Библиотека литературы Древней Руси. Том 15 (XVII век)

Бысть в палестинскихъ странахъ[1420], в некоемъ граде велице царь, благочестивъ и славенъ зело, имея у себя матерь, поимъ себе жену, благочестиву и добронравну, бяше бо образомъ лепа, и велми любляше ю, живяста оба вкупе, во страсе Божии по закону. Мати же царева завиствуя на царицу, невестку свою, яко любитъ ея царь и за добродетель ея почитаема бе от всехъ, и не любяше ея, и мысляше всегда во уме своемъ на ню пакость навести, и печашеся о томъ всегда.

По временехъ же некоихъ благочестивая та царица роди чадъ своихъ, два сына-близнеца. Царь же о семъ радостенъ бысть, рождения ради чадъ своихъ, и востав, иде в церковь Божию с велможи своими, и нача молебная совершати Господеви о благополучении своемъ и о здравии чадъ своихъ, и моляше Бога, и благодаряше его с радостию. Мати же царева обрете тогда подобно время злобе своей и научениемъ вражиимъ нача смышляти, да наведетъ на царицу пагубу. Призва к себе от царевы полаты мужа некоего, доброродна теломъ, и рече ему с ласканиемъ: «Сотвори ныне повеленное мною, и азъ ти честь воздамъ велию и сподоблю тя велика сана, токмо сохрани мною заповеданная крепъце». Он же рече: «Что есть, госпоже-царице, хотение твое?» Она же рече ему: «Иди ныне в полату к царицы, идеже почиваетъ, и возлязи с нею на одре». Он же рече: «Не могу сего не токмо сотворити, но ни помыслити на такое злое дело, аще царь увестъ, что будетъ? Всяко убиетъ мя». Она же рече: «Не бойся, токмо послушай, азъ тя избавлю от руки царевы, и не сотворитъ ти ничтоже зла, веси бо, яко мощно ми есть. Послушай, сотвори волю мою, не веси, чимъ тя прославлю и почту». Он же велми отрицашеся, не хотя сотворити такова зла дела. Она же, злая ехидна, велми нудяше мужа того и прещаще[1421] ему смертию, аще не сотворитъ тако, и многими муками прещаще ему. Он же отрицашеся и убоялся, немогий ея прещения преслушати, давъ ей слово тако сотворити.

Она же, востав скоро, и веде его в полату ко царицы, предстоящимъ же девамъ повеле отступити и заповеда имъ, да ничтоже глаголютъ о приходе ея, прещаще им смертию. И откры завесу, идеже царица опочиваше, по рождении младенцовъ спяше бо крепце, от истомления и от напоения не чуяше прихода ихъ. Мати же царева повеле ему возлещи на одръ без гащь[1422], он же, послушавъ злыя тоя и лукавыя змии-матере царевы, по повелению ея возлеже на одръ к царицы безъ гащь. Царицы же ничтоже о семъ ведущу и не разуме злохитрства свекры своея крепкаго ради сна.

Лукавая же ехидна и злокозненная змия в то время изыде от царицы ис полаты и скоро иде в церковь не по обычаю, якоже достоитъ. И пришедъ в церковь, необычно возгласи сыну своему царю: «Что тако радуешися и веселишися о рождении чадъ своихъ и молебная соверъшаеши, а не веси того, что твоя лукавая и льстивая прелюбодеица-царица ныне творитъ? Возлежитъ бо на одре с рабомъ твоимъ и прелюбодействуетъ, якоже обычей прежде. И тыя младенцы рожденныя не твоего зачатия есть, но от оного мужа, любимица ея, иже с нею на одре веселится, и подобятся бо ему. А она льститъ тебе по вся дни своими словесы и ласканьми. Ты же, убо простоуменъ, мнишы ю верну быти къ тебе и любезну, мене же, матерь свою, презираеши и не емлеши веры рождьшей тя. Аще хощещи правду ея и мой глаголъ истинно уведати, иди скоро в ложьницу и виждь лукавыя твоея жены злое действо, како тебе ругается и державе твоей на лице льститъ и ласкаетъ, аки верна показуется, тиха, яко благонравна, а по злодеянию своему не токмо быти с тобою во царствии твоемъ, но ни жити с тобою достойна». Царь же, слышавъ сия словеса от матере своея, ужасенъ быв о возвещении. И не дождався конца молебнаго пения, скоро пойде из церкви со ближними своими к царицы своей в полату. И пришед внезапу, и виде у нея раба своего ближняго, лежаща на одре без гащъ, наполнився ярости и удари его мечемъ в сердце, прободе. Раб же той велми возреве и умре. Царицу свою повеле воврещи в темницу и с чады ея, ничтоже ей о томъ ведущу. И много время пребысть в темнице, блюдома и с чады своими твердыми стражи по повелению цареву и питаема нужною[1423] пищею. Царь же от полаты изыде, во мнозе печали и страсе быв, в недоумении, срама ради. И размышляя в себе: «Что есть се, и како горкое сие изменение сотворися?» И много сетуя о томъ.

И по лете некоемъ призва к себе въ полату бояръ своихъ и рече имъ: «Что подобаетъ царице сотворити?» Нецыи же от нихъ не мнеша быти такову царицу, но не смеяху глаголати, рекоша к царю: «Сердце бо твое в руку Божию есть, якоже той изволитъ, тако и будетъ». И по прехождении времени повеле изыти царь той вне града, на некое пространное поле, и престолъ царский устроити тамо, и степени, и седолища властемъ. И повеле собратися властемъ и велможамъ, и всему сигъклиту[1424], и купцемъ, и всем жителемъ града того, и самъ изыде вооруженъ и седе на престоле своемъ. И повеле молчанию быти и возгласи, и рече властемъ и велможамъ, и всемъ собравшимся ту: «Судите мя с царицею моею, понеже велие зло сотвори, и рцыте ми, что подобаетъ сотворити противу злу ея». Власти же и бояре, и вси предъстоящии единогласно рекоша: «Божия воля да будетъ и твоя, о царю, якоже веси и хощещи. Мы како можемъ судити государей своихъ?» Повеле же царь ту вскрай народа уготовати огнь велий зело, и сотвориша скоро велий. Повеле же привести и царицу ис темницы, и с чады.

Посланний же скоро шедше в темницу и обретоша царицу, ницъ лежащу пред образомъ Господнимъ и Богородицы и молящуся со слезами, истомленну зело от поста и печали; младенцы же близъ ея бяху. Вземше же ю и ведоша ко царю, а чада ея несуще. Царица же, ведома, плакаше горко, глаголаше: «Создателю мой Господи! Ты веси, яже[1425] суть, веси, яже ничтоже согрешихъ, о нем же осуждена есмь. Помилуй мя, Создателю мой, щедротъ ради твоихъ и сихъ ради младенцевъ незлобивыхъ; веси, яко царстии суть сынове, а не прелюбодейчища. Не вемъ бо, откуду найде напасть сия на ны, и любимаго ми государя души повреждение, лютыя ради клеветы сея». И паки глаголаше царица: «О всемилостивая Владычице, мати Бога и всехъ, нескверная Девице! Ты веси, Госпоже моя, яко не осквернихъ девства моего, ни брака царьскаго обезчестихъ. Ныне же что приключися, не вемъ се, прииде конечное поругателное осуждение, за высокоумие ли или кое иное погрешение мое. А я же глаголю: неповинна есмь, ты веси, Владычице всехъ. Помилуй мя в часъ сей и младенцовъ сих, сиротъ, ниоткуду имеющихъ помощи. Аще ты не помилуеши, не имамъ, кому помолитися».

И егда приведоша ю близъ царя, она приемше младенцы своя на обою руку и поверже пред ногама царю. Младенъцы же оны осязающе руками младенчески за нозе царя, отца своего, играюще, понеже второе лето бяше по рождении ихъ. Паде же и царица на нозе царю, горко вопиюще, со слезами глаголаше: «Помилуй мя, владыко мой, царю праведный, погибшую ныне душею и телом, а неведущу о сихъ, ничтоже сотворшу, яже есть глаголемое о мне, и како прииде на мя напасть сия смертная и поругательная. Вижду, яко предлежит ми ныне повеленный тобою огнь и в честную руку твою мечь, мне же, бедной, укоризненная смерть. Ей, благий царю, свидетель ми небо и земли, паче же Создатель-Богъ, ими ми веру, яко таковаго зла не сотворихъ, ни помыслихъ во уме своемъ, во вся дни живота своего благая тщахся пред тобою, и сотворихъ по силе моей повиновение, и совесть имехъ, якоже ты веси, якоже подобаетъ женамъ благочестивымъ. Помилуй мя, благий царю, господин мой, и не погуби мене ныне, смиренныя, погибаемыя напрасно, люте утомленную гладомъ и жаждею истаявшую, от печали сокрушенную, не имущую, где главы подклонити и у кого милости попросити, разве Создателя всехъ Бога, в того бо руку твое сердце. Владыко мой, пречестнейший мой господине, ей, во истинну живаго на небесе Бога, сведущаго всехъ тайная сердца, яко не сотворихъ любодейства, ниже помыслихъ на державу твою. К тому не имамъ, что глаголати, точию помилуй мя и даруй ми животъ. Аще ли невозможно, поне младенцевъ сихъ незлобивыхъ помилуй, не погуби ихъ со мною. Верую бо, яко по времени известитъ ти Богъ, яко твое есть царское законное семя в нихъ и мое, бедницы, законное рождение, а не прелюбодейчища. Известитъ ти сведый вся, да не будетъ сокрушение сердцу твоему ихъ ради. Остави ихъ жити, неповинни бо суть, младенцы бо есть».

Царь же слышавъ от нея глаголы тыя и виде горкие слезы ея и младенцовъ, пред ногама ползающихъ и охапающихъ руками нозе его, и помянувъ царицыну веру, яже къ Богу, и к нему добродетель и к человекомъ, и добронравие, воздержание и молитву, и к нему благий советъ, испусти слезы. Слышав же и некоихъ от боляръ, глаголющихъ между собою тайно, яко младенцы тыя подобни суть царю, отцу своему, во истинну клевета и неповинная беда царицы се есть. Велможи же и власти горко плачюще царицы ради, глаголати же не смеяху на лице[1426], матере его ради. И помолчавъ много, царь великимъ гласомъ рече: «Рцыте ми ныне, что сотворю страстницы сей, царицы моей, яко зле поругася царствию моему, видех бо очима моима зло сие, имехъ бо ю благочестиву и добродетелну, а обретеся, егоже не чаяху, како имети ю хощу пред очима моима, а самъ видевъ таковое зло».

Предстоящий же царский сигклитъ, и власти, и велможи, и вси боляре малъ часъ умолкоша, захлипающиися в слезахъ. И паки с молениемъ рекоша ко царю, падше, поклонишася ницъ пред ногама его: «Мы, владыко, не смеемъ много глаголати, токмо насъ послушай, благий царю. Отдаждь ей Богу судити, иже вину и правду ея ведаетъ. Мы вины ея не можемъ ни помыслити, а что приключися, Всевидящее око исправитъ. Послушай нас, благий царю, отпусти ю и с чады, младенцы малыми, даруй им животъ, якоже ты изволиши, не повели умертвити царицы и чадъ, отпусти ихъ, якоже ты волиши, понеже единъ Богъ весть всехъ человекъ тайная сердца, ожидаетъ обращения от всехъ. Аще бо и согрешила царица, то да покается, аще ли ни, то прославит ю Содетель[1427] всея твари всещедрый Господь Богъ и Пресвятая Богородица и призритъ на младенцовъ сихъ, и еже хощетъ, сотворитъ с ними смерть или животъ. Токмо молимъ тя, не ослези насъ, всего царства своего жителей, горкимъ симъ осуждениемъ, а негли[1428] и ты порадуешся в приидущее время, и присетитъ ти Господь Богъ и известитъ, яже суть о нихъ».

Царь же в размысле быв, и плачася, и виде царицу свою плачущуся, и от печали и от истомления скончавающуся пред ногама его, прежде осуждения смертнаго, и младенцовъ ползающихъ, ово к нему радостне, ово[1429] к матери, подвизающе востати, немотующе[1430] языкомъ младенческимъ, зря на нихъ, умилися и повеле царицы дати мало брашна[1431] и проводити ю и со младенцы ея в пусто место, идеже никто от живущихъ человекъ приходитъ, и тамо оставити повеле ихъ, глаголя: «Еже восхощет Богъ о нихъ, то и сотворитъ». И тако печаленъ отиде в полаты своя. Мати же его радующися и веселяшеся, яко улучи желание свое и исполни волю свою.

И тако проводиша мужие царицу в пустыню и со младенцы ея и обретоша место, имуще древеса, плодовита многа, оставша ихъ тамо. Она же препочинувъ многи дни на месте томъ, питающися от плодовъ земных, моляше Господа Бога, и Пресвятую Богородицу, и всехъ святыхъ, плачющися и рыдающи горко о разлучении царства и о поругании своемъ; благодаряше Бога и радовашеся, яко оставлена жити с чады своими. И по неколице времени пойде с места того с чады своими, и иде немало дней путемъ своим, и обретоша при потоце место сенно[1432] и красно, и плодовито. И нача ту жити, и пребывающу ей и питающуся с чады своими.

И некогда возляже опочинути, прииде некий зверь, зовомая лвица, и восхити у нея единаго младенца, и бежа. Царица же, возбнув[1433], зря несома сына своего лвицею, от страха оцепене. И внезапу нападоша на лвицу ту птицы велицы, хотяху у нея от'яти младенца, и тако много брашася с нею, прогнаша ю во островъ некий, и тамо уйде в пещеру. И пребываша ту, и не из'яде младенца онаго, но питаше его, якоже обычай ей бе. Царица же она, взя младенца другаго на руку свою и велми востенав горко со слезами, в жалости сердца глаголя: «Боже, Создателю мой, паки оставилъ мя еси, люте мучиму быти отлучениемъ чада моего и горкою смертию его уязвихся?» И поиде во следъ зверя того, правя путь его многое время. И обрете во острове ис пещеры исходяща лвицу и с чадомъ ея, и питающу младенца, и играющу с нимъ, и тешащу его. И порадовася царица, яко живъ есть сынъ ея, и благодаривъ о томъ и моляше Бога, и пребысть во острове томъ немало время, прямо зря на чадо свое и на лвицу. И по многомъ времени отиде царица от места того и с чадомъ своимъ, а унесенное лвицею возложи Богови, во уме своемъ моляшеся о снабдении сына своего.

И тако много время скитаяся по пустыни, взыде на гору высоку, и узре градъ велий, и возрадовася велми, славя и благодаривъ Бога зело. И поиде со тщаниемъ на страну ту, идеже градъ, и прииде близ его. И обрете человека, идуша по пути, и вопроси его о жителстве града того. Он же поведа им, яко житель есть града того, и во граде живутъ благочестивии христиане, а градъ той державы онаго царя, мужа ея, уразуме бо она от глаголъ человека того, но далече есть от царственнаго града. И поведа себе она заблудившуюся с чадомъ своимъ и в пустыни скитающуся боле двою летъ. И моляше человека того онаго со слезами, дабы повелелъ ей в дому его поне мало время пребыти. Муж же той старъ бе, и благочестивъ, и искусенъ в вещехъ. Виде жену доброродну и в речехъ разумну, искусну в беседе, и одеяние ея, аще ветхо и раздранно, но честно бяше, и уразуме ея быти непросту жену и чада ея, младенца, непроста же разуме быти. Он же приятъ ю с радостию и покояше ю и чадо ея, и велию честь воздавая имъ. Она же пребываше в дому его пятъ на десятъ[1434] летъ.

И изучи сына своего Божественному Писанию, и навыкновению, и искуству, бяше бо и сама хитра божественънымъ книгамъ и всякому доброму навыкновению. Отрокъ же, сынъ ея, бяше добророденъ теломъ, и прекрасенъ зело, и разумен, и дарова ему Богъ и силу велию. Мати же о немъ радовашеся и благодаряше Бога, храня тайну в сердцы своемъ. Благочестивый же мужъ той, у негоже пребываше царица, видя ю постящуся и молящуся часто, и о всякомъ блазе[1435] прилежащу, и сына своего тому же научающу, и никогда же слыша от нея пустошныя глаголы, почиташе и храняше ю, яко матерь, а отрока любляше, яко сына. И сперва бо той мужъ бяше воинъ храбръ зело и силенъ, и искусенъ в ратех. Имяше же в дому своемъ щитъ, и колчюгу, и шелом, и палицу, и копие, и вся орудия воинская. Сынъ тоя царицы ходяше во храмину ту часто и те доспехи на ся возлагаше многаши, и ношаше храбрующи. Раби же господина видяша его, тако творяща, смеющеся. И по времени неций от нихъ сказаша вся господину своему. Он же, слышавъ, возбрани им пакостити ему. И некогда и самъ смотря отай[1436] храбрования его, и уразуме, яко воинъ хощетъ быти велий и паче его, и силнее, и благодаривъ Бога о томъ, яко наследник хощетъ быти храбрости его, и храбрее и силнее, не позавиде, но и паче чтяше и радовашеся.

По времени же некоемъ, идеже царствуя царицы оныя мужъ, а отрока онаго отецъ, и прииде на градъ той и на царство его царь некий, славенъ и силенъ, имея рать с собою велику зело и многи храбры воины и силники[1437]. И стояше под градомъ темъ многое время, прося из града храбра мужа, дабы выехалъ и брался с ними. Аще ли ни, то бы царство предали ему, чая не обрестися во граде у нихъ воинъ силныхъ противо его храбрыхъ силниковъ. И прещаще[1438] имъ по вся дни люто. Живущии же во граде царь и вси людие велми ужасошася о томъ и убояшася прещения царя того противнаго, не чающе у себе силныхъ воинъ противъ супостатъ. Сынъ же оныя царицы, слыша таковая и ведая, яко отецъ его царствуетъ во граде томъ, нача молити матерь свою, дабы его отпустила с молитвою и благословила ехати ко граду тому на свобождение и на отмщение сопостатъ онехъ. Мати же его моляше и возбраняше ему от таковаго начинания и глаголаше, дабы отложилъ мысль ту, еже разлучитися от нея. «Како, — рече, — хощеши, возлюбленное мое чадо, на таковое великое дело дерзнути, егоже ради мнози силницы отбегаютъ, страха ради ратнаго. Понеже тамо и неповинныхъ восхищаетъ смерть, от отцей и матерей отлучаетъ, и рыдание и плачь велий наводитъ. А мене ты, чадо мое драгое, како хощеши оставити без утешения? Не веси ли[1439], что пострадахъ от чего, и во что приидохъ, и разлучихся царства и отца твоего пречестнаго и любимаго ми, и брата твоего, сына моего, в сокрушении и болезни воспитанного, такожде от мене зле от'ята, яко и ты мало распамятствуеши о нем. Увы мне, увы мне! Ныне хощеши мене при старости, сиру и убогу, оставити без утешения».

Отрокъ же онъ, слыша от матери таковая, с плачемъ паде на нозе ея, моляся, глаголя: «Аще Богъ молитвъ ради твоихъ святыхъ спасетъ, веруй, паки возвращуся. Мати моя, имамъ тя утешити. Не в руку ли Божию зде есмь азъ? Не можетъ ли тебе ради и тамо мя спасти? Токмо благослави мя и молитвуй о мне». Муж же той, у негоже пребываста, видя отрока, у матери молящася о разлучении, нача ю молити и углаголавати утешителными словесы со слезами, а не ведаше тайны ихъ, глаголя: «Госпоже благородная и благочестивая, уразумехъ бо азъ, яко непроста рода есть ты, но благородна и благочестива, и непроста мужа жена, и что приклучися тебе и чаду твоему, Богъ весть. Мню, яко не истинну ми рекла еси, но ничтоже ми о семъ[1440]. Токмо молю тя, послушай моления сына твоего, отпусти его с миромъ и молитвою. Веруй, спасый тя в пустыни толика лета от зверей и от гаду, и от птиц, и от всякия напасти свободивый, и воспита младенца твоего, и приведый васъ на место сие, не можетъ ли спасти и тамо, в рати суща, и паки возвратити его к тебе и утешити тя, а негли имъ свободитъ царьство наше, и проженетъ[1441] сопостатъ, и прославитъ имя свое святое на немъ; паче же и тебе прославитъ и утешитъ». Она же, слышавши таковая, отпусти его с миромъ и молитвою и слезами, сама же остася, прилежа посту, паче же и молитве. Отрокъ же онъ паде на нозе господину своему о упокоении матере своея. Муж же той обещася пред Богомъ все исполнити прошение его. И даде ему храбрая ополчения своя и воинский конь. И тако, молитвовавъ обще с материю его, отпустиста со слезами. И тако поехавъ ко граду тому.

В то же время корабленицы идяху по морю и присташа ко брегу, ко острову оному, идеже лвица пребываетъ, иже унесе сына царева. Изшедше ис корабля на островъ той и хождаху по нему плодовъ ради. И видяху следъ зверескъ и человеческъ, и идоша путемъ темъ. И узреша пещеру и приникше тамо, видяща лвицу лежащу и вскрай ея млада юношу и доброродна, лежаща. И удивишася велми, ужасошася, бежаша в корабль и протчимъ виденная поведаху. Сущии же в корабли, слышавше таковая, удивишася, хотяще истее уведати, совещавшеся, вземше оружие, поидоша на островъ той видети бывшее. И пришедше близъ вертепа того и приникша, видяща лвицу лежащу и вскрай ея юношу доброродна, лежаща нага. Лвица же зряша на нихъ тихимъ взоромъ и обращаху юношу зрети на нихъ, яко указуя. Корабленицы же удивишася, мысляху: «Что се хощетъ быти? И како безъ испытания хощемъ быти от дивныя сея вещи?» И вземъ брашно добро, и метнувше ко лвице. Воставши же и юноша; лвица, вземше брашно, ядоша, взирающе на кораблениковъ. Они же метнуша ризу добру. Лвица же, вземши, одея отрока. Они же метнуша и опоясание. Отрок же препоясася и близъ лвицы седе. Лвица же воставши и поиде ис пещеры, толко скабляющися и веселящися, зря на кораблениковъ образом же, яко любезнуя. Они же ужасошася, отступиша от пещеры. Изыде же юноша в следъ и поклоняшеся имъ. Они же приглашающе его к себе, махающе руками, показующе брашно в сосудехъ. Он же приступи к нимъ близъ. Они же поемше юношу того и ведоша на корабль свой. Он же не противляшеся имъ, идяше. Лвица же в следъ ихъ идущи. Корабленицы же цку восходную[1442] вземше в корабль, дабы оставити лвицу на брезе. Она же бредущи, вскочи на корабль скоро. Корабленицы же ужасошася, бежаша во един вскрай корабля. А лвица же, пришедши ко отроку своему и виде пред нимъ брашно добро, и нача ясти со отрокомъ темъ. И насытився, преклоняше главу свою, ласкаяся тихимъ взоромъ и крабленикомъ темъ придружашеся, аки молвити хотяше. Отрокъ же той кланяшеся имъ. Лвица же ляже ту на корабли. Отрок же иде х корабленикомъ темъ и вземъ единаго за руку, не умея глаголати, но немотуя, веде его ко лвице. Той же з боязнию иде по немъ. Отрок же повеле гладити лвицу. Она же ласкающися, придружашеся к ним. Корабленицы же удивишася зело, и тако единь по единому придружашеся ко лвице и ко отроку и быша без боязни. И поидоша въ путь свой, брегуще отрока и лвицу, и тешаще ихъ. Отрок же мало-помалу навыкая языку ихъ и наукомъ и искуству, и сам глаголати начиная.

И Божиимъ изволениемъ приидоша ко граду тому, идеже юноши того отецъ царьствуетъ, и присташа ко брегу, и идоша во градъ ко царю з дары своими. Царь же приятъ от нихъ дары и почте ихъ. Печаленъ бо бяше нашедшыя ради рати на царство его. Корабленицы же поведаша цареви, како на пути обретоша лвицу во острове и с нею юношу, доброродна и прекрасна зело, и разумична, и имеютъ ихъ на корабли своемъ. Слышавъ же царь, удивися и повеле лвицу и юношу привести пред ся. Корабленицы же, шедше, приведоша ихъ ко царю. Видевъ же царь лвицы тоя кротость и взирание ласкателное и юноши того доброродство и красоту и искуство, яко многихъ человекъ превзыде возрастом и добротою, удивишася и почте кораблениковъ. И повеле лвицу в некоемъ месте хранити и питати доброю пищею. Юноши же тому вда одеяние честно и устрой его пребывати близъ себе. Повеле же и ко лвице приходити часто, да не унываетъ. Юноша же той веселяшеся, навыкая языку и искуству. По времени же нецыи видеша юноши того храбрство, яко воинская тяжкая орудия пыташе, и крепкия доспехи на ся возлагаше, и храбро хождаше, обретеся паче всехъ во граде храбрыхъ и силныхъ, и глаголаше: «Исшелъ бы на брань противо ратныхъ». И поведаша цареви. Царь же, слышавъ таковая, возрадовася, призва его к себе и рече ему: «О юноше, аще даде ти Богъ храбрость и силу на ополчение к ратнымъ, послушай мене, яко отца, и буди ми сынъ, бездетну сущу царю. Изыде из града на отмщение ратнымъ и способствуй намъ. Аще подастъ ти Богъ помощъ и возвратися, победивъ, здравъ, азъ ти велию честь учиню. Аще будеши разуменъ и искусенъ в царских вещехъ, устрою тя в чину сана». Юноша же поклонися царю, глаголя: «Богъ да поможетъ ми молитвъ ради твоихъ. Отпусти мя противо сопостатовъ и даждь ми орудия воинская вся». Царь же возрадовася и повеле ему устроити, якоже хощетъ, и конь, яковъ ему годенъ. И помолився Богу и поклонився царю, изыде противо сопостатъ. И лвица она, услыша отрока того пошествие из града, растерза замки и двери и изыде ис храмины, идеже хранима бе.

И егда приближися отрокъ к сопостатомъ и нача сещи ихъ без милости. А лвица же такоже с нимъ вкупе ратныхъ угрызая и растерзая ихъ ногты своими страшно. Со другие же страны техъ ратныхъ полковъ Божиимъ изволениемъ онъ царицынъ сынъ, иже с материю во граде воспитанный, в то время приехавъ и нача сещи и побивати противныхъ без удержания, а не ведая того, яко братъ его сечетъ от града. И тако смятошася полцы, и силнии ихъ ни во что же быша. А протчии устрашишася, видяща лвицу храбрующу, а воини побивающе безъ удержания, и бежати от нихъ не могоша. Они же, два храбрыя воини-юноши, не ведуще другъ про друга, съехашася и уведаша, яко за едино храбруютъ, поклонишася другъ другу, глаголюще: «Богъ да поможет ти, брате, за молитвъ святыхъ своихъ». И тако победиша вся воины противныя и храбрыя оны, ни во что же сотвориша. И видеша рать побиену, и поехаша во градъ ко царю заедино. И ко граду едучи, другъ друга братомъ назваша и во единодушые согласошася. А лвица же в следъ ихъ идяше тихо и кротко, радующися. Юноша же той, иже царицынъ сынъ, вопроси другаго о лвице. Он же глаголаше: «Яко мати ми есть». Царицынъ же удивишася и внимаше умомъ своимъ: «Не братъ ли ми есть сей, унесенный лвицею?» Внимая и храня мысль в сердцы своемъ.

Егда слыша царь и вси людие градстии пришествие ихъ и уведаша о победе на сопостаты, царь же повеле велможамъ своимъ срести ихъ вне града и почтити ихъ паче прочихъ. Сам же срете во граде. Юноши же, слезши с коней, поклонишася цареви. Царь же со слезами облобыза ихъ и возблагодаривъ ихъ, радовашася, и иде во церковь. Юноши же, держаша единъ под десницу, другий под шуйцу, и идоша во церковь Божию, и сотвориша молебное пение Господу Богу, и Пречистей Богородице, и всемъ святымъ, и воздаша благодарственная. Сотвори же царь милостыню нищимъ и посещение темьничнымъ. И вси людие царьства того возвеселишася и воздаша хвалу Богу. А лвица же она в то время пребываша в припрате[1443] церковнемъ. Царь же повеле ю в первую храмину и питати ю доброю пищею и покоемъ. Она же радующися, идяше, ласкающися к нимъ.

Сотвори же царь юношамъ темъ, и боляромъ, и властемъ, и велможамъ радостныя тоя победы ради пиръ великъ и торжество. Юноша же, иже зверинескъ сынъ именовашеся, почиташе брата своего, царицына сына, яко старейшаго, бяше искушенъ Божественному Писанию и речевитъ зело, и всякому навыкновению хитръ, и той на ответе и на вопросе пребываше. Пребывающимъ же имъ во единой храмины на упокоении, радующеся другъ другу. И тако по многи дни торжество бяше и веселие в полате цареве з боляры и велможи. И многими дарьми царь даривъ юношъ техъ и почтивъ юношъ техъ первыми местами в седании и хождении, и любляше ихъ велми, яко чадъ своихъ, и моляше Бога, дабы и оне любили его, яко отца своего, бяху бо подоболична юноши тыя, яко братия. Людие же, зряху на царя и на отроковъ техъ, удивляющися, яко подобятся царю виды своими, и разгарахуся у народовъ сердца к люблению отроковъ техъ.

По времени же некоемъ в торжестве на пировании разблажися сердце царево и вопроси отрокъ техъ, коего граду бяху и коего отечества. Юноша же той, иже от царицы оныя испросився ратоватися с сопостаты, воставъ, рече: «Азъ, благий царю, не вемъ, каковъ бе отецъ мой, но слышавъ у госпожы святыя моея матере, яко бе она царица некоего царя благочестива и славна, живяше со отцемъ моимъ, мужемъ своимъ, в законе Божии, в совершенной любьви и союзе, и храняста оба союзъ, якоже подобаетъ мужемъ и женамъ благочестивымъ без порока. И бяше бо мати моя милостива и благочестива зело и любима бяше отцемъ моимъ, царемъ благочестивымъ, о немъ, и почитаема подначалствующими властьми, князи, и боляры, и велможи, и всеми народы добродетелнаго ради ея нрава.

Имяше же царь той, отецъ мой, у себе мать горду, и неблагородну, завистливу и ненавистну, и тая убо бяше от велмож и от народа презираема за злонравие ея, бяше бо властолюбица. И завиствуя бо на матерь мою, яко почитаема паче ея от народа бысть, имя ея обношашеся во всехъ устехъ паче ея, матере царевы. И искаше времени, да сотворитъ пакость матери моей, и возсмердитъ ея сыну своему, а моему отцу, царю, и народу. И во многое время невозможе обрести вины, всяко злохитръствуеши. Егда же Божимъ изволениемъ отецъ и мати моя зачаста насъ законно, и по времени роди мати наю, мене и другаго сыны, царю, и отецъ нашъ ради рождения нашего радостенъ бысть, иде в церковь Божию молебная совершати. В той часъ мати наша по рождению наю в полате почиваше, от истомления и от напоения спяше крепко. Мати же царева, окаянная баба наю, навождениемъ вражиимъ от зависти умысли, и призва от царевы полаты мужа, доброродна теломъ, а проста нравомъ, часто предстояща цареви. И глагола ему ласковыми словесы, злокозньствуя, ово дары обещевая ему, ово сановство велико, принуди его возлещи к матери моей на одръ без гащь. А сама в той часъ скоро шедша к сыну своему, царю, отцу нашему, в церковь и рече ему: „Что ты радостная, царю, твориши торжество рождения ради чадъ своихъ, а не веси того, что лстивая жена твоя ныне творитъ, в полате с предстоящимъ тебе мужемъ онымъ прелюбодействуетъ. И та рожденная чада не от твоего семени есть, но оного мужа прелюбодейца, иже на одре возлежит с нею. Аще ли не имеши веры, иди и виждь". Отецъ же мой, царь, слышавъ таковая, оставивъ молебная пения, и скоро иде в полату к матери моей. И виде у нея на одре лежаща служащего ему, вземъ мечь, пронзе его. Муж же той вскрича и умре. Мати же моя о сихъ ничтоже веде, возбнувъ от крича того и ужасеся, не могий, что молвити.

Отецъ же нашъ, царь, повеле ю и с нами, с чады своими, в темницу всадити. Опечалися велми, не мня ю такову быти, якову обрете. Ведый же добродетелное нрава ея, ведая бо и жестоту матери своея, вскоре не умертви матери нашей и наю, но повеле ю в темницы хранити и питати. И по мнозем времени хотя ю сожещи и с нами, с чады своими, и советом царскаго сигклита и приятель ближнихъ и молениемъ властинымъ не умори наю, ни сожже. Но повеле отвести в пусто место матерь мою и наю, и сотвориша тако. Мати же наю уведев о беде своей завистную клевету в темнице седя, от стражей и от протчихъ, и возложи надежду на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, моляся и благодарне терпящи. Пребываше в пустыни плачущи и питающи нас от плодов земных и отъ сосецъ своихъ. И доиде до некоего потока и места доброплодна, и пребывая ту немало время, и некогда возляже опочинути. И в то время приде на нь зверь лютъ лвица, и восхити у нея младенца, брата моего, и унесе. Мати же моя по следу тому зверску идяше, плакашеся велми, и постиже во острове некоем лвицу в примории. И видя сына своего у нея, брегома и питаема, и зря на него, плакашеся, приближитися не смея. И отиде, скитающися по пустыни, возложи печаль свою на Бога. И многи дни гладомъ томима и жаждею, и зноемъ опаляема, и студению оскорбляема, ведый с собою и нося мене единаго, и доспехомъ некоего града. Из него же азъ ныне приидохъ, слышахъ рать сию, нашедъшую на градъ сей. Мати же моя, егда прииде со мною ко граду тому, обита у некоего мужа благочестива и нищелюбива, и престарела, и богата зело, и до сего времени, иже и мене сподоби бранными орудии». Царь же, слышавъ таковая от юноши, разуме, яко быти ему сынове его, смятеся утробою, облияся слезами. И, помолчавъ, вопроси другаго юношу, рече: «А ты, храбрый юноше, откуду сей, и какова града и отечества?» Он же, воставъ, рече: «Азъ, царю, не могу доволно глаголати, понеже ненавыкновенъ есмь языка совершенно глаголати вашего. И не вемъ града есмь или отечества, но мало распамятствую, яко по пустыни ходихъ с женою некоею и отрочищемъ другимъ, и мню, яко мати ми бысть и братъ, но мало памятствую. Паче же ныне от словесъ его, сего юноши, вразумляюся. Унесе бо мя лвица у матере моея и внесе в пещеру свою. Азъ же от страха изумихся, и егда, отдохнувъ мало, востахъ, хотехъ бежати от нея, она же охапивъ мя, гладяше, ласкаяся, взирающи ко мне любезно, от'емлющи лизаше и не брежаше мя. Азъ же, видевъ, яко не вредитъ мя, но паче утешаетъ и питаетъ мя, и многаши по острову оному хождахъ. Она же во следъ мене хождаше, и никому не дадяше мя вредити. В нощи же в пещеру ону идоша и почихомъ ту. Лвица же она питаше мя от сосцу своею, приноша же и плоды земныя, могущыя мя укрепляти. И тако жихъ с нею в пещере до дне того, егда корабленицы они придоша и поемше насъ, и представиша мя пред тобою, пречестнейший царю, а иного о себе ничтоже вемъ».

Царь же, слыша от юноши таковая, смущашеся сердцемъ. Князи и людие, слышаху таковая, распыхахуся сердцы в любовъ к ним, зряху бо ихъ подоболична отцу своему, царю, и глаголаху молкомъ другъ другу: «Что се хощетъ быти?» И паки царь вопроси перваго юношу, рече: «Да где ныне обитаетъ мати твоя?» Он же рече: «Царю, рекохъ ти, яко во ономъ граде у онаго благочестиваго и христолюбиваго мужа. И вем, яко ныне ожидаетъ мя по вся часы слезно, понеже обещахся к ней скоро возвратитися. Аще о царе своем, отце нашемъ, и о царствии, и о сродницехъ, и отечестве всегда болезнуетъ, слезящи, и о детище своемъ плакаше, но о мне веселящеся по вся дни, и от тоя скорби и печали утешение приимаше мене ради и онаго благочестиваго мужа и утешителныхъ словесъ. Азъ же согрешихъ ныне, умедлихъ во упокоении своемъ при державе твоей и наведохъ на ню такову скорбь, яко по вся дни и часы, слезящи, умирати ей, не токмо первых ради бедъ, но моего ради отшествия. И не вемъ, жива ли есть ныне или ни от таковыя надсады». Сам же, глаголя, плачася о матери своей.

Царь же, слышавъ от обою юношу таковая, воставъ, возопи гласомъ великимъ: «О возлюбленнии мои князи, и боляри, и велможи, и весь царьский сигклитъ, и вси православные христиане! Днесь радость моя исполнися!» И рече юношамъ: «Вы есте благороднии юноши, во истинну есте моя чада возлюбленная, законная, и от семени моего рожденная, и от матери вашей благочестивой и добродетелной, царицы моей, возлюбленной и избранной. А отлучены со благочестивою материю вашею ненависти ради вражия, завистию бесовскою». И падъ на выя ихъ, коемужъдо[1444] плакася доволно[1445]. Плакаху же ся князи, и боляре, и велможи, и народи радостным плачемъ, и возглашаху победная Богови. Промче же ся слово от того часа по весь градъ, и слышашеся по торжищамъ и улицамъ великая гласования радостная. Глагола же царь: «Азъ ради вас, чада моя, и матери ради вашея и до сего часа скорбях сердцемъ, печаловахъ же, во царствии живя и многая благая пред собою зря, богатство безчисленное, и славы велики, и всехъ предстоящихъ с трепетомъ покланяющихся, никогда же совершенно возвеселихся, но утроба моя велми болезнова матери ради вашея и васъ. И до сего дни и часа иныя себе царицы-супружницы не пояхъ, то ради надеяхся на всещедраго Бога, милость и упование на него возлагахъ. Имите ми веру, Бог свидетель, не осквернихъ себе по вся дни своя блудомъ. И ныне, чада моя возлюбленная, вас ради возвеселихся душею и сердцемъ». Они же, храбрии юноши, слышавше таковая, падше, поклонишася царю, отцу своему, со слезами и радостию великою, облобызающе нозе его, и славяху Бога, благодарствующе, яко сподоби ихъ видети отца своего во царствии и славе велицей. И в томъ часе бысть у царя того во всемъ царствии томъ радость велика и торжество о обретении чадъ своихъ, паче же храбрыхъ и мудрыхъ, и о одолении сопостатъ. И тогда убо целова царь чада своя во уста и в главы. И поиде с ними в церковь Божию, последствующе имъ князи, и боляре, и весь сигклитъ и народи. И сотвориша молитвенное благодарственное пение. И учинишася во граде томъ звоны велицы и ликования страшна и велика зело. И повеле царь вскоре написати грамоты, и приписа своею рукою ко царице своей умилно, и посла сына своего, иже ею воспитанный, и даде ему и боляръ своихъ, и князей, и сигклитъ со многою силою и богатствомъ. И тако вскоре поидоша со тщаниемъ.

Слышано же бысть матере царевы сия, яко обличися злоба ея, и паче ея прославися невестка ея, царица, и противъ ею бысть, по мысли ея, и срама ради и зависти невозможе стерпети, испивъ зелия люта и умре. Царь же, проводивъ, погребе ея по чину, якоже подобаетъ.

Царевичь же, храбрый юноша, и с полкомъ своимъ, дойде до града, идеже мати его пребываетъ. Вда ей грамоты царевы, отца своего, и положи пред нею дары велики. Она же паде на выю его, плакашеся, едва от радости не умре. Сказаша же ей, яко вторый сынъ ея, иже восхищенъ бысть зверемъ лютымъ лвицею, ныне живъ обретеся во царствии отца своего, у царя, и о победе такожде сказа. Она же прочте грамоты царевы, и виде сына своего и слыша о другомъ, отдохнувъ, наполнися радости. И воздавъ благодарение всесилному Богу, поклоняшеся душею и телом, и сердцемъ, благодарствивъ, скоро воставъ съ сыномъ своимъ, идяше къ царствию с полцы своими с великою радостию, благодарствивъ же и одаривъ онаго мужа, у негоже пребываше в дому.

И егда услышано бысть, яко царица близъ есть царьства своего, изыде же сынъ ея, царевичь, иже зверинескъ нарицашеся, со освященнымъ соборомъ, со кресты и со иконы, и с пениемъ. Возследъствующе князи, и боляре, и велможи, и вси людие града того со женами и з детми сретоша ю вне града с великою честию и звоны великими. И поведоша ю сынове ея в церковь Божию. Прииде же царь в церковь прежде пришествия ея и срете ю в церковныхъ дверехъ, прием ю за десную руку и веде ю во церковь Божию. Царь же и царица не могущи стояти от жалости великия на ногахъ своихъ, но поддержими бяху чады своими и боляры. И тако сотворивше молебная пения и благодарственное торжество, целова ю во уста. И поидоста в полату, и поклони же ся царица цареви и едва проглагола: «Радуйся и во веки живи». Царь же, похвативъ ю, облобыза, глаголя: «Прости ми, любимица моя благочестивая, по бесовской зависти в неведении согрешившаго и оскорбившаго тя, неповинну сущу». И сотвориша тогда празднество велие. Испроси царица у царя, еже отпустити осужденныя на смерть, и темничным разрешение, и отдати долги должникомъ, и сотворися тако. И бысть во царствии томъ радость велия зело о обретении царицы и чадъ ея. Царь же нача жити во царствии своемъ в радости велице, паче благочестиемъ и добродетелию сияя. Слышано же бысть и по окрестнымъ странамъ слава и храбрость детей его. Мнози же и данницы сотворишася им. Они же пребывающе благочестивно и благодарствующе, и славяше собравшаго ихъ вкупе Создателя своего, всещедраго Бога, в Троице славимаго, Отца и Сына и Святаго Духа. Во веки, аминь.

КОММЕНТАРИЙ

«Повесть о царице и львице» — русская версия широко известного в европейской средневековой литературе сюжета о приключениях оклеветанной и изгнанной царицы и ее сыновей. Повесть возникла в России в 1673—1677 гг. как русский перевод польского рыцарского романа об От-тоне и Алунде; не позднее 1690-х гг. этот перевод был переработан. Заинтересовавший русского книжника новизной и занимательностью повествования, рыцарский роман в то же время не соответствовал полностью его литературным вкусам, пока еще довольно традиционным; поэтому и возникает повесть на тот же сюжет, но написанная по канонам древнерусской литературы. Фигура напрасно гонимой, страдающей, но испытывающей в конце концов на себе Божию справедливость царицы подходила для цели автора — на основе занимательного сюжета создать христианско-дидактическое произведение. Русский редактор исключает из повести о римском цесаре Оттоне и его цесаревне Алунде тему рыцарских подвигов героев, сокращает описания, диалоги и монологи, и в то же время умело использует агиографический метод изображения событий и персонажей, столь характерный для древнерусской литературы: в основе конфликта «Повесть о царице и львице» обязательный элемент житий — противопоставление добра и зла; герои житийно-условны, покорны воле Бога. Автор рассматривает жизнь своих героев как эталон нормы, вечный и повсеместный, и в связи с этим опускает личные и географические имена (некоторые позднейшие варианты повести нарушают первоначальную безымянность героев, наделяя их самыми разнообразными именами).

Сочетание дидактичности и занимательности обеспечило «Повести о царице и львице» долгую литературную жизнь: до нас дошло около 250 списков конца XVII—начала XX в. в сборниках агиографического состава, а также в сборниках, содержащих выписки из Месяцеслова, Пчелы, Измарагда, Звезды Пресветлой.

Текст публикуется по рукописи: БАН, 38.5.32, конца XVII в., исправления внесены по рукописи: БАН, Каргопольское собр., N 101, XVIII в.