Библиотека литературы Древней Руси. Том 15 (XVII век)

Не в коемъ было царстве, в великомъ государстве, в славномъ граде во Антоне жил былъ славный король Видонъ. И проведал в славном граде Идементияне у славнаго короля Кирбита Верзауловича дочь, прекраснаю королевну Милитрису. И призва к себе любимаго слугу именем Личарду и почел говорить: «Ой еси, слуга Личарда! Служи ты мне верою и правдою, поди ты во град Дементиянъ к доброму и славному королю Кирбиту Верзоуловичю посольствовать, а от меня свататца». И слуга Личарда государя своего не ослушался, грамоту принялъ и челом ударил и поехал во град Дементиянъ к доброму и славному королю Кирбиту Верзауловичю.

И какъ будетъ слуга Личарда во граде Дементияне у славнаго и добраго короля Кирбита Верзауловича, и вшед в королевские хоромы, и грамоту положил перед короля на стол. И король Кирбитъ Верзоуловичь грамоту распечатывал и прочиталъ. И пошелъ в задние хоромы к прекрасной королевне Милитрисе и почелъ говорить любезные словеса: «Дочи моя прекрасная королевна Милитриса! Приехал в нашъ град Дементиянъ от славнаго и добраго короля Видона посольствовать, а на тебе сватаца. И язъ[1006] не могу против таковаго славнаго короля стоять, потому что у него войска соберетца многа, нашъ град огнем позжетъ и головнею покатит, а тебя с нелюбьви возметъ».

И прекрасная королевна Милитриса пад на колени пред оцемъ своимъ и почела говорить: «Государь мой батюшка, славный король Кирбитъ Верзауловичь! Когда яз была млада, а тот король Додонъ сватался у тебя на мне. И ты, государь, меня не давал за младостию. А ныне, государь мой батюшка, не давай меня за короля Видона, дай меня за короля Дадона. Тотъ королъ Дадонъ будет нашему граду здержатель и ото всехъ странъ оберегатель».

И славный король Кирбитъ Верзауловичь от токоваго славнаго короля Видона отстоятца не могъ и отдалъ дочь свою, прекрасную королевну Милитрису, за славнаго короля Видона. И такъ тотъ король Видонъ понялъ[1007] за себя прекрасную королевну Милитрису и жил с нею три годы и прижил младаго детищу, а храбраго витезя Бову каралевича. И прекрасная каралевна Милитриса призва к себе любимаго слугу именем Личарду и написала грамоту государю доброму и славному королю Додону, пожаловать бы[1008]: «Добры и славный король Дадонъ! Приехалъ бы под нашъ град под Антонъ и моего бы короля Видона извелъ, а меня б взял себе за жены места»[1009]. «И будет ты, слуга Личарда, государыни своей ослушаесься и поидешъ х королю Дадону и от меня грамоты не отвезешъ, и язъ тебя оболгу государю своему королю Видону небылыми[1010] словесы, и онъ тебя скоро велитъ злою смертию казнить». И слуга Личарда государыни своея не ослушался, грамоту принялъ и челом ударилъ и поехалъ х королю Дадону.

И какъ будетъ слуга Личарда у короля Додона и вшед в королевские полаты и положилъ грамоту на стол пред короля Дадона. И король Додон грамоту принелъ и роспечатавал, и прочиталъ, и покивалъ главою, и росмеялся, и почел говорить: «О слуга Личарда! Что государыни ваша меня смущает? А уже она с королем Видоном и детище прижила, храбраго витезя Бову королевича». И слуга Личарда почел говорить: «Государь добрый король Дадонъ! Вели меня посадить в темницу накрепко и поить и кормить довольно. А ты, государь, поезжай под нашъ град Антон, и будетъ словеса моя не збудутца, и ты меня вели злою смертью казнить». И королю то слово полюбилось, и почелъ король Дадонъ говорить: «О слуга Личарда, словеса твоя паче меда устомъ моимъ, а будет словеса твои збудутца, и язъ тебя пожалую».

И король Додон радощенъ бысть и повеле в рог трубити. И собра войска 37 000 и поехал под градъ под Антонъ и, пришедъ, стал в королевском лугу и велелъ шатры роставить. И узрила из задних хоромъ своих прекрасная королевна Милитриса и, оболакаа[1011] на себя драгоценныя платья, и пошла в королевские полаты, и почела говорить: «Государь мой добрый король Видонъ, понесла язъ второе чрево, не вемъ[1012] сынъ, не вемъ дщерь. И захотелась мне зверина мяса, и накорми меня дикаго вепря свежимъ мясомъ, от твоея руки убиеннаго». И король Видон радощенъ бысть, что не слыхал таковых речей и в три годы от своея прекрасныя королевны Милитрисы. И король повеле оседлати осля и сяде на осля и взял в руки копие и поехалъ в чистоя поля за дикимъ вепрямъ.

И прекрасная королевна Милитриса поднятъ и градные врата отворит и стрете[1013] короля Дадона с великою радостию во вратехъ градных. И вземь его за белыя руки, и любезно во уста целова, и поведе его в королевские полаты. И почели пити и ясти, и веселитися. И в те поры храбрый витезь Бова королевичь, еще детище младо и несмышленно, и вшед на конюшню, и ухоронися под ясли. И был у Бовы дятка[1014] Симбалда, и вшед на конюшню, и нашел Бову под ясли, и самъ прослезися, и почел говорить: «Государь мой храбрый витезь Бова королевичь! Мати твоя злодей, прекрасная королевна Милитриса. С королемъ Дадоном извела она, зладей, государя моего, а батюшка твоего, добраго и славнаго короля Видона. А ты еще детище младо, не можешь отмстити смерти отца своего. Побежимъ мы, государь, во град Суминъ, которымъ градомъ пожаловалъ государь мой, а батюшка твой славный король Видон: а тот град вельми крепокъ». И рече Бова дятке Симъбалъде: «Государь мой дядка Симъбалда! Яз еще детище младо и несмысленно, и не могу яз на добромъ коне сидеть и во всю конскую пору скакать». И дятка Симъбалда оседлалъ себе добраго коня, а под Бову иноходца, и призва к себе тридцать юношей, и побежа во град в Суминъ.

И были во граде изменники, и сказали королю Додону и прекрасной королевне Милитрисе, что дятка Симбалда побежал во град Суминъ и увесъ с собою Бову королевича. И король Додон повеле в рогъ трубить и собра войска 40 000, и погнася за дяткою Симбалдою и за Бовою королевичемъ. И посла загоньшиков за дяткою Симбалъдою и за Бовою. И загоншики сугнали дятку Симбалду и Бову королевича. И оглянулъся дятка, и увиде загоншиков, и почелъ во всю конскую пору скакать, и убеже во град Суминъ, и затворися накрепко. А Бова королевичь не могъ ускакать, и свалился Бова с коня на землю. И загоншики Бову взяли, и привезли х королю Дадону. И король Дадон посла Бову к матери его, к прекрасной королевне Милитрисе.

И пришед король Дадонъ под град Суминъ, сталъ в лугу и роставил королевские шатры. И спа тутъ и виде сонъ велми страшенъ, кабы ездитъ Бова королевичь на добром коне, в руце держитъ копие и прободает королю Дадону утробу и сердце. И король Додонъ воста от сна своего, и призва к себе брата своего именем Обросима. И почел сонъ свой сказывать и посылать брата своего Обросима во град Антон к прекрасной коралеве Милитрисе лепо поздравити[1015] и сонъ сказати, и просить Бовы королевича, чтоб его за тотъ сонъ предать злой смерти.

И Обросим поехалъ во град Антонъ к прекрасной коралеве Милитрисе лепо поздравити и сонъ сказати, и просить Бовы королевича, чтоб ево за тот сонъ предать смерти. И прекрасная королева Милитриса почела говорить: «Могу яз и сама Бове смерть предати. Посажу ево в темницу и не дам ему ни пити, ни ясти, та ж ему смерть будет».

И король Дадонъ стоялъ под градом Суминым 6 месецовъ и не могъ взять града Сумина, и пошелъ во град во Антон. И дятка Симбалда повеле в рогъ трубить, и собра войска 15 000, и пошелъ под градъ под Антонъ, и нача в городовую стену бити безоступно, и кричать и прошать из города государя своего Бовы королевича: «А не здадите мне государя моего Бовы королевича, и язъ живъ не могу от града отитить». И прекрасная королева Милитриса почела говорить королю Дадону: «Государь мой король Дадонъ, что злодей нашъ не дастъ намъ упокою ни в день, ни в ночь». И король Дадонъ повеле в рогъ трубити и собра войска 30 000 и погнася за дяткою Симбалдою. И дятка Симбалда не может стоять против короля Додона и убежал во град Суминъ, и затворися накрепко.

И прекрасная королева Милитриса велела Бову посадить в темницу и цкою[1016] железною задернуть и пескомъ засыпать и не довать Баве пити и ясти пять дней и пять нощей. И Бове из младости ясти добре хочетца. И прекрасная королева Милитриса оболокла на себя драгоценное платье и пошла по королевскому двору. И Бова увиделъ ис темницы и закричалъ Бова зычно гласомъ: «Государыня моя матушка, прекрасная королева Милитриса! Что ты, государыня моя, воскручинилася на меня, не пришлешь ко мне ни пити, ни ясти? Уже мне приближаетца голодная смерть!»И прекрасная королева Милитриса почела говорить: «Чадо мое милое, Бова королевичь! Воистинну яз тебя забыла с кручины. Тужу по отце твоем, а по государе своем по добромъ корале Видоне. Ужжо я тебе пришлю много пити и ясти, и ты напитай свою душу».

И прекрасная королева Милитриса, вшед в королевские полаты, и почела месить два хлебца своими руками на змеиномъ сале во пшенишномъ тесте. Испекла два хлебца и посла з девкою к Бове в темницу. И девка, пришед к темнице, и велела песку отгрести и цки открыти. И вшед девка к Бове в темницу, да за тою жъ девкою пришли два выжлеца[1017] и сели у темницы под окошкомъ. И девка дала Бове два хлебца, и Бова хочетъ хлебцы ясти, и девка прослезися, и почела говорить: «Государь храбрый витезь Бова королевичь! Не моги ты, государь, те хлебцы скоро съести, а скоряе того умрешъ. Мати твоя, а государыня моя прекрасная королева Милитриса, месила она те хлебцы своими руками во пшенишномъ тесте на змеиномъ сале». И Бова, вземъ хлебецъ, да бросилъ выжлецу, а другой другому. И сколь скоро выжлецы хлебцы съели, и скоряя тово ихъ розрвало по макову зерну. И Бова прослезися: «Милостивый Спасъ и Пречистая Богородица! За что меня государыня мати моя хотела злой смерти предать?» И девка дала Бове своего хлебца ясти, и Бова наелся и напился.

И девка, пошед ис темницы, не затворила и цки железные не задернула. И Бова вышелъ ис темницы, и побежалъ из града чрез городовую стену. И скочилъ Бова з городовые стены, и отшиб Бова себе ноги, и лежалъ за градомъ три дни и три нощи. И воста Бова, и пошол куды очи несутъ. И пришолъ Бова на край море, и увиделъ Бова корабль на море. И закричал Бова громко гласом, и от Бовина гласу на море волны востали, и корабль потресеся. И гости-корабелшики дивяшеся, что детище младо кричит громким гласомъ. И гости-корабелщики послали ярышков[1018][1019] в подьестке[1020] и велели спросить: «Крестьянского ли ты роду или татарскаго?» «И буде хрестьянскова, и вы ево возмите на карабль». И ерыжные приехали к брегу и почели спрашивать: «Хрестианскова ли ты роду или татарскова? Имя твое какъ?» И рече Бова: «Яз роду не татарскова, язъ роду християнскова, понамаревъ сынъ, а матушка моя была убогая жена, на добрых жен платья мыла, темъ свою голову кормила».

И ярыжные взяли Бову в подездокъ и повезли на корабль. И гости-корабелницы почели спрашивать: «Имя твое какъ?» И рече Бова: «Имя ми Бова». «Християнскова ли ты роду или татарскова?» И рече Бова: «Яз роду християнскова, понамарев сынъ, а мать моя была убогая жена, на добрыхъ женъ платья мыла, темъ свою голову кормила». И почел Бова по кораблю похаживать.

И гости-коробелницы промеж собою диващеся, не могут на Бовину красоту насмотритися, что не видали такова отрока: велми лепообразенъ[1021]. И легъ Бова спать, и гости-корабелницы промеж собою хотят смертныя чаши пити о Бове[1022]. И Бова воста от сна своего, и почел говорить: «Гости-корабелницы, не бранитеся и не деритеся обо мне. Яз вам служу по росчету: которой меня увидел преж на брегу, и яз тому служу да обеда, а которой увидел после, и яз тому служу после обеда до вечера». И гостямъ то слово полюбилось, вымали якори и подымали парусы, и бежали по морю год и три месяца, и прибежали под Армейское царство, а во Арменскомъ царстве король Зензевей Адаровичь. И метали гости-корабельницы сход на берег, и Бова почелъ по караблю ходить.

И король Зензевей Адаровичь посла юношей и подячихъ и велелъ спросить, коево царства корабль прибежалъ, и коего града гости, и с какими тавары. И юноши и подячие, пришед на корабль, и увиде Бову на коробли, и не могли на Бовину красоту насмотритца и забыли во уме своемъ спрошать, коево царства корабль прибежал, и которого горада гости, и с какими тавары. И король Зензевей Адаровичь спрашивает юношей и подячих, коево царства корабль, и коего града гости, и с какими товары. Они жъ ему ничего не сказаша, только сказали, что видели на корабли юнова.

И король Зензевей скоро повеле осля подвести и поехал х короблю и увиде: на корабле ходит отроча велми лепообразенъ. И забы во уме своемъ и спрошать, коева царства корабль и с какими товары. И король Зензевей Одаровичь почелъ у гостей торговать отрока: «И гости-коробелницы, продайте мне отрока, возмите у меня 300 литръ злато»[1023]. И гости-корабелницы говорили: «Государь король Зензевей Одаровичь! Нелзе намъ того отрока продать, что у нас тот рабичь общей, а взятъ на край море на брегу». И король Зензевей Адаровичь говорил гостям: «А коли у васъ тотъ рабичь общей, и вы его продайте, а возмите у меня 300 литръ злато, да торгуйте в моем царстве безданно и беспошлинно. А будет не продадите мне общего рабича, и вамъ из моего царства живым не выехать и впредь мима моего царства кораблем не хаживать». И гости-корабелницы Бову продали, а взяли за него 300 литръ злата.

И король Зензевей Адаровичь посади Бову на осля и поехалъ во Армейское царство и почелъ у Бовы спрашивать: «Бова, какова ты роду, царского или королевскаго?» И Бова рече: «Государь мой король Зензевей Адаровичь! Яз роду не царскаго и не королевскаго, язъ роду християнского, понамаревъ сынъ. А мати моя, убогая жена, на добрых женъ платья мыла, тем свою голову кормила». И король Зензевей Адаровичь почел говорить: «А коли ты, Бова, такова худова роду, и ты у меня служи на конюшни и буди нат конюхами большой». И Бова, государю своему ударя челом, и пошол на конюшню; а отроду Бове семъ летъ[1024]. И Бова почелъ на конюшне служить.

И у того короля Зензевея Адаровича была дочь, прекрасная королевна Дружневна. И узрила из своих хоромъ Бову на конюшне велми лепообразно, и от Бавины красоты во всю конюшню осветило. И прекрасная королевна Дружневна надела на себя драгоценное платье и пошла в коралевские палаты ко отцу своему и, пришед, почела говорить: «Государь мой батюшка, король Зензевей Адаровичь! Много, государь, у меня нянекъ, и мамокъ, и красных девицъ, а нетъ у меня ни единаго слуги. Завтра, государь, у меня пир на нянекъ и на мамокъ, а некому у меня постряпоть, ествъ роздать и у поставца[1025] постоять. Пожалуй, государь батюшка, темъ меня холопомъ, которого купил у гостей, а далъ 300 литръ злата». И у короля Зензевея Адаровича дочь была в любьви. «Дочь моя, прекрасная королевна Дружневна, буди на твоей воли». И велелъ позвать Бову. И Бова пришел в королевскую полату, государю своему челом ударил. И король Зензевей Адаровичь почел говорить: «Бова! Завтра у Дружневны постряпой и ествы роздай и у поставца постой. А еще, Бова, послушай моево наказу и по вся дни буди у Дружневны». И Бова, челомъ ударя, и пошел на конюшню. И Дружневна, челомъ ударя отцу своему, и пошла в задние хоромы.

И какъ ночь проходитъ, а день настаетъ, а Дружневна ествою спешитъ. А как ества поспеваетъ, и прекрасная королевна Дружневна послала девку на конюшню. И девка пришед на конюшню: «Поди, Бова, королевна тебя зовет». И Бова оделся и пришелъ в задние хоромы, и прекрасная королевна Дружневна против Бовы не усидела и встала. И Бова почел говорить: «Государыня прекрасная королевна! Негораздо[1026] делаешъ, против меня, холопа, встаешъ». И королевна на Бову досады никакие не держитъ.

И какъ пошелъ пир и пировая ества, поспелъ лебедь, и Бова лебедь принесъ. И прекрасная королевна лебедь рушела и уронила нож под столъ. И сама говорит: «Бова, подай мне нож!» И Бова кинулся под столъ. И прекрасная королевна, подкиня главу под столъ, и не хватала за нож, хватала Бовину главу и целовала его во уста, и во очи, и во уши. И Бова вырвался и опять сталъ у поставца и почелъ государыню свою бесчестить: «Государыня прекрасна королевна Дружневна! Непригожа тебе меня, холопа своего, цаловать во уста, и во уши, и во очи!» И как пированье отошло, и Бова почелъ говорить: «Прекрасная королевна Дружневна! Отпусти меня на конюшню к товарыщемъ». И Бова пошол на конюшню, и прекрасная королевна на Бовинъ следъ не могла насмотретца.[1027]

И Бова, пришед на конюшню, и легъ спать, и спалъ 5 дней и 5 нощей. Конюхи разбудить не могли и поехали по траву, и Бовинъ урок накосили, и в розвези[1028] связали. И Бова востал, да по траву поехалъ и стретилъ конюховъ, урокъ свой взял да выбралъ розныхъ цветов и сплелъ травеной венецъ, и положилъ себе на главу. И приехалъ на конюшню. И прекрасная королевна усмотрила у Бовы на главе травеной венецъ в розных цветахъ и послала девку на конюшню. И девка, пришед: «Поди, Бова, Дружневна тебя зовет».

И Бова пришед в задние хоромы. И прекрасная королевна не усидела, и встала против Бовы, и почела говорить: «Бова, сыми с своей главы венецъ своими руками да полож венецъ на мою главу». И Бова почелъ говорить: «Государыни прекрасная королевна Дружневна! Непригоже холопу с своей главы своими руками да класть на твою главу». И Дружневна почела говорить: «А буде ты, Бова, не сымешъ венца с своей главы своими руками да не положишъ на мою главу, и яз тебя оболгу батюшку небылыми словесы. И батюшка тебя велитъ скоро злою смертию казнить». И Бова схватил венецъ да ударил о кирпичную середу. И королевна венецъ подняла, и к сердцу прижала, и учела любовать паче златаго и жемчюжнаго. И пошелъ Бова ис полаты, ударил дверми, и выпалъ кирпичь ис стены и прошибло Бове голову. И прекрасная королевна лечила своими угодьями[1029]. И Бова пришелъ на конюшню, и легъ спать, и спалъ 9 дней и 9 нощей.

И приехалъ из Задонскаго царства король Маркобрунъ, а с нимъ войска 40 000. И ставился в лугу шатры роставливать и писалъ грамоту от короля Маркобруна королю Зензевею Адаровичю: «Дай свою дочь за меня с любви, а не дашъ с любви, — и яз твое царство огнемъ пожгу и головнею покачю, а дочь твою с нелюбви возму». И король Зензевей Адаровичь от таковаго короля отстоятца не могъ, и встречалъ его в городовых воротех, и примал ево за белые руки, и цаловалъ в сахарные уста, и называлъ ево любимым зятемъ. И пошли в королевские полаты, и почели пити и ясти на радостях.

И Маркоброновы дворяня почели за городомъ тешитца на добрых конехъ. И Бова воста, и услыша конское ржание, и пошел в задние хоромы, и почелъ говорить: «Государыня прекрасная королевна Дружневна! Что за нашимъ царствомъ за шум и конское ржание?» И прекрасная королевна почела говорить: «Бова, долго спишъ, ничего не ведаешъ! Приехал из Задонскаго царства король Маркобрунъ, а с нимъ войска 40 000, и наше царство осадил. А батюшка мой не могъ отстоятца от такова короля и встречал его в городовыхъ воротех, и называл ево любимым зятемъ, а мне муж он». И Бова почелъ говорить: «Государыни прекрасная королевна Дружневна! Не на чем мне выехать с Маркобруновыми дворяны потешитца. Дабудь ты мне добраго коня и меча-кладенца, и палицы железной, и доспеха крепкаго, и щита». И прекрасная королевна почела говорить: «Еще ты детище младо, только отроду семъ летъ, и добрымъ конемъ владеть не умеешъ, и во всю конскую пору скакать и палицею железною махать».

И Бова пошол на конюшню да оседлалъ иноходца и поехал за город к Маркобруновым дворяномъ тешитца. И не лучилась у него ни меча-кладенца, ни копия, лишъ взялъ метлу да выехалъ за город. И Маркобруновы дворяня розсмеялися, и розсмотрили Бову, и сами почели говорить: «Что за блединъ сынъ одинъ выехал тешитца? Что ему за честь?» И почели на Бову напускатца человек по пети и по шти[1030]. И Бова почелъ скакать, а метлою махать, и прибилъ Бова 15 000.

И прекрасная королевна увидела, что Бова одинъ скачетъ, и ей стало жаль: убьют его. И надела на себя драгоценное платье, и пошла ко отцу своему, и почела говорить: «Государь мой батюшка король Зензевей Адаровичь! Вели Бову унять, что ему за честь с Маркобруновыми дворяны тешитца?» И король Зензевей Адаровичь послалъ по Бову юношей, и юноши, пришед, говорили: «Бова! Государь король на тебя кручинитца. Что тебе за честь с Маркобруновыми дворяны тешитца?» И Бова приехал на конюшню да легъ спать и спалъ 9 дней и 9 нощей.

И в то время под Армейское царство приехалъ из Рахленскаго царства царь Салтанъ Салтановичь и сынъ его Лукопер, славный богатырь. Глава у него аки пивной котел, а промеж очми добра мужа пядь, а промеж ушми калена стрела ляжетъ, а промеж плечми мерная сажень.[1031] И нетъ такова силнаго и славнаго богатыря во всей подселенней. И Армейское царство осадилъ, и писал грамоту королю Зензевею Адаровичю от славнаго богатыря Лукопера, чтоб король Зензевей Адаровичь «дал бы за меня дочь свою прекрасную королевну Дружневну с любьви. А буде не дастъ, и яз его царство огнемъ пожгу и головнею покачю, а дочь твою с нелюбьви возьму».

И король Зенъзевей Адаровичь почелъ говорить королю Маркобруну: «Любимой зять мой, король Маркобрунъ! У тебя войска 40 000, а у меня соберетца 40 000 же. И сами два короля, а войска у нас по 40 000, да выедемъ против силнаго богатыря Лукопера». И король Зензевей Адаровичь повеле в рогъ трубить, и собра войска 40 000, а Маркобрунова войска 40 000 же. И два короля з двемя войскома выехали против силнаго богатыря Лукопера. И Лукопер заправил копие на двухъ королей глухимъ концемъ и двухъ королей сшипъ, что сноповъ, и два войска побилъ. А двухъ королей, короля Зензевея Адаровича да короля Маркобруна, связал да на морское пристанище отослалъ ко отцу своему царю Салтану Салтановичю.

И Бова воста от сна своего, ажно за городом шум великъ и конское ржание. И пошолъ Бова в задние хоромы к прекрасной королевне Дружневне. И вшед в полату, и почелъ Бова спрашивать: «Государыня королевна Дружневна! Что за городомъ шумъ великъ и конское ржание?» И прекрасная королевна Дружневна почела говорить: «Государь Бова! Долго спишъ, ничего не ведаешъ, что приехалъ из Рахленскаго царства царь Салтанъ Салтановичь и сынъ его Лукопер, славный богатырь. Нетъ такова богатыря во всей подселенной: глава у него аки пивной котелъ, а промеж очми добра мужа пядь, а промеж ушми калена стрела ляжетъ, а промеж плечми мерная сажень. И нетъ ему супротивника по всей подсолнычной. И наше царство осадил и писал государю моему батюшку королю Зензевею Адаровичю с великим угрожением, а на мне сватался. И батюшка мой собралъ войска 40 000, а Маркобрунова войска 40 000 же. И два короля з двемя войскома выехали противъ силнаго богатыря Лукопера. И Лукопер заправилъ на двухъ королей копие хлухимъ концомъ и сшипъ двух королей с коней, что сноповъ, и два войска побилъ и двухъ королей связалъ и на морское пристанище отослал ко отцу своему царю Салтану Салтановичю».

И рече Бова: «Государыня прекрасная королевна Дружневна! Не на чемъ мне выехать против силнаго богатыря Лукопера. Нетъ у меня ни добраго коня богатырскаго, ни доспеха крепкаго, ни меча-кладенца, ни копия востраго, ни збруи богатырской». И рече прекрасная королевна Дружневна: «Государь Бова! Ты еще детище младо и не можешъ на добромъ коне сидеть и во всю конскую пору скакать. И уже мне отцу своему не пособить! А ты, государь Бова, возми меня себе за жены места, а буди нашему царству здержатель и ото всехъ странъ оберегатель». И рече Бова: «Который государь купитъ холопа добраго, а холопъ хочет выслужитца. Да не на чемъ мне выехать противъ силнаго богатыря Лукопера: нетъ у меня ни добраго коня багатырскаго, ни збруи ратные». И рече прекрасная королевна Дружневна: «Есть у государя моего батюшка добрый конь богатырский: стоит на 12 цепяхъ, по колени в землю вкопанъ, и за 12 дверми. И есть у батюшка моего в казне 30 доспехов старых богатырей и мечь-кладенецъ».

И Бова бысть радощенъ и пошолъ на конюшню, и добрый конь богатырский зъ 12 цепей збился и уже пробиваетъ последние двери. И Дружневна побежала за Бовою на конюшню и почела говорить: «Есть ли во Арменскомъ царстве юноши храбрые витязи? Подите за мною на конюшню!» И доброй конь богатырский охапил Бову передними ногами, и почел во уста цаловать, аки человекъ, и Бова почелъ добраго коня богатырскаго по шерсти гладить, и скоро утешилъ добраго коня богатырскаго. И Дружневна послала в казну по доспехъ богатырский и по мечь-кладенецъ: 12 человекъ на насилкахъ несли. И Бова бысть радощен, и хочетъ садитись на добраго коня богатырскаго и ехать на дело ратное и смертное. И прекрасная королевна Дружневна почела говорить: «Государь мой Бова! Едешъ ты на дело ратное и смертное, либо будеш живъ, либо нетъ, а Богу ты не помолился и со мною не простился». И Бове то слово полюбилось, и пошелъ к Дружневне в полату и помолился Богу, и взял себе Спаса на помощъ и Пречистую Богородицу. И з Дружневною простился, и пошел на дело ратное и смертное.

И Дружневна Бову проважала. И отпущает на дело ратное и смертное, и подпоясывала около Бовы мечь-кладенецъ своими руками. И Бова садился на добраго коня богатырскаго, а в стремя ногою не вступаючи. И прекрасная королевна Дружневна ухватила Бовину ногу, и ставила в стремя своими руками, и примала Бову за буйную главу, и целовала его во уста, и во очи, и во уши. И рече прекрасная королевна Дружневна: «Государь мой Бава! Едеш ты на дело ратное и смертное, либо будешъ жив, либо нетъ. И яз тому веры не иму, что ты понамарева роду. Поведай мне истинную правду свою, царскаго ли ты роду или королевскаго?» И рече Бова прекрасной королевне: «Еду яз на дело ратное и смертное, либо буду жив, либо нетъ. Скажу яз тебе истинную правду. Не понамарева яз роду, яз роду королевскаго, славнаго короля сынъ Видона, а матушка моя, прекрасная королева Милитриса, добраго и славнаго короля Кирбита Везауловича дочь». И Бова досталь[1032] Дружневне песку к сердцу присыпалъ.

И былъ у того короля Зензевея Адаровича дворецкой. И почал говорить, а государыню свою бесчестить: «Государыня прекрасная королевна Дружневна! Не доведетца тебе около холопа своего своими руками мечь-кладенецъ опоясывать, и не доведетца тебе холопьи ноги в стремя ставить своими руками, и не доведетца тебе за холопью главу принимать и целовать холопа своего во уста, и во очи, и во уши, и провожать, и отпущать на дело ратное и смертное». И Бова ударил дворецкого копием, глухимъ концом, и дворецкой падъ на землю мертвъ, и лежал три часа, одва востал.

И Бова поехал на дело ратное и смертное. И скочил Бова впрямъ через городовую стену, и увиделъ славный богатырь Лукопер, что выскочил из Орменскова царства храбрый витезь через городовую стену, и стали на поле сьезжатца два силные богатыря. И Лукопер на Бову заправил копие вострымъ концом, и Бова на Лукопера вострымъ же концом. И ударились два силные богатыря промеж собою вострыми копьями, что сильный громъ грянулъ, прет тучаю. И Лукопер на Бове не мог доспеха пробить, а Бова на Лукопере доспех пробилъ на обе стороны, и Лукопер свалился с коня мертвъ.

И Бова почелъ Лукоперова войска бить, и бился Бова 5 дней и 5 нощей бес почиву[1033], не столько билъ, колько конемъ топталъ. И побил войска 100 000, и невелике люди ушли на морское пристанище ко царю Салтану Салтановичю. И почели говорить: «Государь царь Салтан Салтановичь! Выехал из Орменского царства храбрый витезь и скочилъ впрямъ через городовую стену, и сына твоего Лукопера убилъ, и 100 000 войска побилъ. Ужо будетъ на морское пристанище». И царь Салтанъ Салтановичь не поспелъ царскихъ шатров посымать, и скочил на корабль с невеликими людьми, и побежалъ во Рахленское царство.

И Бова приехал на морское пристанище, и скочилъ в шатеръ, ажно два короля связаны под лавкою лежатъ, король Зензевей Адаровичь да король Маркобрунъ. И Бова двухъ королей розвезалъ и на коней посадилъ. И поехали во Армейское царство, и ехали во Армейское царство 3 дни и 3 нощи в трупу человеческомъ, одва добрый конь скачетъ в крови по колени.

И рече Бова государю своему Зензевею Адаровичю да королю Маркобруну: «Которы государь добраго холопа купитъ, а тот холопъ государю своему выслужитца». И король Маркобрунъ почел говорить королю Зензевею Адаровичю: «Слыхалъ яз у старыхъ людей: который государь добраго холопа купитъ, а холопъ государю своему выслужитца, и того холопа наделяютъ[1034] да отпущаютъ». И король Зензевей Адаровичь почел говорить: «Яз де слыхалъ у старых же людей, что такова холопа годно наделять да к себе призывать». И приехали два короля во Армейское царство, и пошли в королевские полаты, и почели пити и ясти и веселитися. И Бова пошол на конюшню, и легъ спать, и спалъ 9 дней и 9 нощей.

И в тоя поры два короля, король Зензевей Адаровичь да король Маркобрунъ, выехали сь ястрепцы на заводи тешитца. И в тоя поры дворецкой призвал к себе 30 юношей храбрыхъ витезей и почелъ говорить: «Подите, юноши, и убейте Бову на конюшне соннаго, а яз вамъ дамъ много злата и сребра». И всякому корысти хочетца. И кинулись 30 юношей к Бове на конюшню, а Бова крепко спитъ. И в тех 30 юношехъ былъ единъ разумной. И почелъ говорить: «А токо мы не можемъ Бовы сонного убить. А Бова пробудитца, что намъ будет? Бова — храбрый витезь, убилъ Бова силнаго и славнаго богатыря Лукопера и 100 000 войска побилъ. Пойдемъ мы к дворецкому! А дворецкой таков же, что и нашъ государь король Зензевей Адаровичь, и напишет дворецкой грамоту королевским именем, и пошлет Бову во Рахленское царство, а Бова от сна своего не узнаетъ». И дворецкому то слово полюбилось. И пошолъ дворецкой в королевскую полату, и грамоту написал от короля Зензевея царю Салтану Салтановичю, чтоб царь Салтанъ Салтановичь «на меня не кручинился, не яз убилъ Лукопера, сына твоего, и 100 000 войска побилъ. Имя ему Бова, а яз его послалъ к тебе головою на смерть». И дворецкой грамоту написалъ, и запечатал, а самъ легъ на каролевскую кровать и одевался королевскимъ одеялом, и послал по Бову на конюшню. И Бова пришол в королевскую полату, и не узналъ Бова дворецкого. И почелъ говорить королевскимъ именемъ: «Бова, служи ты мне верою и правдою. Поди ты во Рахленское царство, отнеси от меня челобитье царю Салтану Салтановичю». И Бова грамоту принел, и челом ударилъ, и пошел на конюшню. И не оседлалъ добра коня богатырскаго, оседлалъ Бова иноходца и поехалъ во Рахленское царство.

И едетъ Бова 9 дней и 9 нощей, и не можетъ Бова наехать ни реки, ни ручья, а пити Бове добре хочетца. И увиде Бова: от дороги с версту стоит дубъ, и под дубомъ стоит черноризецъ. И поехалъ Бова, и рече чернорижцу: «Имя твое как?» — «Имя ми Пилигримъ». И рече Бова: «Дай мне, что ты самъ пьешъ». И рече Пилигримъ: «Государь мой, храбрый витезь Бова королевичь! Яз пью укруха[1035], а тебе, государь, дамъ тожъ укруги». И старецъ почерпнулъ чашу укруги и уклонился, всыпалъ усыпающего зелья и далъ Бове. И Бова выпилъ, и уклонился Бова с коня на землю, и спалъ 9 дней и 9 нощей. А старецъ Пилигримъ унесъ у Бовы мечь-кладенецъ и увел добраго коня-иноходца. И Бова восталъ от сна своего, ажно нет у него ни добраго коня-иноходца, ни меча-кладенца. И Бова прослезися: «Милостивый Спасъ и Пречистая Богородица! Уже ми изобиделъ старецъ, взял у меня добраго коня-иноходца и мечь-кладенецъ, а государь меня послал на смерть». И пошел Бова, куды очи несутъ. И Бове Господь путь правитъ.

И пришел Бова во Рахленское царство, и вшед в царские полаты, и грамоту положилъ на столъ. И царь Салтан Салтановичь грамоту принял, и роспечатал, и прочитал. И закричалъ царь Салтанъ Салтановичь: «О злодей Бова, ты у меня убил сына Лукопера и 100 000 войска побилъ, а ныне ты самъ ко мне на смерть пришолъ, могу тебя повесить!» И закричал царь Салтанъ Салтановичь: «Есть ли у меня юноши, храбрый витези? Возьмите Бову и поведите на повешенье». И скоро рели[1036] поставили, котлы приготовили, и востали 60 юношей, взяли Бову 30 юношей под правую руку, а другая 30 юношей под левую руку, и повели Бову на повешенье, и вывели Бову в поле. И увидел Бова рели и прослезися Бова: «Милостивый Спасъ и Пречистая Богородица! Что моя вина, что моя неправда, за что яз погибаю?» И взложи Богъ Бове на разум, что Бова силный богатырь. И трехнулъ Бова правую рукою и 30 юношей ушиб, и тряхнулъ Бова левою рукою и другую 30 юношей убилъ. И побежалъ Бова от Рахленскаго царства.

И увидел царь Салтанъ Салтановичь, и повеле в рогъ трубить, и собралъ двора своего и 5 тысячь, и погнася за Бовою. И сугнали, и поимали, и привезли ко царю Салтану Салтановичю. И царь Салтанъ Салътановичь почелъ говорить, аки в трубу трубить: «Уже ты, злодей Бова, хочешъ у смерти уйти. Могу тебя повесить!»

И была у того царя Салтана дочь, прекрасная королевна Минчитрия. И надела на себя драгоценная платья, и пошла ко отцу своему в полату, и почела говорить: «Государь мой батюшка, царь Салтанъ Салтановичь! Уже тебе сына своего, а брата моего не поднять и 100 000 войска не поднять же, а такова сильнаго богатыря изведешъ. А ты, государь батюшка, дай его мне на руки[1037], и яз его превращу в свою веру латынскую и в нашего бога Ахмета[1038], а меня он возьметъ за жены места и будет нашему царству здержатель и ото всехъ странъ оберегатель». И у царя Салтана дочь прекрасная царевна Минчитрия была в любви. И царь Салтанъ говорит: «Чадо мое милое, прекрасная царевна Минчитрия, буди на твоей воли».

И царевна Минчитрия челомъ ударила отцу своему, и взяла Бову себе на руки, и пошла во свои хоромы, и дала Бове много пити и ясти розличных ествъ, и почела говорить: «Бова, забудь свою веру провославную християнскую и веруй нашу латынскую веру в нашего бога Ахмета, и возми меня себе за жены места, и буди нашему царству здержатель и ото всех странъ оберегатель. А не станешъ нашей латынской веры веровать и не возмешъ меня себе за жены места, и батюшка мой может тебя повесить или на кол посадить». И рече Бова: «Хоть мне повешену быть или на коле посажену быть, а не верую яз вашея латынские веры и не могу яз забыть своея истинныя». И царевна Минчитрия велела Бову посадить в темницу накрепко и цкою железную задернуть и пескомъ засыпать и не дала Бове пити, ни ясти 5 дней и 5 нощей. И Бове пити и ясти добре хочетца.

И прекрасная царевна Минчитрия надела на себя драгоценное платья, и пошла к Бове в темницу, и велела песку отгрести, и цку железную открыть. И вошла к Бове в темницу, и не могла на Бовину красоту насмотритися 3 часа, и почела говорить: «Бова! Лутчи ли тебе умереть голодную смертью или повешену быть, или на коле посажену быть? Веруя нашу латынскую веру и позабуди свою християнскую веру, и возьми меня себе за жены места». «Уже мне и такъ голодная смерь приближаетца. А хошъ мне повешену быть или на коле посажену быть, а не верую яз вашея латынские веры и не могу забыть провославныя християнские веры».

И царевна Минчитрия не дала Бове ни пити, ни ясти, и пошла ко отцу своему в полату, и почела говорить: «Государь мой батюшка, царь Салтанъ Салтановичь! Не могла яз Бовы прелстить. Хошъ его повесь, хошъ его на колъ посади». И царь Салтанъ Салтановичь почелъ говорить: «Ест ли у меня 30 юношей? Подите в темницу и возмите Бову и приведите ево ко мне, яз могу Бову повесить». И стали 30 юношей, и пошли к Бове в темницу, и не могли песку отгрести, и цки железные открыти, и почели кровлю ломать. И закручинился Бова: «Нетъ де у меня меча-кладенца, нечемъ де мне попротивитца против 30 юношей». И увиде Бова в углу в темнице мечь-кладенецъ, и взя Бова мечь-кладенецъ, бысть Бова радощенъ. И юноши почели к Бове в темницу спущатца человека по два, и по три, и по пяти, и по шти. И Бова сечетъ да лесницу[1039] кладет.

И 30 юношей всех присек да и за лесницу склал. И царь Салтанъ на техъ юношей взозлился: «Зашли де блядины дети да з Бовою беседуютъ». И послалъ другихъ 30 юношей, и велелъ тотъчас Бову привесть. И пришли 30 юношей, и стали к Бове в темницу спущатца. А Бова сечетъ да лесницу кладет. И вышелъ Бова из темницы да и побежалъ из Рахленскова царства. И царь Салтан Салтановичь повеле в рог трубить, и собра войска 30 000 да погнася за Бовою.

И Бова прибежалъ на морское пристанище, и увиде Бова корабль, и скочил на карабль, от берегу отвалилъ. И закричалъ царь Салтан Салтанович зычно гласомъ: «Гости-корабелщики, здайте с коробля моего изменника, которой у меня ис темницы ушолъ, а имя ему Бова. И буде вы не здадите моего изменника, и впред мимо моего царства кораблемъ не хаживать и в моем царстве не торговать». И мужики-корабелщики хотятъ Бову с коробля здать. И Бова вынял ис подпазушья мечь-кладенецъ и мужиковъ присекъ да и в море пометал. И ерыжные на коробле ухоронились, и почели говорить: «Государь храбрый витезь, не моги ты насъ погубить, а мы тебе, государь, побежим куды тебе надобе».

И ярыжные подымали парусы, и бежали по морю год и три месеца, и подбежали под Задонское царство, и увидели три терема златоверхия, и отнесло ихъ погодою от пути верст за 100. И Бова велелъ парусы отпустить и якори в воду пометать. И почелъ Бова по короблю ходить и на вся стороны смотрить. И увиде на край брегу моря рыболовы. И закричалъ Бова зычно гласомъ: «Пожалуй, рыболовъ, не ослушайся, подедь на корабль!» И рыболовъ не ослушался, приехалъ, и Бова почелъ рыболова роспрашивать: «Пожалуй, рыболовъ, скажи мне: царство ли или орда, царь ли живетъ или король?» И рече рыболовъ: «Государь гость-корабелщикъ, стоит то наше царство Задонское, а живет государь нашъ король Маркобрунъ». И Бове пошло на разумъ и рече Бова: «Не тот ли король Маркобрунъ, что сватался во Арменскомъ царстве у короля Зензевея Адаровича на прекрасной королевне Дружневне?» И рече рыболовъ: «Государь гость-корабелщикъ, тот. А ныне королевна Дружневна у нашего государя короля Маркобруна умолила на год, а все проведывает про храбраго витезя про Бову королевича. У нашего государя Маркобруна радость будет, свадьба, жёнитца на прекрасной королевне Дружневне». И рыболов Бове песку к сердцу присыпалъ.

И Бова рече рыболову: «Пожалуй, рыболовъ, продай рыбы, ярыжным ясти». И рыболовъ кинулъ пять осетровъ на корабль: «Во се, государь, тебе рыбы и бес продажи». И Бова взялъ злата и сребра, и покрывалъ камками[1040] и бархаты, да и бросилъ рыболову в подездокъ. И рыболов почел говорить Бове: «Государь гость-корабелщик, дал ты мне много живота[1041], ни пропить, ни проесть ни детемъ моимъ, ни внучетомъ». И Бова рече: «Пожалуй, рыболовъ, свези меня на берегъ». И рыболовъ не ослушался, взялъ Бову в подездокъ и привесъ на берегъ. И Бова почалъ ярыжнымъ наказывать: «Ярыжные, вотъ вамъ весь карабль и з животом. Делите пополамъ, а не бранитеся и не деритеся».

И пошол Бова к Задонскому царству, и шелъ Бова 5 дней и 5 нощей, и нашелъ старца Пилигрима, которой ево ограбилъ и взялъ у него мечь-кладенецъ и добраго коня-иноходца. И Бова почелъ Пилигрима бить. И Пилигримъ почелъ молитца: «Не убей меня, храбрый витезь Бова королевичь! Яз тебе отдамъ добраго коня-иноходца и мечь-кладенецъ и дамъ тебе трое зелье: усыпающее, да зелье белое, а третье чорное». И взялъ Бова трое зелье да мечь-кладенецъ да и пошел.

Идет Бова 6 дней к Задонскому царству. И увиделъ Бова старца — на улице щепы гребет. И рече Бова старцу: «Дай мне с себя черное платье, а возми мое цветное». И старецъ почелъ говорить: «Государь храбрый витезь, не пригодитца мое тебе платье, а твое цветное платье мне: милостины не дадутъ». И Бова старца ударилъ о землю и снял с старца черное платье, а свое цветное платье покинулъ. И наделъ на себя Бова черное платье, и пошелъ на королевский двор, и пришол на поварню, а повары ествы варятъ.

И пришелъ Бова, и почел есть прошать: «Государи королевские повары, напойте-накормите прохожева старца для Спаса и Пречистые Богородицы и для ради храбраго витезя Бовы королевича». И повары закричали: «О злодей старецъ, что ты про Бову милостины прошаешъ? У нашего государя про Бову заповедано: хто про Бову помянетъ, того казнить смертью бес королевскаго ведома». И кинулся повар, выхватил ис-под котла головню и ударил старца, и старецъ на месте не тряхнулся и ухватил ту же головню, и ударилъ старецъ повара и ушибъ до смерти.

И побежали повары к дворецкому: «Дворецкой, поди на поварню. Пришелъ старецъ на поварню да лутчева повара ушибъ до смерти». И дворецкой пришол на поварню, и почелъ спрашивать у поваров: «За что стала у старца с поваром?» — «Пришелъ старецъ на поварню, почелъ есть прошать для Спаса и Пречистые Богородицы и для храбраго витезя Бовы королевича». И дворецкой почелъ говорить: «Что ты, старецъ, про Бову поминаешъ? У нашего государя заповедь крепкая: кто про Бову помянетъ, и он велитъ без своего ведома убить». И рече Бова: «Государь дворецкой, не вели меня, старца, убить, яз старецъ прохожей и заповеди вашей не слыхалъ». И дворецкой рече: «Поди, старецъ, на задней двор, тамо королевна Дружневна нищих златом делитъ. Завтра у нашего государя радость будет: женитца нашъ государь король Маркобрунъ на прекрасной королевне Дружневне».

И старецъ пошелъ на задней двор, ажно на заднемъ дворе нищих великое множество. И старецъ пошелъ промеж нищихъ теснитца, и нищие старцу пути не дадутъ, и почели старца клюками бить. И старецъ почелъ на обе стороны нищих толкать, и за старцомъ много мертвых лежатъ. И нищие почели старца пускать. И старецъ дошелъ до прекрасной королевны Дружневны, и закричал старецъ зычно гласомъ: «Государыни прекрасная королевна Дружневна! Дай мне, старцу, милостину для Спаса и Пречистые Богородицы и для храбраго витезя Бовы королевича». У Дружневны миса из рукъ з златом вывалилась. И добрый конь богатырский услышал всадника своего храбраго витезя Бову королевича, и почелъ на конюшне ржати, и от конскаго ржания град трясяхуся.

И королевна Дружневна почела говорить: «Подите, няньки, да раздовайте злато нищимъ». А сама взяла старца и пошла в задние хоромы, и почела спрашивать: «Старецъ, что ты про Бову милостины прошаешь? Где ты слыхал про государя моего храбраго витезя Бову королевича?» И рече старецъ: «Государыни королевна! Яз з Бовою в одной темнице сидел во Рахленском царстве, да мы з Бовою одною дорогою шли. Бова пошелъ налево, а яз пошелъ направо». И рече старецъ: «Государыня королевна Дружневна, а какъ Бова ныне придетъ, что ты над нимъ учинишъ?» И прекрасная королевна Дружневна прослезися. «Что б, — говоритъ, — кабы яз проведа государя Бову на тридесятом царстве на тридесятой земле, и яз бы и там к нему упала!»

И в тоя поры пришол король Маркобрунъ к прекрасной королевне Дружневне, ажно старецъ сидит, а Дружневна перед старцом стоит. А король Маркобрунъ почелъ говорить: «Что ты, Дружневна, пред старцомъ стоишъ, а слезы у тебя по лицу каплютъ?» И королевна Дружневна почела говорить: «Государь мой король Маркобрунъ, какъ мне не плакать? Пришел тот старецъ из нашего из Орменскаго царства и сказываетъ: батюшка и матушка моя умерли. И яз по них плачю». И король Маркобрунъ почелъ говорить: «Государыня прекрасная королевна Дружневна! Уже тебе отцу своему и матери своей не пособить. А тужишъ, лишо живот свой надсажаешъ. Пущи всего, что добрый конь богатырский збился зъ 12 цепей, уже последние двери пробиваетъ. А как последние двери пробьет, и в городе много мертвых будетъ». И рече старецъ: «Государь король Маркобрунъ! Яз утешу добраго коня, что станетъ трех летъ младенецъ ездить». И король Маркобрунъ рече старцу: «Толко ты, старецъ, утешишъ добраго коня, яз тебя пожалую, дамъ тебе много злата».

И старецъ пошел на конюшню, и Дружневна пошла за старцомъ. И добрый конь богатырский услышалъ всадника своего, и последние двери пробилъ, и сталъ на задние ноги, а передними ногами охапилъ старца, почелъ во уста целовать, аки человекъ. И увидел король Маркобрунъ, пошелъ в полату и заперса: «Уже коли добрый конь последние двери пробилъ и старца смялъ, то много в городе мертвых людей будет».

И прекрасная королевна Дружневна почела говорить: «Что ты, старецъ, скоро утешилъ?» И старецъ рече: «Государыня прекрасная королевна Дружневна! И самъ яз тому дивлюся, что добрый конь меня скоро узналъ, а ты меня долго не узнаешъ. А яз истинный самъ Бова королевичь». И Дружневна рече старцу: «Что ты, старецъ, меня смущаешъ? Государь былъ Бова велми лепообразенъ, от Бовины бы красоты во всю конюшню осветила». И старецъ вынял из подпазушья мечь-кладенецъ, и Дружневна мечь к сердцу прижала: «Истинной мечь государя моего Бовы королевича! А ты, старецъ, чернъ и дуренъ, а шелъ ты з Бовою одною дорогою, и ты у него мечь укралъ. А кабы тот мечь был у государя моего Бовы королевича, умелъ бы онъ темъ мечемъ владать. А се была у государя моего у Бовы на главе рана, а в рану палецъ ляжат. Когда онъ служил во Арменскомъ царстве у государя моего батюшка у короля Зензевея Айдаровича, и пошелъ Бова ис полаты, и ударилъ дверми, и свалился кирпичь сверху, и разшибъ у Бовы голову. И яз лечила Бову своими руками, и яз знаю Бовину рану». И старецъ снял з главы клабукъ, и показал рану. И Дружневна рану осмотрила, и поцеловала: «Истинная рана государя моего Бовы, а ты, старецъ, дуренъ и чернъ». И рече старецъ: «Истинный яз самъ Бова. А ты, Дружневна, вели воды принесть, и яз умоюсь белаго зелья».

И Дружневна побежала сама по воду, и принесла воды в сребряном рукомойце. И Бова умылся белаго зелья, и осветил Бова во всю конюшню. И Дружневна пад в ноги Бове, и почела говорить: «Государь мой храбрый витезь Бова королевичь! Не покинь меня, побежимъ с тобою от короля Маркобруна». И рече Бова: «И ты, Дружневна, поди х королю Маркобруну и дай ему пить, и всыпь в кубокъ усыпающего зелья, и онъ спитъ 9 дней и 9 нощей, а мы в тоя поры убежимъ». И Бова далъ усыпающего зелья, и Дружневна зелья взела да и за рукав завернула, и пошла в свои хоромы, и надела на себя драгоценная платья, и пошла в королевскую полату, и почела говорить: «Государь мой король Маркобрунъ! Завтра у насъ с тобою радость будетъ: тебе, государь, меня за себя понять. А ты, государь, со мною изопьемъ по кубку меду, чтобы мне не тужить по батюшке и по матушке».

И у короля Маркобруна Дружневна была в любьви. И скоро велелъ принести крепкаго меду, и юноши скоро принесли крепкаго меду. И Дружневна, уклонясь, всыпала из рукава усыпающего зелья и поднесла королю Маркобруну. И у короля Дружневна была в любви, и велелъ ей напередъ пить. И Дружневна почела перед нимъ уничижатца: «Государь мой король Марокбрунъ! Не доведетца мне, девке-страднице[1042], прежъ тебя пити. Выпей, государь, тот кубокъ ты, а яз по другой пошлю». И король Маркобрунъ выпилъ кубокъ меду и уклонился спать. И королевна Дружневна побежала к Бове на конюшню и почела говорить: «Государь мой храбрый витезь Бова королевичь, уже король Маркобрунъ крепко спитъ».

И Бова оседлалъ под себя добраго коня богатырскаго, а под Дружневну иноходца. И Дружневна взяла ис казны 2 шатра езжалые[1043], и Бова шатры взялъ в торока, и садился Бова на добра коня, а Дружневна на иноходца, и поехали из Задонского царства. И ехалъ Бова з Дружневною 9 дней и 9 нощей, и сталъ Бова в поле, и роставилъ белые шатры, и добры кони стреножилъ. И пошелъ з Дружневною в шатер, и Бова з Дружневною совокупился. И король Маркобрунъ воста от сна своего, ажно нетъ у него прекрасные королевны Дружневны, ни добраго коня богатырскаго. И почелъ король Маркобрунъ говорить: «Не старецъ злодей былъ, а былъ истинный самъ Бова королевичь. Увелъ у меня злодей прекрасную королевну Дружневну и добраго коня богатырскаго». И повеле в рогъ трубити, и собра войска 30 000, и послалъ за Бовою и за Дружневную.

И Бова вышелъ из шатра холодитца. И какъ услышалъ Бова конскую потопь и людцкую молву, и пошелъ в шатер, и почел говорить: «Государыни прекрасная королева Дружневна! Есть за нами люди небольшие: быть погоне от короля Маркобруна». И прекрасная королева Дружневна почела говорить: «Государь мой ласковой, храбрый витезь Бова королевичь! А тако насъ поимаютъ, уже намъ от короля Маркобруна живымъ не быть». И Бова рече: «Государыня прекрасная королева Дружневна! Молися Богу, Богъ с нами».

И взялъ Бова мечь-кладенецъ, и селъ на добраго коня и без седла, и поехалъ против погони, и побилъ погоню 30 000, толко оставил 3 человека, наказавъ, да и отпустил х королю Маркобруну: «Что король Маркобрунъ за мною посылаетъ, тока войска теряет! А знает онъ, что яз силны богатырь, храбрый витезь Бова королевичь? Убилъ яз силнаго богатыря Лукопера и 9000 войска побил». И пришли 3 человека х королю Маркобруну и почели говорить: «Государь король Маркобрунъ! Бова все войска побилъ, и насъ трех отпустилъ и не велелъ за собою гонятца: что онъ посылаетъ за мною, только войска теряетъ!»

И король Маркобрунъ повеле в рогъ трубить и собра войска 40 000 и посылает за Бовою и за Дружневною. И те юноши почели говорить: «Государь нашъ король Маркобрунъ! Что намъ за Бовою ити? А Бовы нам не взять, только нам головами своими наложить. Есть, государь, у тебя сильный богатырь, а имя ему Полканъ, по пояс песьи ноги, а от пояса что и прочий человекъ, а скачет он по 7 верстъ. Тотъ можетъ Бову сугнати и поимать, а сидит онъ у тебя в темнице за 30 замками и 30 мостами». И король Маркобрунъ велелъ Полкана ис темницы выпустить и послал за Бовою. И Полканъ почел скакать по семи верстъ.

И Бова вышелъ из шатра, и услышалъ Бова, что Полканъ богатырь скачетъ. И Бова взял мечь, и селъ на добраго коня и без седла, и поехалъ противъ силнаго богатыря Полкана. И какъ сьезжаютца два силные богатыря, и Бова махнул Полкана мечем, и у Бовы мечь из рукъ вырвался и ушол до половины в землю. И Полканъ Бову ударил палицею, и Бова свалился с коня на землю мертвъ. И Полканъ скочи на Бовина коня, и добрый конь Бовинъ увиделъ Полкана, и закусил муштукъ и почелъ носить по лесамъ и по заразамъ[1044] и по кустамъ, и ободралъ по пояс ноги и мясо до костей.

И Бова лежал мертвъ три часа, и востал, что ни в чемъ не бывал[1045], и пришелъ к Дружневне в шатер, и легъ на кровать. И добрый конь уносил[1046] Полкана, и примчал к шатру, и Полканъ свалился на землю. И Дружневна из шатра вышла, и почела говорить: «Брате Полкане, помирися з Бовою, инъ вамъ не будет супротивника на семъ свете». И рече Полканъ: «Яз бы рад за Бовою помирица, лишъ бы Бова помирился». И Дружневна пришед в шетер и почела говорить: «Государь храбрый витезь Бова королевичь, помирися ты с Полканомъ, ино вам не будет на семъ свету супротивника». И рече Бова: «Яз рад с Полканом помиритца, а не поми́ритца Полканъ, и яз его убью». И Бова с Полканом помирился. Полканъ Бову прималъ за белые руки и целовал во уста, и называл его болшим братомъ.

И селъ Бова на добраго коня, а Дружневна на иноходца, а Полкан за ними почелъ скакать. И приехали во градъ Костел, а во граде нетъ ни царя, ни короля, толко мужикъ посацкой, а имя ему Орелъ. И Бова королевичь да Полканъ ставились на подворье, и Бова легъ с Дружневною спать. А в тоя поры пришол король Маркобрунъ под град Костелъ, а войска с нимъ 50 000, и Костелъ-град осадил, и почелъ грамоты к мужику посацкому писать и прошать з города Бову с Полканом: «А будетъ вы не здадите з города моихъ изменников, и язъ вашъ град Костелъ огнемъ пожгу и головнею покачю!» И мужикъ посадцкой велелъ мужикомъ собратца в земскую избу. И мужики собралися, и посадникъ мужикъ Орелъ пришол в земскую избу и мужикамъ грамоту прочелъ, и почелъ говорить мужикамъ: «Пойдемъ мы противъ короля Маркобруна! И яз сам пойду и двухъ сыновъ собою возму». И мужики собрались да и выехали против короля Маркобруна. И король Маркобрунъ мужика-посадника и з детьми полонил, и король Маркобрунъ мужика отпустилъ, а дву сыновей взялъ в закладе[1047], а велелъ здать з города Бову да Полкана да прекрасную королеву Дружневну.

И мужикъ пришолъ в город и велелъ збиратца мужикам в земскую избу. И скоро мужики собрались в земскую избу, да сталъ за мужиков мужикъ-посадникъ, почелъ говорить: «Здать ли намъ з города выезжих людей или не здавать?» И выступала Орлова жена и почела говорить: «Выезжихъ людей з города не здавать, а уже детямъ своимъ намъ не пособить». И мужикъ Орелъ почел говорить: «У всякие жены волосы долги, да умъ коротокъ». И присоветовали мужики, что Бову з города здать.

И пошел Полкан к Бове: «Брате Бова, долго спишъ, ничего не ведаешъ: хотят насъ мужики з города здать». И рече Бова: «Злодеи — мужики, что ни продуму[1048] не гораздо удумали! Не гораздо и имъ будетъ!» И скочилъ Бова скоро с кровати и опахнулъ[1049] на себя шубу одевалную[1050]. И взялъ под пазуху мечь-кладенецъ и пошелъ в земскую избу, и почел мужиков рубить от дверей и до куту[1051]. Мужиков порубил да и вонъ пометалъ, а Орлова жена побежала с коника[1052] с печи и почела говорить: «Государь храбрый витезь, не моги меня, горкие вдовы, погубить!» И рече Бова: «Матушка государыня, не бойся. Дай мне до утра сроку, яз и детей твоих отполоню». И выехали Бова да Полканъ против короля Маркобруна, и Бова ехал с правые руки, а Полканъ заскочилъ с левые руки. И почели Маркобрунова войска бить, аки животину[1053] отгнали и Орловыхъ детей отполонили.

И король Маркобрунъ ушол в Задонское царство с невеликими людми и положилъ на себя клятву, что «не гонятца за Бовою ни детем моимъ, ни внучетомъ, ни правнучатам». И Бова пришел в город Костел и пришед к Орлове жене: «Во се, государыни матушка, дети твои». И почелъ у мужиковъ крестъ целовать, и учередилъ Бова Орловыхъ детей, да и поехалъ з города Костела и с прекрасною королевою Дружневною, а Полканъ за ними пешъ поскакал.

И едучи Дружневна почела говорить: «Государь мой храбрый витезь Бова каралевичь! Уже приходит мне время, какъ добры жены детей рождаютъ». И Бова сталъ на станъ и шатры роставил, и рече Бова Полкану: «Брате Полкане, стань подале. Дружневна у меня недомогаетъ». И Полканъ отшел подале да стал под дуб. И Дружневна родила два сына, и Бова нарекъ имя имъ: одному имя Симбалда, а другому Личарда. И Полканъ востал от сна своего и услышал конскую потопь и людцкую молву, и пришелъ Полканъ к Бовину шатру, и рече Полканъ: «Брате Бова! Идет рать великая, невесть идетъ царь, невесть король. Сам ли ты идешъ проведать или меня пошлешъ?» И рече Бова: «Поди ты, а мне ныне не доволно: Дружневна народи два сына — Симбалду, а другова Личарду». И Полканъ поскакал, и много людей онъ похватал и в пленицу[1054] перевезал да и к Бове привел.

И Бова почелъ языковъ спрашивать: «Сказывайте вы, добрые люди, не испорчены, коева царства рать идетъ? Царь ли идетъ или король?» И языки почели росказывать: «Государь храбрый витезь! Идутъ то, государь, воеводы от нашего государя короля Додона во Армейское царьства. Сказываютъ, что бутто во Арменскомъ царьстве у короля Зенъзевея Андоровича служитъ Бова королевичь. И король Додон велелъ его, Бову, взять да к себе привестъ во царьство». И у Бовы разгорелося богатырское сердце, и не могъ Бова утерпети и предаде ихъ смерти. И оседлал себе доброго коня своего богатырского и взял с собою мечь-кладенецъ, и почел Бова брату своему Полкану наказывать: «Брате мой Полкане! Не покинъ ты Дружневны моей и двух детей моих. А яз поеду во Арменское царьства на дело ратное, а сам ты, брате, не ходи блиско к лесу». И простился Бова с Полканом, да и з Дружневную и з детми своими, и поехал Бова на ратное дело.

А Полкан после его отшелъ к лесу спать, и в ту ж пору пришли лвы к Полкану сонному, и богатыря того Полкана сьели всего, только оставили одни плесны[1055] ножные. И после того вышла Дружневна из шетра своего и посматрила под дубом: и где Полкан спал, ажно Полкана лвы сьели, толко лежат плесны одни ножные. И Дружневна велми по немъ потужила, по Полкане, и взела детей своих и пасадила за пазуху, и сяде на инахотца и поехала, куды ее очи несут.

И приехала Дружневна под Армейское царьства и взяла с собою только плеть едину в торока, и пустила доброго своего коня-инахотца в чистое поле и рече ему: «Поди ты, мой добрый конь-иноходецъ, ищи себе государя ласковова». И пришед Дружневна к реке и умылась чернаго зелья и стала черна, что уголь. И пришедъ Дружневна в Рохленское царство и стала у вдовы на подворье. А в Рохленскомъ царстве царевна Миличитрия. И Дружневна почела на добрыхъ женъ сорочки шить, темъ свою голову кормила и детей своихъ.

И Бова королевичь силу побилъ, и приехалъ к шатру, ажно нетъ в шатре ни королевы Дружневны, ни детей его. И Бова посмотрелъ под дубъ, ажно Полкана львы сьели, только лежат плесны ножны. И Бова разтужися: «Уже коли такова сильнаго богатыря львы сьели, то и Дружневну и детей моихъ». И похоронилъ Бова Полкановы плесны, и самъ росплакася горко: «Милостивый Спасъ и Пречистая Богородица! Дали вы мне ладо поноровное[1056], и не дали вы мне с нею пожить от младости и до старости». И пошелъ Бова на заводи тешитца и настрелялъ гусей и лебедей, и наварилъ Бова ествы да наелся и напился. Да и поехалъ Бова во Армейское царство, чтобы ему дворецкого убить, которой дворецкой послалъ ево на смерть.

И приедет Бова во Армейское царство в воскресной день, а король Зензевей Адаровичь стоитъ у церковнаго пения[1057]. И пошелъ король Зензевей от пения, и Бова королю Зензевею Адаровичю челом ударил. И король Зензевей почелъ спрашивать: «Имя твое какъ, и коего града, и куды идешъ?» И рече Бова: «Имя ми Августъ, ищу себе государя ласкаваго, чтобы меня приголубилъ». И рече король: «Мне такие люди надобно. Пожалуй, Августъ, служи ты мне». И Августъ, челомъ ударя, и пошелъ на королевской двор и дворецкаго убил.

И приехали послы из Рахленскаго царства. И Августъ подвернулся к послам и почел спрашивать: «Коего царства послы и почто приехали?» И послы почели говорить: «Мы, государь, пришли из Рахленскова царства проведавать про храбраго витезя Бову каралевича: послала насъ царевна Миличитрия, а хочетъ она за Бову замуж итить». И Августъ рече: «Подте вы, послы, в Рохленское царство, а Бова будет у васъ». И поехалъ Бова в Рохленское царство.

И приехал Бова в Рохленское царство, и взехалъ Бова на каралевской двор безопсылачно[1058]. И встречает Бову прекрасная царевна Минчитрия, и повела Бову в королевские полаты, и почели пити и ясти и веселитися. И царевна Минчитрия почела говорить: «Государь храбрый витезь Бова королевичь! Крести ты, государь, меня, да возми себе за жены места, и буди нашему царству здержатель и ото всех странъ оберегатель». И Бова Минчитрию крестил, да и положили промеж собою на слове до воскреснаго дни.

И у Дружневны дети уже на разуме. Симбалда играетъ в гусли, а Личарда в домъру. И Дружневна почела посылать детей своих на королевской дворъ: «Потьте, детушки, на королевской дворъ, и васъ возмут в королевскую полату, и вы играйте наигрыши добрые и тонцы[1059] водите хорошие, да во всякой песни пойте храбраго витезя Бову королевича». И Бовины дети пошли на королевской дворъ и в королевские полаты и почели наигрыши играть и тонцы водить, а во всякой песни поютъ храбраго витезя Бову королевича. И Бова рече: «Что вы поете во всякой песне Бову королевича? А яз много хожу, а Бовы в песнях не слыхал». И Бовины дети почели говорить: «Поемъ мы в песнях государя своего батюшка Бову королевича, а велела намъ государыня наша матушка прекрасная королевна Дружневна». И Бова велелъ их напоить и накормить и дал имъ злата и сребра много, одва мочно донести, а сам пошел за ними назором[1060]. И пришли Бовины дети на дворъ, и мати ихъ встречает: «Подте, детушки!», и примает за белые руки и целуетъ их во уста. Увиде Бова, что встречаетъ баба дурна и черна, плюнулъ Бова да и прочь пошол: «Блядины де дети, сказали у себя мати Дружневна, ана[1061] баба дурна и черна, что уголь».

И какъ ночь проходит, а день настает, и Дружневна посылаетъ детей своих на королевской двор. И Бовины дети пришли в королевские полаты и почели игрищи[1062] играть добрые, а тонцы водить хорошие, и во всякой песни поютъ Бову королевича. И Бова велелъ их напоить и накормить и далъ имъ много злата, и сребра и того болши, и пошол за ними назором. И королевна Дружневна умылась белаго зелья и вышла встречать детей своих. И Бова увиделъ Дружневну и скочилъ на двор. И хватаетъ Дружневну за белые руки и целуетъ в сахарные уста. И Дружъневна пала ему в ноги: «Государь мой храбрый витезь Бова королевичь! Не покинь меня и детей своихъ!»

И Бова взялъ Дружневну и детей своих, и пошолъ на конюшню, и выбралъ добрые кони-иноходцы под Дружневну и под детей своихъ. И царевна Минчитрия палась Бове в ноги и почела говорить: «Государь храбрый витезь Бова королевичь! Коли ты, государь, меня за себя не взялъ, и язъ буду твоя закладчица»[1063]. И рече Бова: «А коли ты за меня заложилась, и тебя не изобидит ни царь, ни король, слышичи мою грозу, храбраго витезя Бовы королевича». И поехалъ Бова с Дружневною и з детми своими во град Суминъ к дятьке Симбалде.

И дятька Симбалда встречалъ приезжаго человека Августа и двор ему отвелъ. И назавтре дятка Симбалда на приезжаго человека Августа пиръ рядилъ. И пришелъ Августъ на пир, и дядка Симбалда велелъ ему места дать. И какъ пошелъ пиръ навесело, и Августъ почелъ говорить: «Государь дятка Симбалда! Кто близъ тебя живетъ, и нет ли какой обиды?» И говорилъ дятка Симбалда: «Есть, государь! Близъ меня живет злодей король Додонъ. Убил онъ, злодей, государя моего, добраго и славнаго короля Видона и по вся годы животину от града отгоняет, а яз против его стоять не могу». И Августъ рече: «Яз могу ту обиду отмстить. Собери войска, колко мочно». И Симбалда повеле в рог трубить и собра войска 15 000. И Августъ поехалъ воеводаю и взялъ с собою дядкина сына именем Дмитрея. И пришел под градъ под Антон, и животину отгнал, и посады обжегъ. И где лежит король Видонъ, а над могилою стоит столпъ, и Августъ ходилъ по три дни на могилу прощатца, а сам горко плакася. И увидел король Додон, что пришли под градъ невеликие люди и животину отгнали, и посады обожгли. И повеле в рог трубити, и собра войска 40 000, и вышел против Августа.

И Августъ, аки животину, отгнал от града, и ударил копием короля Дадона, и далъ ему сердечную рану. И поехал Августъ во град Суминъ, и дятка Симбалда повеле на радостех звонить и молебны служить, и взял Августа к себе. И дядкинъ сынъ Дмитрей почел отцу своему сказывать, что Августъ ходилъ на могилу по три дни прощатца, а сам горько плакася: «Не государь ли нашъ храбрый витезь Бова королевичь?» И дятка Симбалда почелъ говорить: «Государь нашъ был Бова королевичь велми лепообразенъ, и от Бовины красоты не мочно на месте сидеть». И Бова услышал те речи, и вышел на крыльцо, и умылся белаго зелья, и вшел в полату. И осветил всю полату Бова своею красотою. И дядька Симбалда пад в ноги: «Государь мой храбрый витезь Бова королевичь! Моги отмстить смерть отца своего!»

И приехалъ посол из града из Антона во град Сумин, лекаря спрашивать. И Бова умылся чернаго зелья и назвался лекарем: «Яз де могу вашего короля Додона излечить от раны сердечныя». И взял Бова с собою дядкина сына Дмитрея да и пошол во градъ во Антон лечить Додона. И посол пришел и обвестилъ королю Додону: «Государь король Додонъ, язъ тебе лекаря привез из Сумина града». И король Додон велелъ итти лекарю в полату, ажно много князей и бояръ. И лекарь почел говорить: «Государь король Додон! То дело упорливо[1064]; чтоб не было никого в полате!»

И король Додон выслал из полаты всех, и Бова полату заперъ и приставил у крюка дядкина сына. И вымал Бова ис подпазушья мечь-кладенецъ, и почел говорить королю Дадону: «За то б яз тебе головы не отсекъ, что ты государя моего батюшка, добраго и славнаго короля Видона извел. И яз за то тебе отсеку голову, что ты послушал женского разума». И отсекъ Бова голову королю Дадону и положилъ на блюдо да ширинкою покрылъ.

И пошол Бова в задние хоромы к прекрасной королевне Милитрисе и почел говорить: «Во ся, государыня, дары от короля Додона. Яз излечил твоего короля Додона от раны сердечныя». И королевна Милитриса дары принела и открыла, ажно голова Дадонова лежит на блюде. И сама закрылася: «О злодей лекарь, что ты? Ужже яз тебя скоро велю злою смертию казнить!» И рече Бова: «Стой, не торопися, государыни матушка моя!» Прекрасная королевна Милитриса почела говорить: «О злодей лекарь! Бова королевичь был велми лепообразенъ, от Бовиной красоты всю полату осветила, а ты, лекарь, чернъ и дуренъ, что уголь».

И Бова вышел на крыльцо, и умылся белаго зелья, и пришолъ в полату, и освятил всю полату Бовиною красотою. И прекрасная королевна Милитриса пала Бове в ноги. И Бова почелъ говорить: «Государыня матушка моя, не уничижайся предо мною!» И велелъ Бова гроб зделать, положил мать свою живу во гроб и одевал гроб камками и бархаты. Погреб Бова мать свою живу в землю и по ней сорокоусты роздал.[1065]

И пошол Бова в темницу, где преж сего самъ сидел, ажно девка та сидитъ в темнице в Бовино место. И Бова темницу розламал, а девку выпустил, ажно у девки власы до пят отросли. И девка рече: «Государь мой храбрый витезь Бова королевичь! Яз сежу в темнице с токовы поры, как тебя, государя, из темницы выпустила». И Бова рече девке: «Государыня девица, потерпела бедности, и ты ныне возрадуйся». И выбрал князя и отдал девицу за князя замуж. И пошел Бова в Рахленское царство и женил дядкина сына Дмитрея на прекрасной царевне Минчитрие.

И пошед Бова на старину[1066], и почелъ Бова жить на старине з Дружневною да и з детми своими, лиха избывать, а добра наживать. И Бове слава не минетца и до века.

КОММЕНТАРИЙ

Средневековый рыцарский роман о подвигах Бово д'Антона возник во Франции и в различных стихотворных и прозаических версиях обошел всю Европу. На Русь эта повесть попала сложным путем: в середине XVI в. в Дубровнике, славянской республике на берегу Адриатического моря, широко обращались издания соседней Венеции, в том числе и книги с итальянской версией романа о Бово д'Антона. Сделанный здесь (и не сохранившийся) сербскохорватский перевод стал в том же XVI в. источником белорусского пересказа. К нему в конечном счете и восходят все русские списки.

Первый раз повесть о Бове королевиче была упомянута в одном московском источнике второй четверти XVII в. Списки памятника относятся к еще более позднему времени. Однако есть все основания считать, что он стал популярным очень рано, о чем свидетельствует великорусский именослов. Так, среди «мирских имен» (или прозвищ) эпохи Ивана Грозного находим Бову: в середине XVI в. в Рязани жил некий Бова Семенович Воробин, сын боярский (дворянин) из захудалой, но старинной фамилии Шевлягиных, дальних родственников Романовых и Шереметевых (см.: Веселовский С. Б. Ономастикой. М., 1974. С. 42). В 1590 г. с Терека в Москву приехал с грамотами пятидесятник Бова Гаврилов. Десять лет спустя патриарший сын боярский (дворянин, служивший патриарху) Бова Иванов из рода Скрипицыных сделал вклад в Троице-Сергиев монастырь. В 1604 г. из Москвы в Нижний Новгород вез государеву грамоту некий Лукопер Озеров. К Смутному времени повесть прочно вошла в русскую культуру: это ясно из рукописного англо-русского словаря конца XVI в. врача Марка Рибли, служившего при московском дворе. К слову «a knight» (рыцарь) этот англичанин дает русский эквивалент «личарда», а Личарда — имя одного из персонажей повести. Она, быть может, сначала проникла в Московскую Русь в устной передаче и только позднее попала в письменность.

Из рыцарских романов и авантюрных повестей, вошедших в русскую литературу в допетровское время, на долю «Бовы королевича» выпал наибольший успех. Число известных нам рукописей, которые содержат это произведение, приближается к сотне. Кроме того, известно свыше двухсот лубочных изданий «Бовы» — последние из них выпускались даже после революции, в 1918 г. Отдельные сцены «Бовы» (картины боя Бовы с Полканом, с войском Маркобруна, с Лукопером, встречи Бовы с женой и детьми), а также портреты героя и Дружневны, Гвидона и Салтана изображались на многочисленных «забавных листах». «Бова королевич» перешел в русский фольклор, чему способствовала его близость к богатырской сказке.

Популярность «Бовы» предопределила сложность его литературной истории. Современные исследователи (см.: Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси. Бова, Петр Златых Ключей. М., 1964) насчитывают пять рукописных редакций памятника. Он постепенно русифицировался и сближался с устным народным творчеством. Если белорусская версия была куртуазным романом со сложной интригой, на русской почве куртуазные черты ослаблялись и даже стирались. Лукопер стал похож на былинное Идолище, герои жили в теремах златоверхих и тешились соколиной охотой, Бова из европейского рыцаря превратился в православного витязя.

Повесть публикуется по списку конца XVII в.: РНБ, Q. XVII. 27, л. 365—403 об. (издан Ф. И. Булгаковым с многочисленными ошибками в кн.: Памятники древней письменности. СПб., 1879. Вып. I. С. 45—79), который по классификации В. Д. Кузьминой относится к 3-й редакции повести.