Дело Арбогаста

34

Клейн осмотрелся в помещении с высокими потолками. Салатного цвета линолеум поверх паркетного пола, у входа в секретариат две этажерки. Рукомойник с зеркалом, полотенце. В углу — расчехленный цейсовский микроскоп. Катя Лаванс встала, пожала адвокату руку, подтащила к письменному столу добавочный стул и предложила присесть.

— Вы курите?

Он покачал головой, прислонил портфель к ножке стула. На Кате был пиджак, из нагрудного кармана торчали пинцет и скальпель. Выглядела она моложе, чем на экране. Ему понравилась ее короткая стрижка; меж тем Катя придвинула поближе к себе пепельницу, достала пачку, выудила из нее сигарету и закурила. И сразу же приступила к делу.

— Ваш партнер господин Сарразин уже рассказал мне кое-что об этой истории. И я уже сказала ему по телефону, что в принципе готова провести экспертизу и дать заключение.

Она старалась не пускать дым в его сторону, а он внезапно растерялся, чего с ним, как правило, не случалось.

— Конечно, это нас радует. Я убежден, что со всеми формальностями мы разберемся. Для нас на карту поставлено очень многое, потому что мы печемся о Гансе Арбогасте уже не один год, а человек он мужественный, во всяком случае, у него хватит сил прорвать несокрушимую фалангу ваших западногерманских коллег. Услышав ваши телекомментарии, мы сразу поняли, что нам надо искать контакты с вами. Вы преподаете судебную медицину в Гумбольдтовском университете и совмещаете это с работой здесь, в научно-исследовательском институте, не так ли?

— Да. Мне только что присвоили звание доцента.

— Поздравляю!

— Я в разводе.

Мысленно он прикинул, сколько ей может быть лет, и не нашел ответа. И пояснил:

— Я тоже.

Катя Лаванс погасила сигарету. Еще выпуская дым после последней затяжки, она уже отставила пепельницу в сторонку.

— Известно ли вам, что самый древний справочник по судебной медицине, книга “Си Юэн Лу”, увидела свет еще в 1248 году? И, как уверяли меня китайские коллеги, находившиеся здесь с дружественным визитом, этим справочником пользовались вплоть до начала нынешнего столетия. “Си Юэн Лу” состоит из пяти разделов, первый из которых трактует тему увечий как таковую, причем в качестве одного из увечий рассматривается насильственное прерывание беременности, второй классифицирует увечия по типу и способу, включая классификацию орудий, а также учит различать увечия, полученные при жизни и пост мортем. В третьем разделе отдельно рассматриваются удушение и утопление, тогда как два последних всецело посвящены отравлениям и ядам.

— Китайская наука побеждать?

Катя слабо усмехнулась и настороженно посмотрела на Клейна.

— Если вам угодно. Хотя, как минимум, главы, посвященные удушению, интересны и в связи с вашим делом.

Клейн кивнул.

— А когда судебная медицина пришла в Европу?

— В начале XVII века. Первым существенным трудом на эту тему был трактат Паоло Заккиа, личного врача папы римского. Кстати говоря, здание, в котором мы с вами сейчас находимся, было когда-то первым берлинским выставочным моргом. Тыльной стороной оно выходит на кладбище Доротеенштадт, на котором покоится Йоханнес Р. Бехер.

— И Бертольт Брехт, не правда ли?

— Совершенно верно. Поликлинику прямо напротив нашего института вы наверняка видели. А чуть дальше по улице — Музей естествознания.

Ансгар Клейн кивнул.

— Вы хотите сказать, что мне непременно надо туда наведаться.

Катя улыбнулась.

— Ну, скелетами ящеров полюбоваться и впрямь стоило бы.

— Может быть, в следующий раз.

Это здание, в котором разместился первый во всей Германии научно-исследовательский институт судебной медицины, считалось когда-то образчиком сверхсовременной архитектуры. А знаете, кстати, откуда пошло это выражение — выставочный морг?

— Нет.

— Потому что здесь выставляли неопознанные трупы, которых по Берлину в конце XIX века набиралось около семисот в год. Выставляли в надежде на опознание.

Клейн кивнул.

Не сводя взгляда с адвоката, Катя подалась вперед и выудила из подставки для письменных принадлежностей карандаш.

— Мертвое тело — вещь весьма странная. Даже после смерти человек продолжает оставаться индивидуумом. Согласно римскому праву, труп принадлежит богам, тогда как родственники умершего имеют право только на погребение. Мне кажется, что это — превосходное решение проблемы.

— Вы имеете в виду тот факт, что человек, являющийся при жизни объектом права, трактуется после смерти всего лишь как вещь?

Катя кивнула.

— В точности так. А вещь трактуется как нечто, принадлежащее индивидууму или коллективу. Что, в свою очередь, означает: вскрытие тела может быть истолковано как повреждение чужого имущества.

— Или, если труп сохраняет телесную целостность, как нанесение увечья.

— Да. Именно поэтому высшие судебные инстанции нашего государства постановили, что мертвое тело не является имуществом в смысле статьи 1922-й Уголовного кодекса и, в частности, не может быть оставлено или передано по наследству. В этом и странность — даже после смерти человек попадает в промежуточное положение между нею и жизнью.

Медленным движением Катя прислонила карандаш к краю подставки для письменных принадлежностей. Она обратила внимание на то, что адвокат впервые осмелился поднять на нее глаза. Его взгляд ей понравился и голос тоже. Вслепую она вытащила из пачки новую сигарету и закурила. Лишь когда она сделала первую затяжку и выпустила дым, Ансгар Клейн продолжил разговор.

— Мне кажется, вам в самые ближайшие дни “дадут зеленый свет”. И на проведение экспертизы, и на поездку.

— А что, вы говорили с доктором Штралем?

— Да, как раз перед нашей встречей. Он не дал окончательного согласия, но, как мне представляется, никаких возражений не возникнет. Мне только хочется вас попросить немедленно сообщить мне о принятом решении с тем, чтобы я смог прислать вам материалы как можно быстрее. А сейчас у меня с собой только эти снимки.

Доктор Клейн вынул из портфеля маленький коричневый конверт, в котором находились так называемые снимки с места преступления; ничего иного провезти через таможню он не осмелился бы. Он протянул фотографии Кате Лаванс, а та разложила их на письменном столе, как карточный пасьянс.

— Строго говоря, в случае умышленного убийства и в иных обстоятельствах, требующих максимальной детализации и четкости изображения, необходимы снимки формата 13x18, по меньшей мере. В одежде и без, спереди и сзади.

— Женщину нашли обнаженной.

— Кроме того, фотосъемку желательно производить с использованием штатива, чтобы гарантировать четкий вертикальный ракурс и избежать искажений, связанных с той или иной перспективой.

— Я понимаю, что снимки неважные.

— При съемке необходимо использовать пленку или пластину, подлежащую медленному проявлению.

Как будто гадая — если не на будущее, то хотя бы на прошлое, — она принялась раскладывать и перекладывать фотографии то так, то этак, выделила и пристально рассмотрела снимок Марии Гурт в кустах малины, затем разложила все фотографии в один ряд и тщательно выровняла его.

— Ну вот, — тихо пробормотала Катя, не поднимая глаз на адвоката, — мы начинаем, не правда ли?

Клейн посмотрел на нее, кивнул, но не заговорил, прежде чем понял, чего она, собственно, от него ждет. А поняв это, прочистил глотку и начал.

— Вечером третьего сентября 1953 года егерь Мехлинг при регулярном обходе нашел обнаженное женское тело в кустах у федеральной дороги. Неподалеку от места находки ранее, а именно в 1949 и 1952 годах, уже были обнаружены обнаженные женские тела, причем во всех трех случаях место находки не совпадало с предположительным местом смерти. Оба убийства — 1949 и 1952 годов — так и не были раскрыты. В 1953 году “убойный отдел” криминальной полиции Фрайбурга прибыл на место той же ночью и при помощи местной жандармерии тщательно осмотрел окрестности и, прежде всего, близлежащий лесок. Женщина-фотограф из Грангата, которую буквально вытащили из постели, сделала цветные снимки, малоформатные и среднего формата, — их-то я вам сейчас и показываю. В полицейском отчете упоминаются следы удушения на шее и на затылке, кровоизлияние в левом глазу и глубокие царапины на левой стороне груди. Примерно в два часа ночи тело положили в морг городского кладбища в Грангате.

Клейн взял паузу. Катя Лаванс тоже не торопилась с расспросами. Она сидела, не глядя на адвоката. Вдруг потянулась к одному из снимков в левой части ряда и переместила его ближе к центру. Пару минут Клейну даже казалось, будто она тихо напевает себе под нос. И вновь он прочистил глотку.

— В пятницу, четвертого сентября, то есть на следующий день, полицейский врач доктор Даллмер при помощи доктора Берлаха провел вскрытие. Перед и в ходе аутопсии производилась фотосъемка в формате 24x36.

— И что же?

— Острая сердечная недостаточность по причине грубого сексуального воздействия на фоне общего упадка сил в связи с незавершенным абортом.

— А протокол о вскрытии? Внешний осмотр тела, внутренний осмотр тела, анализ тканей?

— Вы все это получите, как только доктор Штраль даст официальное согласие. А переслать эти материалы ранее не представляется возможным.

Катя кивнула. Теперь он посмотрел на нее. И его поразило, (как он позднее себе признался), что в ее взгляде нет и тени игривости. Напротив, она смотрела на него совершенно дистанцированно и вместе с тем предельно внимательно, словно мысленно запечатлевая при этом каждую черточку его лица. Причем саму ее никак нельзя было назвать непривлекательной — в ее внешности, повадках и даже голосе было нечто девичье, если вовсе не детское. И хотя она ему скорее понравилась, как раз эта детская отчужденность в сочетании с очевидной наблюдательностью оказалась для него, пожалуй, неприятной. И вдруг ей захотелось узнать, какое впечатление сложилось у него об Арбогасте, о предполагаемом невиновном убийце. Находясь еще полностью под впечатлением последнего визита в тюрьму, Клейн рассказал ей о том, как изменился за все эти годы его подзащитный.

— Тюрьма крепко взяла его за жабры, — осторожно подбирая слова, пояснил адвокат, — и это, поверьте, не самое сильное из возможных и уместных выражений. Можно сформулировать и по-другому: он сросся с тюрьмою, с ее шумами и запахами, с заключенными и охраной, со всевозможными запретами и всеобъемлющей тишиной в камере. Тюрьма стала для него не вторым домом, но как бы второй кожей.

— Вы хотите сказать, что он сошел с ума? Или сходит?

— Нет, в это я не верю. Кроме того, от него исходит некая сила, странная, жгучая и весьма трудно описуемая. Увидев его, вы наверняка будете поражены.

— Опишите мне, как он выглядит.

Ансгар Клейн задумался, потом покачал головой.

— Не могу.

— Но вы ему верите?

— Несмотря ни на что.

— Несмотря на что?

— Строго говоря, я не знаю, каков он был бы вне стен камеры, тяжесть которой висит на нем, как пушечное ядро.

Катя Лаванс кивнула. Костяшки пальцев у нее красные, подумал Клейн, и возле ногтей заусенцы. Предложение поужинать у нее в обществе ее дочери он, сердечно поблагодарив, отклонил. Прощаясь, они оказались на институтском крыльце и она посмотрела оттуда на маленький мертвый фонтан, в чаше которого когда-то резвились золотые рыбки.

— А Пергамский алтарь вы уже посмотрели?

— Нет, а что?

Катя Лаванс кивнула, но ничего не ответила. Зябко сложила руки на груди.

— Что ж, до скорого, — улыбнувшись, попрощался он с нею.

— До скорого.

На обратном пути к трамвайной остановке на Фридрихштрассе Ансгар Клейн заблудился и, только пройдя мимо синагоги, сообразил, что отправился не в ту сторону. На КПП никаких проблем не возникло. Где-то на площади Савиньи в паре шагов от своей гостиницы Клейн поужинал, а затем пошел спать пораньше, потому что авиарейс предстоял ему назавтра тоже ранний. Но прежде чем заснуть, еще раз полюбовался носом гигантского португальского галеона (в форме которого возведено здание музея Боде), бороздящего стылые воды осеннего вечера, над которыми допоздна пели автомобильные сирены.