58

В четверг к восьми утра в зале было еще темно, холодно и сыро. Снегопад за окном закончился. Ансгар Клейн заехал за подзащитным с утра пораньше и, ускользнув от внимания прессы, уже выставившей вахту у входа, они уселись за стол защиты и принялись ждать начала заседания, пока зал постепенно наполнялся публикой. Клейн нарочно пришел сегодня в зал суда пораньше, потому что ему надо было установить и подключить диапроектор. Арбогаст прихватил с собой из дому удлинитель, которого хватило в аккурат до розетки в стене прямо за судейской кафедрой. Сейчас Клейн просматривал свои записи, а Арбогаст, теребя галстук, смотрел в пространство. Наконец адвокат по своему обыкновению извлек из портфеля термос и налил себе в колпачок зеленого чаю, который меж тем в гостинице научились варить практически безукоризненно. Лишь перед самым началом заседания, не увидев в зале Катю Лаванс, и несколько минут спустя, когда судьи уже вошли, а она так и не появилась, Клейн занервничал. Он спросил у Арбогаста, не известно ли ему, куда запропастилась их союзница, но тот только покачал головой.

— А разве вы с ней вчера вечером не ездили на прогулку?

— Ездили. Но я все равно не знаю.

Арбогаст взирал на него с деланным равнодушием, и Клейн начал серьезно беспокоиться: что же такое могло стрястись, чтобы Катя Лаванс опоздала к началу заседания, на котором ей предстояло выступить с экспертным заключением? Конечно, ошибкой было не зайти за ней в гостиницу и не доставить ее сюда самому, как это имело место во все предыдущие дни. Надо было просто постучаться, раз уж она не вышла в ресторан к завтраку. Но как раз в тот миг, когда в зал вошли судьи и заседатели и все встали, Клейн увидел пробирающуюся из задних рядов Катю Лаванс. Шла она осторожно, нехотя, словно колеблясь, и он с изумлением обнаружил, что рыжий парик остался, судя по всему, в гостиничном номере. А когда их взгляды встретились, Клейна поразило и еще сильнее встревожило совершенно незнакомое выражение у нее на лице. Краешком глаза он заметил, что его волнение не укрылось от Фрица Сарразина, который, как обычно, заранее занял место для восточно-германской гостьи рядом с собой. Сарразин тут же обернулся и сам посмотрел на Катю Лаванс.

И все же она пришла, так что паниковать нечего, подумал, успокаивая себя, адвокат. Однако, когда все расселись, он продолжал во все глаза глядеть на Катю Лаванс. В задних рядах свободного места, судя по всему, уже не нашлось, а вперед, к Сарразину, она не захотела или не посмела и встала поэтому где-то совсем сзади, прислонившись к спинке чужого стула. И не оставляла в покое волосы — теперь уже свои собственные. Ее внезапная нервозность показалась ему совершенно необъяснимой и уж во всяком случае он ни за что не увязал бы ее с предстоящим оглашением экспертного заключения. Судья открыл заседание.

— Продолжается процесс по делу Федеративная Республика Германия против Ганса Арбогаста, за номером 25/380-1955. Я вижу, что обвинение и защита присутствуют в полном составе. Я вызываю в качестве судебно-медицинского эксперта госпожу доктора Катю Лаванс!

Ансгар Клейн затаил дыхание, потому что на мгновение ему показалось, будто она раздумывает над тем, не покинуть ли зал. Но тут она сделала глубокий вдох — насколько он смог с такого расстояния разглядеть — и решительно зашагала вперед. А слово взял меж тем прокурор:

— Ставлю высокий суд в известность, что господин профессор Маул разослал представителям одной из сторон процесса подготовленную им документацию.

Судья откровенно удивился.

— Когда же это произошло? Сегодня?

— Вчера. Однако все ученые, получившие эту документацию, заверили меня в том, что не ознакомились с нею до начала сегодняшнего заседания, а часть из них вернула ее в нераспечатанном виде профессору Маулу.

— И вы тоже получили эту документацию, госпожа доктор Лаванс? Чувствовалось, что судью такая ситуация злит.

Катя Лаванс оставалась на ногах. На какое-то время она задумалась, но так, словно вся предыдущая перепалка никак ее не касалась.

— Нет, господин судья, я ничего не получила. Произнесла она это тихо и не поднимая глаз. Ансгар Клейн вскочил с места.

— Прошу занести в протокол, что я категорически возражаю против данной попытки повлиять на экспертов, предпринятой профессором Маулом!

Судья Линднер велел секретарше сделать соответствующую пометку в протоколе, после чего вновь обратился к Кате Лаванс.

— Представьтесь, пожалуйста, суду.

Катя Лаванс все это время ждала, что ей предложат сесть. Наконец, так и не дождавшись, села. Бросила при этом быстрый взгляд в сторону Арбогаста.

— Меня зовут доктор Катя Лаванс. Я занимаюсь судебной медициной в восточно-берлинском университете имени Гумбольдта.

— Ваш возраст?

— Сорок один год. Я родилась 9 сентября 1929 года.

— В Берлине?

— Да.

— Семейное положение?

— Разведена. — Правая рука Кати взметнулась вверх словно затем, чтобы поправить прядку, замерла в воздухе, прикоснулась к виску, сползла по щеке на горло. — У меня двенадцатилетняя дочь.

Она так внимательно разглядывала паркет, словно обнаружила на нем какой-то диковинный орнамент. Потом подняла взгляд на Арбогаста, и Ансгар Клейн перехватил этот взгляд. Он посмотрел на своего подзащитного, рассчитывая уловить в его чертах какую-нибудь реакцию, ничего не нашел, перевел взгляд на Катю и понял, что и той не удалось пробиться сквозь стену невозмутимости Арбогаста. Тот просто-напросто сидел не шевелясь и лицо у него было каменное. А Катя вновь и вновь хваталась рукой за горло. Фриц Сарразин, сидевший у нее за спиной и только по волнению, охватившему адвоката, догадавшийся, что что-то идет не так, уставился на нее сзади и понял, что она с превеликим трудом себя сдерживает.

— С вами все в порядке, госпожа доктор Лаванс, — спросил судья, заметив, что она неотрывно смотрит на Арбогаста. Ее взгляд метнулся в сторону судьи Линднера, она кивнула. — Вот и отлично. — Судья улыбнулся ей. — Сегодня у нас день судебной медицины. Госпожа доктор Лаванс, я должен указать вам, что вы находитесь в зале суда. Экспертное заключение здесь равнозначно свидетельским показаниям. Следовательно, вы обязаны говорить правду. Если суд сочтет это необходимым, вас приведут к присяге. Заведомо ложные высказывания влекут за собой уголовную ответственность.

— Да, мне это известно.

Катя Лаванс кивнула и, помедлив, начала:

— Прежде всего, мне хочется сказать вот что. Я, конечно же, предпочла бы не проводить этой экспертизы, потому что ее выводы резко расходятся с теми, которые сделал повсеместно высокочтимый коллега.

По мере того, как она говорила, ее голос набирал силу и твердость.

— С другой стороны, мне представляется абсолютно необходимым поспособствовать пересмотру совершенно ошибочного приговора, вынесенного на основании более чем сомнительной экспертизы этого высокочтимого коллеги. Со всей однозначностью очевидно, что дело Арбогаста было преподнесено тому, первому, суду с утрированным драматизмом. За некоторое время до обнаружения тела Марии Гурт поблизости от того же места было найдено тело другой молодой женщины. Причем у самой Марии Гурт на правой груди были следы от укусов. Оба эти обстоятельства сильно осложнили ситуацию для подозреваемого, тем более, что к уголовной ответственности он привлекался и ранее. Однако доказано ли, что женщину укусил в грудь именно обвиняемый? Никто не озаботился провести идентифицирующую экспертизу. И если ее укусил все же обвиняемый, то встает вопрос об интенсивности этого укуса или этих укусов. Были они поверхностными или глубокими? Идет ли речь о грубом проявлении чувственности или о чем-то ином? Ведь судить об этом априори во многих случаях невозможно. В рамках сексуальных отношений люди кусают друг друга чаще, чем принято думать, но они кусают друг друга от ненависти, от злости, кусают не только сексуальные партнеры, но, например, матери своих детей, что, в частности, соответствует и практике в мире животных. Вам ведь известно выражение: “Так бы я тебя всю и съел!”

Катя Лаванс сделала паузу и выпила глоток воды. Сейчас она говорила громко, четко и твердо. Хотя теперь уже и не смотрела на Арбогаста, задерживая взгляд то на судьях, то на заседателях. Перед ней на маленьком столике лежал блокнот, который она сейчас, в конце вступительном части, и раскрыла. Клейн, скосив глаза, заметил, что письменная часть ее выступления разбита на тезисы.

— В основе приговора 1955 года лежат судебно-медицинские доказательства, частично не учтенные вовсе, а частично превратно истолкованные при содействии самих экспертов. Выводы судебно-медицинской экспертизы, по идее, должны были быть особенно взвешенными с учетом того, что судебно-медицинский эксперт не присутствовал ни на месте обнаружения трупа, ни при вскрытии. В силу всего этого были допущены кардинальные ошибки.

— Так, тот факт, что тело лежало с запрокинутой головой, предопределяет наличие более выявленных кровоизлияний, чем дело обстояло бы при горизонтальном положении, и это независимо от того, возникли кровоизлияния при жизни или по смерти. При вскрытии мягких тканей в области шеи не обнаруживается кровоизлияния именно здесь, хотя как раз это называет обязательным условием удушения профессор Маул, правда, не в экспертном заключении, а в собственноручно написанном им учебнике. Протокол о вскрытии констатирует этот факт. Еще одной ошибкой стало категорически высказанное утверждение о якобы имевшем место анальном акте. Следы фекалий были в доказательство этого обследованы на предмет наличия растительных и животных жиров и тому подобного. Если вас не оскорбит такое сравнение, анализ мясного соуса к гуляшу привел бы к совершенно аналогичным результатам. Но к этому вопросу мы еще вернемся.

— И, наконец, опыт учит, что при удушении или удавлении, о которых речь идет в приговоре, обязательным условием является кровоизлияние в области конъюнктивы. На этот счет имеется важный комментарий Верховного суда от 1967 года. Однако в 1955 году при вынесении приговора под прямым воздействием судебно-медицинского эксперта профессора Маула исходили из того, что кровоизлияние в области конъюнктивы отсутствует у жертвы потому, что предполагаемое орудие убийства, пресловутый ремешок, оказалось настолько стремительным, что кровь просто не успела поступить в соответствующую область. Однако, если бы дело обстояло действительно так, на шее должна была бы остаться странгуляционная борозда, чего не наблюдается и никоим образом никак не может быть проинтерпретировано наблюдаемое в действительности. Далее в приговоре вообще не упоминается состояние легких покойной, а наличие кровавой слизи в дыхательных путях возводится к якобы имевшим место ударам по носу. Это совершенно абсурдно, потому что в данном случае мы имеем дело с типичной для любого мертвого тела реакцией.

Катя Лаванс взяла протокол о вскрытии и пролистала его.

— Причину подобных спекулятивных размышлений можно найти в девятом параграфе протокола о вскрытии. Я цитирую: “Из правого уха вытекает жидкая кровь”.

Она сделала паузу и посмотрела на судей.

— Как показал один из допрошенных вчера чиновников, при переворачивании и при транспортировке мертвого тела происходит носовое кровотечение. А откуда потечет кровь, если труп лежит на спине? Из ушей! Потом тело омыли и сфотографировали, а приступив к вскрытию, обнаружили при внешнем осмотре уже упомянутую кровь в правом ухе. — Катя покачала головой. — Ошибка просто элементарнейшая!

Она резко бросила протокол на столик, и Ансгар Клейн на миг испугался, что она собьет графин с водой.

— Кроме того, я не могу понять, как тогдашние судебно-медицинские эксперты и представители прокуратуры посмели настаивать на витальной природе всех без исключения увечий, то есть на том, что все они были нанесены покойной еще при жизни!

— Минуточку! — Судья не преминул воспользоваться паузой, нарочно сделанной Катей, чтобы ей задали наводящий вопрос. — Значит, кровоизлияния могли возникнуть и посмертно?

— Да, разумеется. Это впервые сформулировано Шульцем в 1896 году и входит с тех пор в азбуку судебно-медицинских познаний, считается стопроцентно доказанным, непреложным фактом! Тот факт, что кровь трупа не застывает на протяжении нескольких часов после смерти, стал темой диссертации, защищенной в Ростоке в 1937 году Тео Штейнбургом, название которой гласит “Возникновение странгуляционной бороздки в ходе транспортировки мертвого тела”, и в последний раз доказан в кандидатской диссертации Шляйера “Факторы текучести трупной крови”. Автореферат диссертации был опубликован в 1950 году в Ганновере и, следовательно, ее выводы должны были быть учтены уже в ходе первого процесса.

— А как различают увечья, нанесенные при жизни и по смерти?

— Их невозможно отличить друг от друга. Если увечье причинено в первые часы после смерти, то в дальнейшем выявить эту разницу уже нельзя. Поэтому весьма сомнительна гипотеза о связи гематом в области шеи непременно с удушением, они могли возникнуть и после смерти, особенно если учесть, что тело подвергалось серьезным воздействиям, а именно — попыткам реанимации, транспортировке на машине, падению в кустарник, пребыванию на голой земле, влиянию погодных факторов.

— Не могли бы вы поподробнее рассказать нам о гематомах, — спросил Ансгар Клейн.

— Речь идет о высыхании кожи, что, разумеется, типично и для случаев с удушением. Однако высыхание может быть вызвано самым незначительным внешним воздействием, что доказал уже Иоганн Людвиг Каспер в своем “Карманном атласе по судебной медицине”, Берлин, 1860 год. Каспер указывает, что высыхание кожи может возникнуть даже, например, при обтирании тела грубой фланелью.

— Это трудно назвать вновь открывшимся фактором, — заметил судья.

— Вот именно, — не без раздражения подхватила Катя Лаванс. — Все, что я говорю, вполне могло быть сказано уже тридцать лет назад. Однако, как мне представляется, это свидетельствует не столько против моего анализа, сколько против выводов, сделанных в ходе первого процесса и преподнесенных в качестве непреложных фактов.

— Продолжайте, пожалуйста, госпожа доктор Лаванс.

— Тело покойной, в некий определенный момент ставшее именно мертвым телом, было с дороги сброшено в кусты и упало там, как свидетельствуют фотографии, не на землю, а на нижние ветви, приняв при этом положение, напоминающее букву “Y” и повторяющее развилку ветвей. Начавшееся трупное окоченение привело к небольшим изменениям в положении тела, что дополнительно усилило процесс высыхания кожи, особенно в наличествовавших погодных условиях, характеризовавшихся повышенной влажностью; в метеосводке на тот день значились утренняя роса и небольшие осадки.

— Вы говорите об этих процессах исключительно в предположительной форме.

— Нет. Пройдя надлежащую подготовку, такое знаешь наверняка. Но в доказательство того, что у мертвого тела, находящегося в таком положении, должно возникнуть высыхание в области шеи, равно как и высыхание в форме буквы “Y”, я провела в морге восточно-берлинской больницы серию опытов с тамошним материалом, результаты которых зафиксировала на снимках и готова предоставить в распоряжение суда.

Судья огляделся по сторонам, и соседи по судейскому столу, и представители прокуратуры покивали, и он попросил эксперта показать снимки. В зале выключили свет, Ансгар Клейн запустил проектор, и на экране появилась первая пара снимков из серии, сделанной Катей Лаванс. То есть не на экране, а на боковой стене, у которой стоял стол обвинения. Все в зале, вытянув шеи, принялись смотреть во все глаза. Катя Лаванс вспомнила недавний вечер во Франкфурте, когда она демонстрировала адвокату плоды своих трудов, и воспоминание это оказалось смутным и далеким. Теперь я ему разонравилась, горько подумала она и начала давать пояснения.

— Здесь представлены результаты первого опыта по высыханию кожи из целой серии, которая будет продемонстрирована далее. Трупы в моих экспериментах лежали в лабораторных условиях от двенадцати до четырнадцати часов каждый, Мария Гурт пролежала в естественных условиях около сорока пяти часов. Первым идет тело двадцатитрехлетней женщины. Через пять дней после смерти ей при температуре в десять градусов по Цельсию был подложен под затылок камень и в такой позе она оставалась на протяжении двенадцати часов. Через три часа были сделаны черно-белая фотография формата 13x18 и цветная фотография формата 6x6. На фотограмме видно высыхание в форме буквы “Y”. Развилка пролегает в области за ухом.

Ансгар Клейн не сводил с Кати глаз и, когда она кивнула ему, подал на экран вторую пару фотографий.

— Обстоятельства данного опыта таковы: через семь или восемь часов после смерти трупу под голову был предложен камень, завернутый в мокрую ткань. В таком положении мертвое тело пребывало четырнадцать часов. После этого тело перевернули и поместили под мощный источник света, а именно — фотолампу мощностью в двести ватт, размещенную на расстоянии в один метр от трупа. В результате высыхание проявилось еще сильнее. Тепловое облучение длилось тридцать минут. На снимке представлен результат. И здесь картина высыхания является дискретной. Я убеждена в том, что именно так и могут возникать высыхания, дискретные или сплошные. А вот вам результаты еще нескольких опытов.

Ансгар Клейн продемонстрировал суду и публике остальные парные снимки. После чего свет включили, шторы на окнах раздвинули и Катя Лаванс продолжила свои пояснения.

— В случае с нашей покойной мы имеем дело с весьма своеобразным анамнезом, который тоже имеет определенное значение. По полученным нами данным берлинской полиции, госпожа Гурт в 1948 году болела сифилисом и прошла курс лечения в виде шести инъекций сальвереана-висмута; кроме того, при вскрытии выяснилось, что она сделала незавершенный аборт с материнским местом размером в пятимарковую монету.

— То есть аборт?

— Вот именно. На третьем месяце.

— На третьем месяце? Катя Лаванс кивнула.

— Оба эти обстоятельства могли повлиять на работу сердца и на кровообращение. Следует также упомянуть гистологическую картину, полученную при вскрытии сердечной мышцы. Точнее, хроническую гистологическую картину в сочетании со свежим воспалением. Кроме того, люди, проводившие вскрытие, непременно должны были задаться вопросом о закупорке сосудов, подобный вопрос совершенно обязателен применительно к женщинам, находящимся в критическом возрасте, а тут и все условия для такой закупорки наличествовали: материнское место было открыто, остатки эмбриона присутствовали в утробе, и, прежде всего, коленно-локтевое положение, в котором находилась во время акта госпожа Гурт, особенно способствует закупорке, как это показал Амрайх в работе, опубликованной еще в 1924 году.

Катя Лаванс сделала паузу, ожидая вопросов, однако таковых не последовало, и она продолжила.

— Обвиняемый на всех допросах показывал, что Мария Гурт внезапно умерла в ходе второго полового акта, который совершался, если воспользоваться вульгарным словцом, по-собачьи. Сначала необходимо отдельно остановиться на вопросе об анальном контакте. В параграфах восьмом и тридцатом протокола о вскрытии значится следующее: “В результате разведения ягодиц анальное отверстие открыто”. Сам по себе этот факт ровным счетом ничего не означает. Гротескной, однако же, представляется гипотеза, согласно которой опорожнение кишечника могло произойти под пенетрирующим воздействием пениса. Здесь проявляется невежество в вопросах как физиологии, так и анатомии. Как раз наоборот, сход стула и мочи, при прочих равных, мог бы стать доказательством в пользу версии о смерти от удушения, поскольку именно такими процессами она и может сопровождаться. При элементарном омовении трупа, о котором рассказывает обвиняемый, вполне могли возникнуть наблюдаемые мелкие повреждения слизистых оболочек. Все вышерассмотренное никак не противоречит его показаниям.

— При этом необходимо учитывать возможность естественной смерти от сердечной недостаточности, обусловленной, прежде всего, интенсивным слюновыделением при судорожном дыхании, что сопровождается и резким падением давления крови. Покойная по своей физической конституции принадлежала к ярко выраженному астеническому типу, отличалась хрупкостью и малым — всего 1,55 м — ростом. Сходные случаи смерти в ходе совокупления зафиксированы, начиная с XVII века. Как часто это происходит и в какой именно временной взаимосвязи, можно узнать из труда Уэно “О так называемой коитальной смерти”, опубликованного в 1965 году на английском языке.

Катя Лаванс сверилась со своими записями.

— Кстати говоря, — дополнила она свой рассказ, — подобная смерть значительно чаще наступает при внебрачном половом контакте, нежели при исполнении супружеских обязанностей.

Кивнув судье, она положила блокнот с записями возле кувшина. Затем отпила из стакана и вновь наполнила его доверху.

Ансгар Клейн, воспользовавшись этой паузой, вышел из-за стола и достал из стопки документов некий конверт, который таскал с собой в зал суда всю неделю.

— Известно ли вам, госпожа доктор Лаванс, что это такое? Вскрыв конверт, адвокат достал и предъявил всем собравшимся кусок веревки. Катя Лаванс покачала головой.

— Это так называемая удавка. Она же “ремешок”.

В зале зашептались. Присяжные подались вперед, да и Ганс Арбогаст поступил точно так же, чтобы получше рассмотреть означенный предмет. Клейн передал эксперту веревку, и Катя внимательно осмотрела ее.

— Полагаете ли вы, что Мария Гурт была задушена чем-то вроде этого?

— Нет.

Катя Лаванс вернула адвокату веревку, и он сел на место.

— А что же, — спросил судья, — на ваш взгляд, госпожа доктор Лаванс, послужило подлинной причиной смерти?

— Мне кажется, отказало и без того больное, то есть готовое отказать в любую минуту, сердце; поскольку, наряду с прочим, наличествовало с высокой степенью вероятности воспаление сердечной мышцы. Кроме того, нагрузка на кровообращение, связанная с половым актом, превысила допустимый уровень.

— Иначе говоря, все ваши выводы сводятся к одному: ни один из результатов, полученных при внешнем осмотре и вскрытии трупа, не свидетельствует в пользу того, что женщина подверглась насилию при жизни?

— Совершенно верно.

— А все, что при взгляде на мертвое тело наводит на мысль о насилии, вполне могло возникнуть и после смерти, скажем, в то время, когда труп лежал в кустах?

— В точности так. Наступление смерти не означает, будто тело умирает сразу и полностью.

— И смерть наступила от острой сердечной недостаточности?

— Да.

— И возможность насильственной смерти можно категорически исключить?

— Да, на мой взгляд, возможность того, что госпожа Гурт умерла в результате насильственного сдавливания шеи, следует считать целиком и полностью исключенной.

Кивнув, судья поблагодарил Катю Лаванс за показания. Затем вызвал в качестве свидетеля доктора Гюнтера Монсберга, директора института судебной медицины из Кельна. Монсберг, будучи экспертом со стороны обвинения, сосредоточился прежде всего на промахах, допущенных при вскрытии.

— Нам подложили порядочную свинью.

— Выражайтесь, пожалуйста, поточнее.

— Я и представить себе не мог, что дипломированный патологоанатом может надиктовать нечто в этом роде. Ошибка на ошибке — и в терминах, и в процедуре.

Далее доктору Монсбергу пришлось подтвердить, что кровоизлияния в трупном состоянии — общеизвестный и неоспоримый факт, давным-давно теоретически обоснованный и практически доказанный. И уж во всяком случае, вновь согласился он с Катей, эти кровоизлияния не могут послужить доказательством прижизненного насилия. В таких случаях категорически необходимо вызвать судебного медика на место обнаружения трупа, чтобы он мог провести первоначальный осмотр до вступления в действие побочных факторов.

— Сказанное здесь госпожой доктором Лаванс я поддерживаю. Готов подписаться под каждым ее словом.

После этого был сделан перерыв на обед. А на вечернем заседании последним из экспертов давал показания профессор Шмидт-Вульфен, выступавший в роли эксперта, наряду с профессором Маулом, еще на первом процессе и уже тогда обративший внимание на возможность постмортального возникновения трупных пятен. Однако он считал ранее и считает сейчас вполне возможным, что определенному насильственному воздействию госпожа Гурт подверглась еще при жизни.

— Уточните, пожалуйста, последнее высказывание, — потребовал у завкафедрой судебной медицины Фрайбургского университета адвокат Клейн Шмидт-Вульфен, грузный, практически лысый мужчина в темном твидовом костюме. Он расстегнул пиджак и запустил большие пальцы обеих рук в боковые карманы жилетки.

— Я считаю смерть от насильственного сдавливания шеи вполне возможной. Вот только доказать это нельзя.

В зале вновь принялись перешептываться, комментируя это высказывание. Арбогаст резко вскинул голову и посмотрел пожилому патологоанатому прямо в глаза. Шмидт-Вульфен выдержал этот взгляд, и Арбогаст, безмолвно признав поражение, потупился. Судья, поблагодарив, отпустил эксперта, лишний раз поблагодарил заодно остальных судебных медиков за сотрудничество и предоставил слово прокурору.

— В сложившейся ситуации я считаю необходимым еще раз сосредоточиться на личности Ганса Арбогаста, то есть внимательно проанализировать историю его правонарушений.

Доктор Ансгар Клейн согласился с такой постановкой вопроса и от имени подзащитного поблагодарил экспертов за безвозмездное сотрудничество, после чего зал разразился аплодисментами, и судья Линднер призвал публику к порядку. Аплодисменты в зале суда строжайшим образом запрещены, пояснил он.

— Анализ свидетельских показаний на этом заканчивается, а завтра мы приступаем к прениям сторон.

Загрузка...