Библиотека литературы Древней Руси. Том 15 (XVII век)

Бысть во Цареграде царь Михаил, благочестивъ и славенъ зело во всех странах. И родися у него конь велми чюденъ и грозенъ. И нихто на него не смеяша сесть, царь на немъ не ездиша, в железной конюшне стояше, повинных[1455] к нему меташе. И повелелъ царь Михаил во Цареграде клич кликать: «Хто б царевъ конь укротилъ, чтоб могъ ездить царь Михаилъ на чюдномъ и на грозном коне?» И розошлася весть по всемъ градомъ.

Слышав же то Московские области извоздникъ[1456] некто, имянем Василей[1457], и прииде во Царьград. И виде царя Михаила, к вечерне идуща, и воскричал извоздникъ, и рече: «Великий царю Михаил! Яз грозново коня твоего укрочю, что имешь ты, царь Михаилъ, ездить на грозномъ коне!» И слышевъ же то, князи и бояре и отбиша ево прочъ и рекоша: «Али в тою пору во Цареграде нетъ ни в князех, ни боярех, кому укротить грозново коня!»

На утре ж увидевъ извоздникъ царя, к заутрене идуще, и возопил великимъ гласомъ: «Великий царю, яз конь твой излечю, что ты, царь, имешъ на коне ездить». Царь же слышавъ и рече: «Аще так сотворишъ, яз тобя учиню вторымъ царемъ во Цареграде и дам тебе половину Царяграда[1458], и князей, и бояр, и велмож».

Извоздникъ же поклонився царю и поиде к железной конюшне, где конь стоит. И ударивъ кулакомъ по замкомъ — замки все с пробоев долой спадоша. И вниде в конюшъню, и ухватил коня одинова призаромъ[1459] за ухо, и бысть конь кротокъ и смиренъ. И положилъ на конь узду, и оседлал грозново коня. И всед на него и поехал, и объехал около Царяграда трожды. И виде коня тиха и кротка и, приехавъ на царев двор, воскричал громко: «Великий царю Михаил, чюдной конь твой тихъ, и кротокъ, и смирен. Вели на него положить конской нарядъ». Царь же Михаил со князи и з бояры своими видев грозново коня и много дивовася, и повелелъ конской наряд положить. Извоздникъ же рече: «Великий царю Михаилъ, всяди на грозной свой конь, тих и кротокъ». Царь же всяде на конь и поеха по царскому своему двору, князи же и бояря, и велможи много дивяся царскому на коне сиденью и чюдного коня течению.

Царь же Михаил, велми радостенъ и веселъ, повелелъ чюдново коня поставить въ воденой кандуле[1460], а извозднику повелел подле своего царского двора царской двор устроить. И нарекли извозника царемъ.

По немнозе времени извоздника посадиша на царскомъ престоле и платье царское на него возложиша, и венецъ царской на главу ему возложиша, и скипетръ царьской в руку ему дастъ. И дастъ ему половину князей, и бояр, и велмож, и половину Царяграда. И заповеда всемъ, ево повелелъ слушать. Тогда же извоздникъ воцарився и бысть грозенъ велми. Вси князи и бояре, половина Царяграда, славят его во цари всему Царюграду.

Некоторые князи, и бояря, и велможи старого царя благочестиваго, пришед, царю своему рекоша: «Посаженика твоего славят всему Царюграду царем, а тебя, благочестиваго царя, и не слышеть». Царь же Михаил слышавъ и посмеявся, и повелелъ царя Василья, посаженика своего, к себе на пир звать.

На утрий же день оба цари у заутрени и у литоргеи быша. И какъ убо время кушать царю Михаилу, послалъ весть ко царю Василью. А самъ царь Михаилъ сяде на престоле своемъ царскомъ и повелелъ многимъ около себя быти княземъ, и бояром, и велможамъ. Царь же Василей поиде ко царю Михаилу на пир, а с собою не много взяше князей и бояр, и вниде в полату, где царь Михаилъ на своемъ на царскомъ престоле сядя. Царь же Михаил не воста с места своего противу царя Василья, посаженика своего, и повелелъ царю Василью с ноги башмакъ сняти и опять на ногу свою возложить. Царь же Василей рече: «Не подобает царю царя розувать и обувать! Царь царю по достоянию честь воздает». Царь же Михаилъ рече: «Аще не снимешь башмакъ и опять не возложишъ, велю тебя казнить». Царь Василей не могъ ничем отнятца[1461] и сотворил ухищрение: снял башмакъ с ноги и опять возложил. Царь же Михаил востал, сшелъ с престола своего царского и сяде за стол кушать. Царь же Василей исшед во свои хоромы, за стол ко царю Михаилу не пошол.

И пришед в свои хоромы, и начал велми сердитовать, аки левъ ревуще. И повелелъ к себе всем своимъ княземъ и бояромъ быть тотчасъ. Князи ж и бояря все сьехашеся. Царь же Василей начал имъ жаловатца: «Князи и бояря и вси велможи! Царь Михаилъ зазвал меня к себе на пир, яз к нему пришол, и он меня заставил себя розувать и обувать и меня темъ обесчестилъ. И вы мне придумайте, какъ мне отомстить царю Михаилу позор свой». Князи же и бояре, и вси велможи рекоша: «Великий царю Василей! Подобает тот позор отомстить: единому живу быти, а другому мертву». Царь же Василей, слышав, повелел к себе всемъ быть от мала и до велика в третьемъ часу ночи, всемъ вооруженным.

День проиде, бысть ночь. Царь Михаил ляже опочивать, а князи и бояря вси поехаша коиждо[1462] по себе. И бысть третей часъ ночи. Ко царю Василью сьехашеся, царь же Василей, вооружася, поиде на царя Михаила. Ко вратомъ царскимъ прииде, пятьсотъ стрелцовъ побил. На двор вниде, а на крылце и в сенех болши пятисот побилъ. И прииде г дверям полаты царевы, и выломиша двери, и вниде в полату, где царь Михаилъ почивает. И прииде ко царю Михаилу, и вынявъ мечь свой, и хотелъ царю Михаилу главу отсечь. А царь Михаилъ опочивает, а руцы его на выи. Царь же Василей тялъ[1463] мечемъ и отсече обе руце. Царь же Михаилъ проснувся от сна и рече: «Царь Василей! Судитъ тобя Богъ со мною, что ты мне за добро зло воздал!» Царь же Василей ужаснулся и побежал ис полаты вонъ. Изменники же царя Михайловы возвратиша царя Василья и рекоша ему: «Царю Василей! Аще ево ныне не докончаешъ, утре тобе тою же самому смертью умереть». Царь же Василей возвратився в полату и отсече царю Михаилу главу. И повелелъ ево тое ж ночи похоронить по достоянию по царский, бутто своею смертью умер.

А на утрии же день повелелъ столбъ высок сотворить и повелелъ в вечный колокол звонить, чтобы к столбу вси цареградцкие князи и бояре съехалися. Тот же часъ съехалися все. Царь же Василей вниде на столбъ и нача велегласно говорить: «Князи и бояря, и вси цареградцкие мужи! Царь Михаил царьствовалъ во Цареграде единъ много летъ, а меня сотворилъ над половиною Царяграда царемъ, а самъ царствовалъ надъ другою половиною. А ныне царь Михайло преставился, и яз его похоронилъ чесно. И вы кого выбираете на другую половину во цари?» Князи ж и бояря, и вси цареградцкие мужи рекоша: «Царю Василей! Коли царь Михаилъ преставился, кому другому быть? Ты единъ царь, буди надо всемъ Царемъградомъ царь». И всему Царюграду прославиша царя Василья царемъ. Царь же Василей, извозъдникъ, всемъ Царемъградомъ владея многое время.

КОММЕНТАРИЙ

«Слово о благочестивом царе Михаиле» создано русским автором в середине XVII в. и является одним из первых опытов свободного варьирования на исторические темы. Автор прекрасно ориентируется в греческих хрониках — в том виде, в каком к середине XVII в. они существовали на Руси. Судя по ряду деталей, автор пользовался, скорее всего, русским переводом Хроники Георгия Амартола (возможно, что он знал ее лишь по какой-либо из древнерусских исторических компиляций).

Герой повести византийский царь Михаил (842—867) был известен древнерусскому читателю по хроникам Зонары, Георгия Амартола, Манассии, по русским хронографам, Никоновской летописи и Степенной книге. Его характеристика, как правило, однозначна: недаром он получил прозвище Пьяницы, а греческие историки говорят о его попойках, самодурстве, увлечении конями. Однако об отрицательных чертах Михаила ничего не говорится, царь традиционно изображается «благочестивым», славным «во всех странах» и не имеет почти ничего общего со своим историческим прототипом. Мало этого: рассказ о воцарении «извоздника» Василия, прототипом которого также был реальный византийский император Василий Македонянин (867—886), приближается к типу сочинений об узурпаторах престола, хитростью или коварством занявших место истинных правителей; в этом контексте Михаил предстает невинной жертвой. Может быть, мольба царя в сцене убийства навеяна и русскими памятниками («Повесть об убийстве Андрея Боголюбского», «Сказание о Борисе и Глебе»).

«Слово о царе Михаиле» наполнено русскими реалиями, характерными для московского быта XVI—XVII вв.: пребывание царя у литургии и заутрени, стрельцы как царская охрана, «князи и бояры» как приближенные царя. Михаил принимает Василия, сидя на престоле, а последний для сообщения о смерти царя велит соорудить «столп», подобный московскому Лобному месту. От русской сказки несомненно типичная ритмичность речи, внутренняя рифма, гиперболы, общий зачин, а также награда Василию за подвиг — полцарства.

«Слово о благочестивом царе Михаиле» опубликовал Сперанский по рукописи: РГБ, собр. Ундольского, №942, сер. XVII в. (Сперанский М. Н. Эволюция русской повести в XVII в.// ТОДРЛ. Т. 1. С. 161 — 164. Л., 1934). Печатается по той же рукописи.