Библиотека литературы Древней Руси. Том 15 (XVII век)

Во граде Киеве бысть при старосте,

При великом князе Манамахе Владимеровиче[766],

Был богатырь стар добре,

Больши ему девяноста летъ.

Да охочь был до потехи кречятные[767],

Не покинулъ он потехи и до старости.

Лучилось ему выехать с красным кречятом[768]

На празникъ на Усекновение чесныя главы Ивана Предотечи.[769]

И не доежаючи быстра Непра Слаутича,[770]

Наехалъ на малой заводи многия лебеди.

И богатырь тому учал дивитися:

«На той на малой заводе не наеживал

Я ни гусей, ни утят, ан нынеча

Вижу многия лебеди — а все то не даром.

Поеду, поеду посмотрю быстра Непра Слаутича».

И приезжает Сухан ко быстру Непру Слаутичю,

А ужь Непръ река смешалась з желты пески.

И Сухан стал, задумался.

Ажно по заречью ездит человекъ,

А волочит за собою копье с прапором[771],

Да вопит громко голосомъ:

«Ой еси, Сухан Дамантьевичь!

Ты славен в Киеве велик богатырь,

А по ся местъ[772] не ведаешь:

Ужь тому девятой день какъ перевозитца

Через быстрой Непръ царь Азбукъ Товруевичь,[773]

А с ним 70 царевичей,

А со всяким царевичем

По семидесяти по две тысячи.

В правой руке и в левой,[774]

И в сторожевом полку не успел сметить[775].

Добре с ним людей много, бес числа.

И наши прародители темъ царем служивали

И царьские приходы весно чинили,[776]

И вам, богатырем, в Киеве было ведомо».

Да молвилъ слово и поехал прочь.

И Сухан стал, закручинился,

И мечет кречата с руки далече,

И рукавицу о землю бросает.

Не до потехи стало Сухану кречатные,

Стало до дела государева:

«По грехомъ есми запросто выехал,

Саадака[777] и сабли нет на мне

И никакова ратнова оружия.

Поехать мне х Киеву для ратнова оружия —

И богатырей в Киеве умножилось,

И в правосте своей под старость

Не прослыть сиротиною».

И поехалъ Сухан ко дуброве зеленой,

И наехал сыр-зелен падубок[778],

Да вырвалъ ево и с кореньемъ,

Да едет с ним не очищаючи.

И как выезжает из добровы зеленые,

А не белоей каменье на горах белеются,

Белеютца доспехи ихъ во всех полках.

И некак богатырю людей сметить.

Учал богатырь Богу молитися:

«О, царице Богородице!

Утоли стремление безумъное,

Смири сердце нечестивое.

Похваляся бусуръман и горъдъ пошел

Пленить земълю Рускую,

Разорить веру крестьянъскую,

Разърушить место церкви Божии,

Осквернити место чюдотворное.

О, царице Богородице!

По грехом есми запросто выехал,

Саадака и сабли нет на мне,

Никакова ратнова оружия.

Только у меня сыр-зелен падубокъ,

И тово мне очистить нечем».

Учал богатырь плакати

И горячи слезы ронить.

Загаркал, напустил на них:

Свищет падубокъ в руке богатырской,

Ломаются древа копейные,

Щепляются щиты татарские,

Валяются шоломы их

З головами татарскими.

И учали татаровя острог ставить,

Одернулися[779] телегами ординъскими.

А говорит Сухан Дамантьевичь:

«Которые татаровя на Руси не бывали,

Те про Сухана не ведают,

И оне у товарищев своихъ слыхали в ордах смолода.

А ныне, а ныне со мною

Они без городу[780] не умеют битися!»

Кольнул Сухан под собою коня

Острогами булатными,

Конь ево скочил через телеги ордынские,

Стал середи острогу татарскова.

И Сухан бьет татар падубком

На все четыре стороны.

Куды Сухан ни оборотится,

Тут татар костры[781] лежат,

Тех татар всех побилъ.

Да едет Сухан ко быстру Непру Слаутичю на берегъ,

Да вопит громко голосомъ:

«Царь Азбукъ Товруевичь!

Вели меня подождати малехонко,

Яз тебе ис Киева вывезу поминки многия

От царя и великаго князя Владимера,

И всемъ твоим князьямъ, и татаровям,

И мурзам, и улановям без выбору.

По грехом есми запросто выехал:

У падубка коренье обломалося,

Одно лишь осталось обломчишко».

Да молвил слово, поплыл за быстрой Непръ.

Царь Азбук, видя свою неминучюю,

Убить богатыря нечим,

Велелъ зарядить три порока,[782]

А въ пороке по рогатине.

И скоро мечютца к оврагу глубокому,

И заредили борзо три порока,

А в пороке по рогатине.

И Сухан переплыл через быстрой Непръ,

Не переехал скоро с обломчишкомъ на берег.

И татаровя ис порока стрелили да грешили[783],

Из другова стрелили — грешили,

Из третьева стрелили — убили богатыря

Против серца богатырскова,

Отрезали коренье сердечное.

И богатырь забыл рану смертную,

Загаркал, напустил, да и техъ побилъ всех татар.

И богатырь узънал рану смертную,

Учал борзо спешить ко граду

- — - — - — - — - — - —

Узрел на Сухане рану смертъную,

И послал по лекари многия,

И у Софеи[784] велел молебны петь за Суханово здоровье.

И учал государь Сухана жаловать

Своимъ жалованным словомъ:

«Сколько тебе, Суханушъко, городов и вотчин надобе,

Темъ тебя пожалую за твою великую служъбу».

И Сухан государю бьет челом:

«Дошло, государь, не до городов, ни до вотчин.

Дай, государь, холопу жалованное слово

И прошенье последней».

Молвил слово, в том часу и умолкнул.

Не злата труба вострубила,

Восплакала мать Суханова:

«Хотя тебя, Суханушко, звали бражником,

И охочь был пропиватися,

А ныне ты над собою, видишь, совершенье учинил.

Не о том я плачю, что вижу тебя смертнаго,

Плачю я о твоем доротъцве[785] во истинной храбърости,

Что еси дорос человечества,

Умеръ на служъбе государеве».

И отънесла ево в пещеру каменну:

«Тут тебе, Суханушко, смертной животъ во веки».