда его конопатый напарник протянул мне швабру, перехватил её и отставил к стене. — Нет! Пусть лижет! Давай, сожри всё с пола! Чтоб блестело!

Накатило бешенство, и я потянулся к небесной силе, но ни впитать её, ни даже вдохнуть не смог. Браслеты обожгли запястья холодом, на металле проступили какие-то символы, а сам он будто бы стал тяжелее и потянул вниз согнутые в локтях руки.

Даже так? Ну-ну…

Черноволосый молодчик был со мной одного роста, но заметно шире в плечах, я глянул ему в глаза и спросил:

— А если нет?

— Всё равно сожрёшь! — мерзко осклабился тот и поднял немаленьких размеров кулак. — Только тогда мы сначала повеселимся!

Манерой держаться он напомнил мне Гусака, а тот никогда не упускал возможности развлечься за чужой счёт. Этот — такой же.

Я наступил Оводу на ногу, ухватил за грудки и рванул на себя, одновременно качнулся вперёд и со всего маху боднул самодовольную харю, лбом рассадив нос. Без промедления оттолкнул молодчика — тот не удержал равновесия и рухнул навзничь. Его конопатый приятель вскинул руки, и воздух перед ними расцвёл оранжевым сиянием, повеяло лютым жаром. Ухватив отставленную к стене швабру, со всей силы ткнул ею неофита и — не достал!

Деревянная ручка вспыхнула и на добрую треть осыпалась невесомым пеплом, будто скуренная в одну глубокую затяжку самокрутка!

Впрочем, хватило и этого: парень испуганно отшатнулся от всполоха бесцветного огня и упустил приказ, сияние разом погасло. Я тотчас шагнул к нему и вколотил обгорелый и от этого чуть заострённый конец палки во внутреннюю часть бедра — туда, где не так много мышц. Засадил лишь на полвершка, но конопатый взвыл, зажал ладонями рану и на одной ноге поскакал прочь.

— Караул! На помощь!

Мне бы нагнать его и приголубить по голове, да только с пола уже начал подниматься Овод. В уличных драках правило одно: начал — доводи до конца, и я бы довёл, просто не успел. Только замахнулся окровавленной на конце палкой, и враз сдавило всего, словно живьём в могилу зарыли, а в носу нестерпимо засвербело от запаха раскалённой пыли. Ни вздохнуть, ни пошевелиться.

— Говорил же — зря! — послышалось из соседней камеры, а миг спустя меня подбросило в воздух и со всего маху впечатало в стену.

Черти драные, больно-то как!

Загрузка...