Адепт не хуже прочих

Глава 24

Заряна так никуда и не ушла, корпус мы покинули с ней на пару.

— Приходи сегодня в гости, — предложила барышня и добавила: — Беляна будет рада.

Стоило бы, наверное, спросить: «А ты?», но я лишь кивнул.

— Хорошо.

— Расскажешь нам, как снёс зачарованные доспехи, — объявила Заряна, взяв меня под руку. — Это было потрясающе!

— Ничего особенного. Просто тренировался.

— Вот и расскажешь!

Мы двинулись на поиски площадки, где наш отряд должен был осваивать приказы воспламенения и тушения, а по пути наткнулись на упражнявшихся со шпагами учеников. Преимущественно отрабатывали удары и стойки дворянчики, но занимались тут и юноши в школьной форме. На фоне своих благородных однокашников они даже с зачарованным оружием в руках смотрелись откровенно жалко, и я вдруг подумал, что во время обучения у Горана Осьмого точно не было собственной шпаги, поэтому-то он её и купил. Ещё и отказывал себе во всём ради этого, поди.

С чего это взял — не понял и сам.

— Всё хорошо? — забеспокоилась Заряна, непонятным образом уловив охватившее меня раздражение.

Ответить я не успел — окликнул Цареслав.

— Присоединяйся к фехтовальному клубу, боярин! — предложил он, демонстративно игнорируя мою спутницу, и ухмыльнулся. — Или потерял фамильный клинок? — Дворянчик ловко махнул рукой и в той сама собой возникла шпага. — Мой всегда со мной!

Все как по команде разразились одобрительными возгласами, а кто-то даже зааплодировал, да мне и самому с превеликим трудом удалось сохранить презрительно-невозмутимое выражение лица. Трюк не просто удивил, а прямо-таки поразил до глубины души.

Обожаю фокусы!

— Мой тоже, — холодно и отчасти даже двусмысленно ответил я и повёл Заряну дальше.

Когда фехтовальная площадка осталась далеко позади, барышня не выдержала и спросила:

— У тебя есть привязанный к атрибуту клинок? — округлила она глаза. — Покажешь?

Ни доставать вновь примотанный к бедру ампутационный нож, ни тем паче растолковывать смысл скабрезной шутки о совсем другом клинке я не стал, вместо этого высвободился и достал пятиалтынный.

— Гляди!

Стиснул кулаки, сделал вид, будто напрягся, и разжал пальцы. Монета перекочевала из правой руки в левую.

— Магия!

Заряна округлила глаза.

— Не может быть!

Я повторил фокус, и барышня рассмеялась.

— Лучезар, никакая это не магия! Ты меня дуришь!

— Почему это?

Девчонка замотала головой.

— Нет-нет-нет! В астрале не разрушается только золото, серебро и зачарованная сталь!

— Так монета серебряная!

— Но не чистое же оно! Это сплав с медью! — легко срезала меня Заряна. — Брось, Лучезар! Как ты это делаешь?

Я вновь стиснул кулаки, тряхнул руками, а когда разжал пальцы, на ладонях лежало по монете. После заставил их исчезнуть обе сразу.

— Да ты фокусник! — восхитилась барышня, будто и не была колдуньей. — А что ещё умеешь?

Пока искали соучеников, я успел показать все те трюки, какие только знал, ну а потом пришлось демонстрировать уже совсем иные свои таланты. Незнакомый наставник опоздавшим, пусть даже и по уважительной причине, абитуриентам спуску давать не стал и погнал отрабатывать приказ воспламенения.

Я загодя потянул в себя небесную силу, вышел на свободную позицию и вскинул руку. Напитал форму атрибута энергией и с ладони сорвалось оранжевое пламя.

Нагрев и насыщение? Всё так!

Увы, струя огня только дотянулась до каменного столба и сразу уменьшилась вдвое. И я не стал пыжиться, незамедлительно свои чары развеял. Мало того, что в пару ударов сердца весь набранный запас энергии израсходовал, так ещё и руку будто ошпарило. Нет, при необходимости мог бы и дальше жечь за счёт притока небесной силы, но — больно.

— Вот об этом я и толковал! — указал на меня наставник. — Никакой атрибут, никакой аспект ничего не значат, если у вас не сформированы меридианы! На одной только закалке тела далеко не уедешь — вы попросту не способны раскрыть свой потенциал!

И так далее, и тому подобное раз за разом, круг за кругом. На колу мочало, начинай сначала.

Наставник говорил правильные вещи, но я очень скоро утомился его слушать и приступил к своим обычным упражнениям — удерживал десять счётов сгусток небесной силы, после прогонял её по правой руке в попытке прорабатывать меридиан. Когда утомился, то достал пятиалтынный.

Вспомнил, как ловко извлёк из воздуха шпагу Цареслав, как достал невесть откуда приблудного духа вредный дядька и как проделал оное сектант в Яме.

Все они работали с астралом. Я и сам невольно провернул нечто подобное, когда тянул в себя на болоте небесную силу, а притянул потустороннюю тварь. То ощущение неправильности ничуть не ослабло со временем, извлечь его из памяти удалось безо всякого труда. И ещё я сосредоточился на искажениях, которые неизменно порождало вышвыривание духов прочь.

Где бы ты ни был, небо — рядом. До него рукой подать, просто дотянуться способен не всякий. Получится ли у меня?

Я вобрал в себя энергию, укрепил ею свою волю и попытался вытолкнуть монету в астрал, чтобы тут же другой рукой вырвать серебряный кругляш обратно.

Толчок-рывок! Толчок-рывок! Толчок!..

И я поймал то особенное ощущение неправильности, напитал его небесной силой и впечатал своей волей в реальность! Правый кулак опустел, а миг спустя левую ладонь обжёг холоднющий металл. Пальцы разжались, на песок упала покрытая зелёной коркой монета.

«Чистый убыток», — мысленно посетовал я, но внутри всё так и задрожало от восторга.

Фокус удался!

Впрочем, помимо возбуждения потряхивать меня начало ещё и от усталости, так что повторять этот трюк со скальпелем я не рискнул, вместо этого перебрался поближе к Дарьяну и потеребил книжника за плечо.

— Даря, ты что-нибудь о привязке зачарованных клинков к атрибуту знаешь?

— Нет.

— Так узнай.

Дарьян округлил глаза.

— Да где же?

— В библиотеке, — подсказал я. — Там от умников не протолкнуться, вдруг что и подскажут? Поспрашивай, в долгу не останусь.

Паренёк нехотя кивнул, и я расплылся в довольной улыбке.

Обожаю фокусы! Талант к ним у меня в крови!

Настроение испортил Златобор. Пересеклись мы с ним во дворе третьего корпуса, и если я внимания на толковавшего о чём-то с парочкой внутренних учеников юнца не обратил, то он меня окликнул:

— Эй, боярин!

— Чего тебе, лавочник? — отозвался я, остановившись.

Златобор побагровел.

— Я из купцов! — отчеканил он и только лишь этим не ограничился. — И ты шибко-то нос не задирай! В школе по усердию и способностям людей оценивают!

— Ещё и юродивый! — покачал я головой. — Как есть юродивый!

На нас начали оборачиваться, и уж не знаю, что намеревался сказать Златобор изначально, но тут стиснул кулаки и выпалил:

— Не задавайся, боярин! Не задавайся! Водишься с бесовским отродьем и всяким сбродом — точно ведь и сам не без изъяна!

Может, он даже о произнесённых сгоряча словах пожалеть успел, да только что с того? Такое не то что боярин, самый распоследний дворянчик безнаказанным бы не оставил. Это даже я, безмерно далёкий от всех правил чести, враз сообразил, и потому шагнул вперёд, чтобы наотмашь врезать Златобору по лицу тыльной стороной ладони. У дурня аж голова мотнулась.

— Не лавочнику о чистоте крови рассуждать! — заявил я во всеуслышание, а миг спустя в происходящее вмешался приглядывавший за порядком во дворе наставник.

— Эй! — крикнул молодой человек и двинулся в нашу сторону. — Вы чего тут устроили⁈

Златобор прижал к щеке ладонь и обернулся за поддержкой к парочке учеников, с которыми беседовал до того, но тех уже и след простыл.

— Ну? — чуть подался я вперёд. — Повторишь свои слова или кишка тонка?

Жалобу на рукоприкладство Златобор подавать не стал. Уверил наставника, что претензий ко мне из-за случившегося недоразумения не имеет и убрался со двора, а я отправился в трапезную.

Умею друзей заводить — что есть, то есть.

После обеда я навестил школьного казначея. Тот неожиданному визиту нисколько не порадовался и при моём появлении отчасти даже насторожился.

— Что-то не так, Лучезар? — спросил дядечка, отрываясь от изучения стопки каких-то, вне всякого сомнения, крайне важных бумаг.

Я примостился на краешек шаткого и скрипучего стула, покачал головой.

— Всё замечательно! На курсы мыслеречи к наставнице Купаве записался.

— Видел счёт. Одобряю.

— И состояния внутреннего равновесия достиг.

— Мои поздравления!

— А дальше что?

Вопрос поставил казначея в тупик.

— И почему же вы спрашиваете об этом меня?

— А кого ещё? — хмыкнул я. — Наставника Синеока или профессора Сивера? Так первый полное ничтожество, а второй пошлёт на закалку к источнику.

— И будет прав! Закалка — это чрезвычайно важно! Пусть она в некоторой степени усложнит формирование меридианов, зато позволит существенно повысить их стабильность, а в перспективе и пропускную способность.

— Закалка — это замечательно, — кивнул я, не став упоминать о чрезвычайной дороговизне посещения школьного источника, — но ею невозможно заниматься круглые сутки напролёт, а топтаться на месте не хочется.

Казначей вздохнул.

— Вы и не топчетесь, Лучезар! Вы и не топчетесь! — Он один за другим загнул большой и указательный пальцы. — Достижение внутреннего равновесия и принятие атрибута — вот две ступени на пути от адепта к аколиту, которые вами уже преодолены. И, прежде чем браться за прожиг исходящих меридианов, следует сформировать полноценный излив ядра. На это и направьте свои усилия, ведь на медикаментозную поддержку в вашем случае рассчитывать, увы, не приходится.

Я смерил лысоватого дядьку хмурым взглядом.

— В самом деле?

Ответом стало покачивание головой.

— Увы, с этим вам придётся справиться самостоятельно. И да — через некоторые ступени не перепрыгнуть. Если формировать исходящий меридиан и оправу можно параллельно друг другу, то излив первичен.

Параллельно? Непонятное словечко поставило было в тупик, но я всё же уловил смысл высказывания собеседника и потому нахмурился.

— Но тогда, получается, адепту можно и вовсе не прожигать исходящий меридиан, а оставить это на потом!

— Опасное заблуждение! — уверил меня казначей. — Представляете, какая прорва энергии требуется для формирования ядра? Нет? Так я вам скажу: талант или даже чуть больше! Удержать столько в себе не способен ни один новоявленный аколит. Сцеживать понемногу не выйдет, отсутствие полноценного исходящего меридиана обернётся в лучшем случае тяжким увечьем, а в худшем — летальным исходом!

Что это за исход такой, я спрашивать не стал, понял и так. Вздохнул и поднялся со стула.

— Значит, сначала сформировать излив и только потом приходить за чудо-пилюлями для прожига меридианов?

— Именно так, — кивнул казначей. — Приходите! Жду с нетерпением!

Упражнение по формированию излива было мне прекрасно известно — именно для этого и удерживал у солнечного сплетения сгусток небесной силы, вот только на деле всё оказалось далеко не так просто.

— Это лишь база! — объявил ассистент профессора Сивера, к которому меня направили, когда пришёл за советом на кафедру. — Чем больше энергии сможешь удерживать — тем лучше, но таким образом формируется лишь зачаток излива. Ещё нужно пытаться разделить энергию на два потока. Знаешь для чего?

Я вздохнул и перечислил:

— Излив — это основа ядра. Ядро — главный силовой узел. Узлы дробят энергетические потоки.

Ассистент кивнул.

— Как-то так, да. И вот с разделением энергии на потоки не поможет никакая алхимия. Одна только воля, один только самоконтроль. Лови состояние равновесия, работай с изливом. Нет, есть кое-какие препараты, повышающие ясность рассудка, но… — Он порылся в записях и покачал головой. — Вся алхимия, непосредственно влияющая на тело, пусть даже и чисто укрепляющая, тебе категорически противопоказана. Ты исчерпал резервы организма ещё в приюте.

Я развёл руками, и молодой человек вновь зашелестел бумагами.

— Ничего страшного, закалка у тебя выше средней. Если не будешь филонить, к распределению подойдёшь на пике адепта.

— Не филонить — это прожариваться у источника?

— Да, и самое меньшее дважды в седмицу. С прожигом исходящего меридиана, судя по результатам обследования, проблем у тебя не возникнет, надо только отшлифовать отдельные моменты…

И он пустился в пояснения, от которых у меня начала натуральным образом пухнуть голова. Для формирования ядра адепту требовалось какое-то время удерживать полный талант энергии — это я уже знал, вот только принять этот талант требовалось самое большее за десять ударов сердца. Самостоятельно втянуть в себя столько небесной силы за столь короткий срок не был способен ни один гений, поэтому прорывы в аколиты происходили в непосредственной близости от того или иного источника. Соответственно, на первый план выходила способность адепта не обратиться в прах при наполнении ядра.

— Закалка, закалка и ещё раз закалка! — повторил в итоге ассистент высказывание профессора.

— А как же упражнения по самостоятельному втягиванию энергии? — уточнил я на всякий случай.

— На этом этапе развития они абсолютно бесполезны! — огорошил меня собеседник. — И даже вредны, поскольку отнимают время от действительно важных вещей. Для сотворения приказов и арканов на два-три узла достаточно и того, что способен вобрать рядовой адепт. А ты так и подавно, у тебя приток энергии существенно выше среднего. С точки зрения правильного возвышения, следует как можно скорее сформировать ядро и приступить к тренировкам по его заполнению, в числе которых будут и упражнения по развитию входящих меридианов.

Ассистент профессора рассуждал как человек, в распоряжении которого имеется вся драная вечность, ну или хотя бы просто есть будущее, я же таким похвастаться не мог. Отрастить клыки мне требовалось прямо здесь и сейчас — иначе схарчат.

Так что я остался при своём мнении и вернулся к казначею. Тот выслушал мою просьбу и устало помассировал виски.

— Желаете начать отрабатывать долг школе, как это делают ученики? Собираетесь разносить завтраки по карцеру? — Казначей ненадолго задумался, затем коротко выдохнул: — На кой чёрт?

Я небрежно опёрся на спинку стула для посетителей и улыбнулся.

— Не подумайте, будто мне жалко платить два гроша за минуту работы с зачарованными доспехами на тренировочной площадке, просто от упражнений с ними толку уже не будет. Собираюсь постучать приказами по двери какого-нибудь пустого карцера.

А ещё я намеревался спуститься на нижний уровень казематов, где хватало свободных камер, засесть в одной из них и тянуть в себя небесную силу. С учётом того, сколь сложно там вбирать энергию, лучшего места для тренировок было попросту не сыскать.

Казначей пожевал губами и объявил:

— До первой жалобы и на общественных началах.

— Это как? — нахмурился я.

— Это — бесплатно!

Ответ не порадовал, но мелочиться я не стал, и мы ударили по рукам.

Так дальше и пошло. Вставал ни свет ни заря, доставлял в карцер еду для помещённых под арест учеников и, пока те завтракали, упражнялся в отработке ударного приказа и втягивании небесной силы. Дважды в седмицу, вгоняя себя в немалые долги перед школой, прожаривался у источника, а помимо этого практиковался в мыслеречи и посещал занятия из числа обязательных — полезные и не очень. Ну а время на самоподготовку посвящал формированию излива. Увы, безуспешно. Всякий раз сводило судорогой внутренности и возникало ощущение, будто вот-вот порвусь надвое; всякий раз приходилось сдавать назад.

Но нелюдимым отшельником я отнюдь не стал. В компании парней из бурсы отрабатывал приказ отторжения, а ещё чуть ли не каждый вечер наведывался в гости к Заряне и Беляне. Мы пили чай с удивительно вкусными конфетами или пряниками, играли в карты и перемывали косточки наставникам и соученикам, а ещё я развлекал барышень фокусами. Точнее — развлекать пытался.

Увы, но рано или поздно Заряна и Беляна начинали цапаться из-за какой-нибудь ерунды, а потом дулись и зло пялились не только друг на дружку, но заодно и на меня. При всей внешней непохожести глаза в такие моменты делались у них совершенно одинаковыми, и недобрый прищур не просто раздражал и напрягал, а отчасти даже пугал.

Немудрено, что несравненно больше совместных посиделок мне нравилось общаться с барышнями по отдельности. С Беляной мы при первой же возможности заваливались в койку, на пару с Заряной бродили по облетевшим на зиму скверам, которых на территории школы обнаружилось превеликое множество, и болтали о всякой ерунде, а то и просто молча.

Беляна, к слову, восприняла слова профессора Сивера руководством к действию и чуть ли не всё свободное время проводила у источника, разве что неизменно составляла компанию подружке при походах в танцевальный клуб. Меня — нет, меня затащить туда у Заряны не вышло. Танцевать я не умел, и поскольку точно знал, что отсидеться на диванчике не получится, намёки игнорировал, а прямые просьбы под тем или иным предлогом отклонял.

Впрочем, у девчонок в любом случае от кавалеров отбоя не было. И если за Беляной увивались все подряд, то Заряне знаки внимания оказывали преимущественно внутренние ученики. Точнее — те из них, кто мог позволить себе не обращать внимания на негласный бойкот барышни школьным дворянством и достаточно далеко продвинулся в изучении тайных искусств, чтобы не опасаться банального мордобоя. А вот Зван — нет. Он хоть и оказался, по словам подружек, превосходным танцором, но однажды просто перестал наведываться в клуб. Одновременно охромел и какое-то время болезненно кривился на занятиях, когда требовалось сделать глубокий вдох.

— Его босяки взгрели, — поведал мне Ёрш.

— Серьёзно?

— Ага, Тень на разговор из бурсы вызвал, обратно еле приковылял.

Ответ заставил задуматься, не стоит ли напомнить чернявому живчику о том, что он второй месяц должен миску каши, но Зван у меня особой симпатии не вызывал, так что я лишь спросил:

— Вас-то не задирают больше?

— Не-а! — самодовольно улыбнулся Вьюн. — Мы со Лбом закорешились. Он с Ямы — вообще без царя в голове. Никого не боится, уже трижды в карцере куковал. Держимся вместе, нас не трогают.

Вспомнил я об этом разговоре не просто так, вспомнил, когда на излёте первого месяца полноценного обучения в гости к барышням заглянул франтоватый молодой человек — уверенный в себе, со вкусом одетый и жуликоватый. Был это тот самый тип с дымчатыми глазами, что тёрся в приёмной профессора Жилена.

С Беляной он был знаком, и Заряна обратилась непосредственно ко мне:

— Лучезар, позволь представить тебе Доляна, личного ученика профессора Жилена!

В голове у меня разом соединилось сразу несколько историй, я вскочил со стула и с широченной улыбкой протянул молодому человеку руку.

— Долян? Неужто вы тот самый легендарный предводитель школьных босяков? Ставки, ростовщичество, вымогательства, избиения… О, это так увлекательно!

Рукопожатием меня не удостоили. Долян холодно процедил, что я его с кем-то спутал, и поспешно откланялся, пообещав наведаться как-нибудь в другой раз.

Беляна глянула ему вслед и задумчиво хмыкнула.

— Уверен, что не ошибся? — спросила она.

И тут же в гостиную вернулась проводившая гостя Заряна.

— Ну зачем ты так, Лучезар? — уставилась она на меня с нескрываемым укором. — Это какая-то ошибка!

— Никаких ошибок, — покачал я головой. — Долян. Личный ученик профессора. Старший у школьных босяков.

— Откуда знаешь? — спросила Беляна.

Я пожал плечами и сделал глоток чая. От употребления этого напитка с сахаром барышни меня совместными усилиями отучили, но терпкий вкус начал нравиться и сам по себе.

— Мои соседи по комнате в бурсе — босяки. Рассказали.

Заряна шумно вздохнула.

— Ну из босяков он, и что с того? Это не имеет значения! В школе все равны! У меня мать — ведьма, так что же меня теперь на костре сжечь?

Беляна при этих словах досадливо поморщилась.

— Эмоции добавляют жизни остроты, но лишают разум ясности, — укорила она подружку. — Успокойся и подумай о том, что сказал тебе Лучезар.

— Он об этом и сказал! — взвилась Заряна. — Босяк — значит, обманщик? Босякам нельзя доверять, так?

— Именно, — подтвердил я. — Босяк — значит, обманщик. Босякам нельзя доверять, если ты не из его ближнего круга или он не знает, что в случае чего пойдёт на корм ракам.

— Это предубеждение! Каждый в школе получает шанс начать новую жизнь!

— Но не все им пользуются, — ухмыльнулась Беляна. — Лучезар же неспроста сказал, что Долян не из босяков, а что он у босяков старший.

— Именно, — кивнул я. — Он мог распрощаться с прошлым, а вместо этого остался тем, кем был, и не даёт начать новую жизнь остальным. Собрал вокруг себя отребье и подминает каждого пробившегося в школу босяка. По сути, ворует их будущее.

Заряна подбоченилась.

— Я не верю!

— Не собираюсь ни в чём убеждать, просто спроси Звана, почему он перестал ходить на танцы.

— Спрашивала! Он ногу подвернул!

Я закатил глаза и вздохнул.

— А с рёбрами у него что случилось? Не обратила внимание, как он седмицу бок берёг? Думаешь, не только подвернул ногу, но ещё и упал неудачно?

Барышня шумно задышала и ожгла меня злым взглядом. Недоброе поблёскивание янтарных глаз никакого впечатления не произвело, а вот бурно вздымавшаяся грудь впечатлила и ещё как. Даже отвернуться пришлось.

— Я поговорю со Званом! — объявила Заряна. — Прямо сейчас!

Думал, подружка начнёт отговаривать её от похода в бурсу, но черноволосая пигалица с довольным видом рассмеялась.

— Правильно, дорогая! Никому нельзя верить! А ну как Лучезар подговорит Звана оклеветать твоего симпатичного мальчика.

— Не говори ерунды! — отмахнулась Заряна. — Просто хочу, чтобы это недоразумение как можно скорее разъяснилось!

Она поспешила в прихожую, а я вдруг получил кулаком под рёбра. От боли аж дыхание перехватило.

— В другой раз меньше на её титьки пялиться будешь! — прошипела Беляна, прежде чем последовать за подругой.

Я в долгу не остался и ответил хлопком пониже спины. Черноволосая пигалица ойкнула от неожиданности, но возмущаться не стала, ещё и соврала обернувшейся подружке, будто оступилась.

Много времени сборы не заняли, мы оделись и поспешили в бурсу. И, надо сказать, Заряну разговор со Званом откровенно расстроил. А ещё — разозлил.

— Нет, ну какой подлец! Подумать только, какой подлец! — возмутилась очень уж впечатлительная барышня, вернувшись во двор. — Понимаю — пригрозить! Понимаю — поколотить или на дуэль вызвать! Но подручных подослать, чтобы они человека втроём избили? Зачем? Да Долян бы и сам справился! Он же аколит!

— Он босяк! — отрезал я. — А старшему у босяков невместно руки пачкать. Грязную работу поручают тому, кем можно пожертвовать.

— Слова ему больше не скажу! — объявила Заряна. — Беляна, идём!

Я одних барышень не отпустил, проводил их до дома и лишь после этого вновь потопал в бурсу. Шёл и напряжённо вглядывался в тёмные провалы подворотен и глухих переулков. Руку держал на рукояти скальпеля, но вернулся к себе без приключений.

Босяков в комнате не было, только читал у растопленного камина Дарьян.

— Глаза испортишь! — предупредил я книжника, крутанул в руке ампутационный нож и уточнил: — С привязкой артефакта так и не разобрался?

Дарьян оторвался от книги и озадаченно заморгал.

— Так говорил же: в него следует поместить частицу атрибута!

— Как? — спросил я, поскольку ни одна из попыток провернуть нечто подобное успехом не увенчалась.

— Не знает никто, — развёл руками книжник. — А кто знает — помалкивает. И книги нужные мне пока не дают.

Я выругался и кинул скальпель на койку, а только плюхнулся рядом и обратил внимание на невесть откуда взявшийся на моей тумбочке конверт.

— Это что?

Дарьян в ответ покачал головой.

— Понятия не имею. Когда пришёл, он уже лежал.

Я озадачено хмыкнул, взял послание и обнаружил, что на том затейливым почерком выведено: «Лучезару из семьи Серебряного всполоха, младшей ветви рода Огненной длани». Сургучную печать отмечало изображение объятой пламенем пятерни, и стало ясно, что это прорезались «родственнички».

Вот только я не Лучезар, мне до их посланий дела нет. Опять же — чужого не беру.

Конверт отправился прямиком в камин, где и полыхнул синим пламенем.

— Ты чего? — удивился Дарьян.

Я лишь отмахнулся и вновь уселся на койку. Ощутил лёгкий зуд в кончиках пальцев левой руки, глянул на ладонь и с изумлением обнаружил, что по коже разбегаются пурпурные прожилки. Миг — и они дотянулись до запястья, начали оплетать его жутковатым узором, свились в жгут и поползли вверх по жиле.

Черти драные, отравили!