Библиотека литературы Древней Руси. Том 15 (XVII век)

Бысть в некоей стране град великъ и славенъ зело. И в том граде бысть царь велми богат и славенъ зело, и много земель богатых имелъ у себя в покорении. И бе служа ему некоего краля сынъ, именемъ Валтасаръ, и собою вельми пърекрасен и разуменъ, что в державе его таковаго лепотою не обретеся. И любяше его царь вельми за красоту лица его и за умную речь, и учинил его пред собою стоять. И бе от всех чьтимъ. Изволи его царь совокупити честному браку и избра царьства своего девицу, некоего вельможа дщерь, именемъ Фларента прекрасная. И по совокуплении кралевичь нача жити съ сожителницею своею вельми любезно, что и людемъ житию их позавидети.

И по неколицех днех из некоего славнаго далнаго царства пришел к тому царю посол от царя своего о некоих царских вещехъ. И увиде той посол кралевича того и велми подивися красоте лица его. И рекъ в себе: «Подобен се кралевичь царю нашему красотою лица своего». И нача во уме своемъ держати, чтобъ по возвращении в царство свое про красоту того кралевича царю своему возвестити.

Егда же пришед во свое государство, и в некоторое время рече царю своему о кралевиче: «Великий царю! Был я ныне от твоего царскаго величества в послех и видел того государства у царя из некоего кралевства, служилъ ему кралевъ сынъ, именемъ Валтасаръ кралевичъ. И той кралевичь красотою лица своего подобенъ зело твоему величеству».

Слышавъ же се царь и повеле к царю тому готову быти некоему вельможе своему посланому. По указу же цареву написаша к тому царю о кралевиче листы[1481] по царскому уставу. А в листех написаша о кралевиче кроме царских титлъ[1482] сие: «Аще, царю, того титлъ сице кралевича в наше государство не отпустишь, и мы изволяемъ твою землю всю под мечь подклонити и твое величество жива полонити, и самого тя в тотъ чинъ предъ нашимъ величествомъ учинити. Аще ли же наше повеление сотвориши, то вечный миръ с нами восприимеши» — сей же царь и наипаки того царя сильнее и богатее.

Посолъ же прииде в то царство и подаде листы от царя своего. Царь же той, принявъ листы, повеле вычесть предъ собою. И услыша писанное о кралевиче, рече послу тому со гневомъ: «Иди ты к царю своему тощъ[1483] и скажи ему, чтобы онъ не труждался всуе и не мыслил, что кралевичю бысть у него в царстве». И не даде ему кралевича. Посолъ же той отъиде от царства вотще.

По отшествии же посла царю своему рекоша думцы[1484] ему: «Великий царю! Зачемъ ты кралевича послу в царство не вручил и хощеши ради единаго человека все царство свое погубити? Воистину, царю, впадеши в раскаяние, и никто тебе помощник будетъ. Тот царь сильнее и богатее твоего царства и может сотворити противъ послания своего». И сие мысливше на кралевича нечто зло ради зависти, чтобы царя двигнути на гневъ: «Воистину возвещаем!» Слышав же той царь и размысли по глаголу их, и бысть в недоумении. И паки прелагаетъся на их советъ, разгневася на кралевича, посылаетъ его бесчестна в то царство, где его желаютъ видети, и без сожителницы его.

Кралевичь же, сие слышавъ, вельми бысть печаленъ ни о чесом же, но токмо о разлучении с прекрасною сожителницею своею, плакася горко на многъ час с нею. Она же, взявъ ево и любезно поцеловавъ, рече ему лстивымъ[1485] лицемъ, якоже последи укажетъ: «О господине мой драгий и честнейший! Не вижу я, бедница[1486], что заходитъ свет от очию моею! И се, господине мой, виждь хартию[1487] и чернилы, и разные вапы[1488]». И даде ему трость[1489] в руце ево и хартию, и рече ему: «Назнаменуй[1490], господине мой, своего прекраснаго лица образ на сей хартии по подобию красоты твоей, да яз поставлю его в ложнице[1491] своей в честнемъ месте и стану на него зрети и тебе, сожителника своего драгаго, поминати. И, вспаметовавши твою премъногую ко мне любовь, начну горко плакати и от горести сердца своего сей твой начертанный образъ начну любезно лобзати». Онъ же, яко безлобивъ, вземъ хартию и трость, и вапы, и начерта образа своего подоболичие. И вдаде его, отъиде, печалуяся велми и бия в перси своя.

Поиде в царство то с купцемъ. А купецъ поиде в то царство для торговли о товары. Кралевичь же в путном шествии велми печаленъ бе, поминая любовь сожителницы своея, и велми вкоренилась в сердце его печаль. Видев же его купецъ велми печална, рече ему: «Господине кралевицъ! Вижу я, идеши ты к такому славному царю на честь велию, а велми печалишся. И аз о семъ впадаю в недоумение, зело скорблю. Повеждъ ми, что печаль твоя?» Кралевичь же залився слезами, от горести сердца возрыдавъ, едва рече ему. И сказа про печаль свою, что по дружине[1492] своей оставшейся печалитца велми. Купецъ же, яко благоразсмотрителенъ, рече ему: «О семъ не печалься! Узриши, что ти аз покажу.

Иди и возвративъся в домы своя. А се нощное время приидемъ и видимъ женъ наших, что творятъ, отпустя государей своих в далъные страны».

Кралевичь же пойде с нимъ во градъ, а товарыщевъ оставиша на страже нощней. И приидоша во граде прежде к полате купцевой, где мать его пребываетъ. И влезше к скважини, позревше в полату и видеша ю, молящуся Творцу своему о возвращении сына своего в домъ свой в добром здравии. Видевше же то они, купецъ о семъ радостенъ бысть, а кралевичь подивися и похвали. Пришедше же они к полате же, где купцева жена пребывает. И поглядевше скважнею в полату оконцемъ, и жена купцева тожде творитъ, что и свекровь ея. И купецъ о семъ зело возрадовася.

И паки купецъ взявъ кралевича и поведе его к полате, где пребываетъ кралевичева сожителница. И взявъ купецъ в руце свои мечъ обоюдуостръ и рече ему: «Буди, господине кралевичю, на волю твою! А что увидишь, не оглашай. Аще ль тако сотворишь, и аз могу тя у окошка у скважни на углу мечемъ си заклати».

И прилезше к скважни, взглянувше же в полату, ажно у сожителницы в полате сидитъ на кровати любовникъ ея, котораго имела еще при немъ, кралевиче. Образом же той любовникъ зело неискусенъ[1493] и нимало не дошелъ до кралевича. И, сидя на ложнице[1494], бияше ю по ланитома[1495] и ругается ей. Кралевичъ же се виде, едва и держася на угле. И восхоте вскричати, но не возможе, что положена межъ ими заповедь[1496]. И естъли бы у кралевича мечь в руце былъ, то бъ моглъ самъ себя заклати от печали тоя.

Любовник же, сидя на кровати, внезапу увиде кралевичево начертание на хартии, рече ей: «Что се за листъ? Повежд ми скоро!» Она же рече ему в слезахъ: «Се начертание драгаго моего сожителника». Онъ же рыкнувъ на ню и повеле бити образ той по ланитома. Она же отрицашеся[1497] се сотворити, но не возможе, потому что велми нача ю принуждати. Плакавъ же, она нача персоню мужа своего по ланитома бити. По семъ нача с нею на ложнице опочивати и что имъ годе творити.

А кралевичь сие все виде с купцемъ темъ. И поидоша оттоле, пошедше в... своя. И по обычаю пойдоша в путь свой до царства. Купецъ о преждереченномъ велми бысть радостенъ в путъномъ томъ шествии, а кралевичь и наипаче бысть в печали. И с печали тое путем до царствия бысть лице его не якоже прежде, но ни в полы[1498] при прежнемъ.

Егда же пришедше в то царство, и возвестиша царю про приходъ кралевичев. И повеле царь кралевича поставити предъ себя. Пришедъ же кралевичъ предъ царем. И увиде его царь в лице, помня хвалу про него посла своего, и велми ему не показася[1499]. И возъярися же зело на того посла, которы ему про кралевича сказывалъ. Повеле же кралевича ввести в садъ свой. Садъ же той таковъ бе: кто иво, того овощу, от человекъ прииметъ в садъ, от болезни или и здравы, то велми прибавливалъ красоты в лице и здравия телу. И нача царь к кралевичю входити в садъ по вся дни и на него взирати, да ли прибудете в лице его красоты ему. Кралевичь, прибывая в саду, поминаючи сожителницы своей любовь, наипаче же беззаконие ея, нимало красоты в лице его не прибуде.

По неколицехъ же днех нача кралевичъ от великия кручины своея по саду гуляти и на дъревеся взирати. И подъ некоимъ прекраснымъ древомъ узрилъ ложе царское и постеля, и возглавие, и одеяло. И помысли в себе, что царь опочиваетъ с царицею о полудни. И восхоте от некоего помысла видети царя с царицею на ложе томъ, и взлезе на ино древо близъ того. Седящу же ему на древе, бысть день о полудни. И видитъ кралевичь: ползетъ на коленех межъ древес к ложу некакой поползень на древяных колодках. Прииде же той поползень к ложу и колодки повергъ на землю, самъ же вынявъ ис-под возглавия одежду царскую и облечеся, и седе на ложе.

Времени же малу минувши, прииде к нему и царица царя того с тремя своими девками. Той же поползень нача царицу ругати и бити по ланитома. Бивши же приглашаетъ[1500], чего ради замешкала к нему приитти. Она же рече ему: «Царь долго убирался, не ехалъ за охотою в поле». А той царь полевую охоту зело любилъ и непрестанно ездилъ. Поползень же той нача с царицею творити беззаконие. И паки разыдошася же. А кралевичь сей сойде со древа и велми изумелся, рекъ в себе: «Воля Божия буди надо мною! Виждь, каковъ сей царь славенъ и образомъ прекрасенъ, а жена ево такъ озорничаетъ, не токмо моя сожителница оставшаяся!»

И отверже всю свою печаль от сердца, бысть в три дни прекрасенъ и здравъ паче прежняго. Царь же пришедъ видети его и велми подивися красоте его. Рече ему светлообразно: «Повежд ми, человече, чего еси ради, многое время бывъ в саду, не бысть красенъ и здравъ, ныне же вижу тя в маломъ времени пременена в красоту». Кралевичъ же бысть призстрашенъ, возвести ему подробну все про печаль свою. И паки рече ему: «Великий царю! Ест ли в семъ саду под древомъ твое царское ложе и когда ты на нем опочиваешь?» Царь же бысть яко во изумлении. Рече ему, что нетъ у него такаго древа, чтобъ было подъ нимъ ложе, и никогда онъ в саду не опочивалъ. Кралевичъ же ему: «Царю, время ти итти в своя царская сокровища. Ко мне же ти приити подобаетъ симъ образомъ, то ти все покажу. Зберися ехать будъто в полевую охоту и, оставя полевую охоту, прииди семо, то узриши желаемое».

Царь же сотвори тако, прииде к кралевичю обычаемъ темъ, яко же выше речеся, в садъ единъ и без ружей. Валтасаръ кралевичъ вземъ его за руку и поведе ко древу тому, где ложе царское, повеле же ему лести на ино древо близ того. Взем же кралевичь в руце свой мечь и полезе за ним же на древо. Рече же кралевичъ: «Великий царю! Воля твоя со мною, рабомъ своимъ. А аще что ни увидишь, то со древа не оглашай, а после воля твоя и с ними. А буде изволишь огласить, то имам тя зде на древе мечемъ симъ главу твоя отъяти от тя». И седоша оба на древе, царь вкупе и кралевичь.

И по малу времени о полудни ползетъ к ложу тому вышереченны поползень, котораго виделъ прежде кралевичъ. И прииде тот поползень к ложу и колодки свои по обычаю повергъ под ложе, а самъ вземъ ис-под возглавия одежду царскую, облечеся в ню и седе на кровати. И мало время прейде, прииде царица с теми же тремя девками. И поползень принявъ ю, нача ругати и беззаконие с нею по-прежнему творити.

Царь же, се видя, оцепене весь и восхоте возгласити на них. А кралевичь хоте его мечемъ заклати, потому что не бояся его, не виде никого близ древесъ и во всемъ саде. Цесарева же, натешивъшись, с поползнемъ разыдошась. И после их царь с кралевичемъ соиде со древа и назва кралевича за такую ево любовь братом себе. И прииде в домъ свой, и веле того поползеня сыскати. И, сыскавъ его, з женою своею повеле повесити их на ворота. И розстреля их самъ с кралевичем, а тело их повеле псомъ на едение повергнути.

И поживъ после жены своея с кралевичемъ нелико летъ. И в некоторое время рече царь кралевичю: «Брате мой, Валтасаре кралевичю! Послушай моего добраго совету, что яз тебе изреку. Виждь, что наши сожителницы, с нами в любви живучи, чинили. И ныне, брате, возмемъ мы моего царства некую прекрасную из женъ и станемъ с нею жить вместе аки с сожителницею. А посадимъ ея в высокую стрелню[1501] и приставимъ старуху крепкую. А двери, для верности межъ себя, станемъ печатми своими печатать. А ради любве, чтобъ меж нами не было какие вражды, потому что сие дело зело мнительно, положимъ межъ себя заповедь велию, а ей тое заповеди не объявимъ». Кралевичъ же рече ему: «Господине, советъ твой благъ. Но восвести ми, что к сему делу заповедь ради вражды?» Царь же рече ему: «Сице, брате, заповедь: пришед к ней в стрельню оба и положим ея на ложе, а сами ляжемъ по обема сторонама ея, единъ о десную[1502], а вторы о шуюю[1503] сторану ю. И кий из нас похощет с нею пребывати, той втораго ногою своею потрогай. И которого тронетъ, той в тоя поры лежи ничь на ложи, не трогася, а той с нею пребуди».

И похвали кралевичь разумъ царевъ, и сотвориша тако по совету своему. И живше с тою любовницею многое время по той заповеди безложно. Любовница же их по некоему случаю выведав их советъ, паки и заповедь. И в некое время поглядевъ из стрельни в оконце и увиде на земли некоего отрока, и разгоревся к нему любовию похоти. Спусти в оконце холстъ и подыме его темъ холстомъ от земли в оконце, пребывъ с нимъ на ложи.

По времени же придоша к ней царь и кралевичь по обычаю своему. Любовница же их, яко лукава зело, услыша приходъ их к себе, сохрани отрока того от них в сундукъ свой. Царь же и кралевичь пришед и по обычаю своему легше с нею на ложи. И она бе лукава зело и злохитра, тронула их по заповеди ихъ своима ногама обеих вдругъ. Они же легше оба ничь на ложи и держаша во уме своемъ другъ на друга, потому что живъ они многое время межъ собою зело любовно и безложно. А в тоя поры тотъ ея любовник вышед из сундука и ляже меж ими, и пребывъ с нею. И паки темъ обычаемъ любовница много время с ними живъ.

Царь же и кралевичь друг на друга во уме своемъ сетоваху, а никоторы выговорить не смеетъ. И по некому времени рече царь кралевичю яростно зело: «Брате мой! Повежъд ми, чесо ради ты како творишь напротивъ нашея заповеди?» Кралевичь же рече ему: «Повежъд ми, господине мой, что твоя мысль?» Царь же рече ему: «Для чего ты с сожителницею нашею пребываешь един сия поры?» Кралевичь же, выслушав речи ево, рече ему: «Господине мой! Я тебе сии речи говорити не обретал времени, потому что и я с тое жъ поры никако не причащся ей. А все чаял, что ты единъ с нею пребываешь. И мъного смотрил для верности иного пришельца к нему у полаты и печати свое, и печати обе никако нерушимы пребыша».

Царь же, услышавъ у него сии речи, укротився от гневъ своего. Взем кралевича за руку, поидоша к стрельни и начаша по стрельне искати вшедшаго к ней. И много время искаше, и обретше в сундуке отрока юна зело и прекрасна. Выняша его из сундука и спросиша, како вниде в стрельню. Онъ же все сказа имъ подъробну про наложницу их. Они же, восприимше от него такие речи, вземше его и наложницу, повесиша на вратех и разстрелявше обеих. А сами велми сетоваху ни о чесом же, но токмо о безчастии своемъ и о беззаконии и о лукавстве женъ своих.

И в некое время рече царь кралевичю в великой печали своей: «Брате мой, брате мой и господине! Виждь своего, паки и моего лицъ зракъ доброты и велие наше несчастие! И виждь, како прежнии наши законные сожителницы с нами лестно и лукаво жили, паки и ся наша общая наложница, сатанина угодница. О, злое острое дияволе оружие! О, зло всего злее злая жена! Поистинне рече Иоаннъ своими Златыми усты: „Лутче железо варити, нежели злую жену учити". Паки рече: „Лутче жити в земли пусте, нежели жити з женою злоязычною и пронырливою"[1504]. И ныне, брате, отвержемъ от сердца всю печаль свою и пойдем по далнымъ странамъ стыда ради здешних жителей». Кралевичъ же рече: «Буди, господине, на волю твою, якоже хощеши. Аз радъ твоего добронравнаго глагола во всемъ слушати».

И пойдоша по далнымъ странамъ и по пустымъ местам. И ходивше много дней, яко близ и годишнаго времени. И в некоей стране найдоша на лугу зело предобръ шатер велми прекрасенъ, маковица у того шатра красна и золота, и велми той шатеръ ухищренъ всякими ухищренми. И не дошедъ они до того шатра, подумавше промеж себя много, что мочно итти в той шатер, и стояху на многъ час. И паки положиша упование на Господа Бога, поидоша вкупе к шатру. Пришедше же в шатер той зело дерзостно и опасно, чаяху некоего рыцаря и сиречь богатыря. И паки в шатре никого не обретоша. И начаша прилежно искати на лугу около шатра. И искавше много, яко вдолее и поприща от шатра того, и ничтоже обретоша. И бысть в себе яко ужасны зело. Нашедше же на том лугу некую стезицу[1505] малу, яко в полупоприща от шатра того, и пойдоша по ней к шатру. И увидеша близ тое стези речку. Пришедше к ней по стези той и приидоша в близость того шатра. Увидеша близ стези тое и реки, и шатра древо некое, велми прекрасно при иныхъ древесехъ и высоко необычно. Влезше на него и начаша ждати, да ли кто по стези той к шатру приидет.

По малу времени зрятъ они, ажно бежитъ тою стезею левъ зверь, велми пристрашен. Изо устъ у него пламя, а из ушей дымъ чернъ. И во устехъ несетъ, яко видимо имъ от древа, кольцо златое, аки от солнечнаго блистания лучи испущает от кольца того.

Прииде же тот левъ в шатер и удари тое кольцо переднею своею ногою. И выйде ис того кольца пречюдная и прекрасная жена. А левъ превратися во образ прекрасного воина во образе некоего царя пречюдна и нача с нею в том шатре любезно опочивати. А царь и кралевичь все то со древа видевше и дивишася, но такмо бысть ужасны, да никоимъ обыкновениемъ их увидитъ и поястъ.

Опочивавше же той царь, мнимый лев, с тою изшедшею ис кольца златаго женою на многъ час. И посла ю той царь со златым кубцом для почерпствия воды. Она же, пришедше к реке близ того древа, на немже вседяше царь и кралевичь, нача темъ кубцом воду черпати. И увиде же вкупе два зрака человеческаго образа, и бысть во ужасе, мня, яко привидение некое от сатаны. И ту воду ис купка вылив, паки почерпе с молитвою. И видет то же, что и в прежнем купце, и наикраснее образы те и прежних образов. И дивися в себе велми, нача озиратися семо и овамо[1506]. И напрасно[1507] взглянув на то древо, увиде царя и кралевича близъ. И рада бысть к растлению греха с ними, потому что они зело прекрасни ей показалися. А той царь, мнимый левъ, в тоя пору в шатре опочивал..., ожидая ю с водою к себе.

Она же, их увидев, нача со древа звати, обещевая имъ вместо смерти животъ, едва со древа к ней снидут...

КОММЕНТАРИЙ

Повесть о королевиче Валтасаре была создана на рубеже XVII и XVIII вв. Три ее основных эпизода встречаются по отдельности или в разных взаимосочетаниях во многих памятниках мировой литературы и фольклора, наиболее известными среди которых являются вступительный рассказ «Тысячи и одной ночи» о царе Шахрияре и его брате Шахземане, новелла об Астольфе и Иоконде в «Неистовом Роланде» Л. Ариосто (песнь XXVIII), новелла из сборника Дж. Серкамби (XV в.). Судя по всему, русский автор впервые установил четкую последовательность всех трех эпизодов в едином повествовании, где функциональные места обманутого, обманщицы и обманывающего занимают разные действующие лица в ситуациях все более и более необычайных, благодаря чему читатель все глубже погружается в атмосферу женского коварства. Повесть вобрала в себя все возможные варианты сюжета о женских изменах, став своеобразной его «энциклопедией».

Отсутствие конца в единственном сохранившемся списке повести позволяет только предположить характер ее развязки. Судя по всем известным вариациям данного сюжета, герой должен признать «непобедимость» женщин в их стремлении к изменам и примириться с собственной женой. Повесть о королевиче Валтасаре занимает промежуточное положение между средневековой традицией обличения «злых жен» (рудиментом чего является цитата из слова Иоанна Златоуста) и новеллистикой ренессансного типа с новым изображением земной любви и женского характера.

Повесть о королевиче Валтасаре была опубликована Н. К. Пиксановым по рукописи РГБ, собр. Пискарева, № 172 (Пиксанов Н. К. Старорусская повесть. М.; Пг., 1923. С. 86—92). В наст, изд. публикуется по той же рукописи.