— Арбогаст, к вам посетитель!
Где-то в начале февраля 1966-го ближе к вечеру Арбогаста привели в комнату для свиданий. Его уже давно никто не навещал, а так как и нынешний посетитель не объявил заранее о своем визите, всю дорогу по тюремным коридорам Арбогаст ломал голову над тем, кто бы это мог быть.
Нервничал и доктор Клейн. Нервничал всякий раз, впервые встречаясь с новым клиентом, — нервничал, и ничего не мог с этим поделать. Как всегда в таких случаях, он вспоминал о том, как еще подростком отчаянно пытался успокоить своего английского корреспондента в связи с общеполитической ситуацией, внушая ему покой, который сам — в отрыве от реальности — испытывал под отчим кровом. В жестяной банке из-под консервов пронес он эту переписку, прервавшуюся в 1938 году ничего не значащими прощальными формулами, через всю войну. Он вспоминал о письмах, которые меж тем, похоже, уже затерялись. Но то была другая эпоха. Имейся у него дети, он отправил бы их на учебу в Америку, думал он частенько, но детей не было, а последняя из жен съехала от него уже два года назад. Он осторожно обдернул рукава сорочки, выпустив наружу любимые янтарные запонки в золотой оправе. И каждый из янтарей был с жучком.
Как только ввели Арбогаста, адвокат поднялся с места и подал ему руку. Доктор Клейн был хорошего роста и худощав. Волос у него было мало, а те, что остались, он коротко стриг. Улыбка — едва заметная, но обаятельная. Отлично он выглядит, подумал Арбогаст, впервые увидев своего адвоката, и тут же испугался. Только бы у меня не отнялся голос.
— Позвольте представиться. Доктор Ансгар Клейн, адвокат по уголовным делам.