Дело Арбогаста

27

Уже у тюремных ворот ему сообщили, что с ним хочет переговорить священник Каргес. Так Клейн понял, что Гансу Арбогасту уже передали дурную весть.

— Мне бы хотелось сначала встретиться с подзащитным.

— Его преподобие просили передать вам, что он задержит вас очень ненадолго.

Чиновник указал на маленькую боковую дверь в темной стене громадных ворот. Когда за Клейном заперли, он сразу же озяб — такой здесь в помещении стоял холод, — и это в жаркий день конца августа!

— Прошу сюда.

Еще один тюремщик.

Узкая каменная винтовая лестница ступенек эдак на пятьдесят. На тесной площадке адвокат подождал, пока надзиратель не отопрет очередную дверь. Узкий коридор. Справа от себя Клейн увидел комнату охраны с винтовками в стеклянном шкафу, со столами и стульями, с множеством людей в форме, непринужденно друг с другом беседующих. В конце коридора стеклянная дверь, за которой мелькнул краешек неба. Еще одна запертая дверь. Чиновник отпер ее и пригласил Клейна пройти на прогулочную дорожку крепостной стены. Примерно в десяти шагах от себя адвокат увидел священника. Полы его сутаны развевались на теплом ветру.

Ансгару Клейну уже довелось однажды поговорить со священником Каргесом, причем о той беседе попросил он сам с тем, чтобы составить себе более ясное представление об Арбогасте. Тот разговор не показался ему слишком интересным, более того, был, пожалуй, несколько неприятен, возможно из-за того, что после развода с женой он перестал ходить в церковь даже по праздникам. Каргес, как припомнил сейчас Клейн, был на несколько благостный, но абсолютно окончательный лад убежден в виновности Арбогаста.

На священнике были солнцезащитные очки с лиловыми стеклами. Улыбнувшись, он подал адвокату руку. Было начало первого, и здесь на воздухе солнце палило с безоблачного неба беспощадно.

— Хорошо, что вы смогли выкроить для меня минутку, господин Клейн!

Клейн с легкой улыбкой кивнул.

— Я частенько бываю здесь, на стене. Тут возникает такое возвышенное чувство. Это водораздел. Между тем, что внутри, и тем, что снаружи. Вы меня понимаете?

Кивнув еще раз, Клейн, помаргивая на свету, огляделся по сторонам. Увидел крыши Брухзала. Что нужно от него священнику?

— А вам не интересно, где обитает ваш подзащитный? Вон там, в четвертом крыле, находится его камера. Окно № 312.

Клейн поглядел во внутренний двор здания из красного известняка с четырьмя флигелями. “Четвертое крыло” — значилось на одном из флигелей, а на втором этаже, ближе к центру, можно было увидеть и надпись “№ 312”. Во дворе группа заключенных сидели кружком, внимая сравнительно молодому мужчине в черном костюме. Поблизости стояли двое охранников.

— А это пастор Ольман, мой коллега-лютеранин. У них — библейский час. А вы тоже протестант?

Клейн немного замешкался с ответом.

— Да.

— Этот ответ требует раздумий?

Клейн улыбнулся.

— Ваше преподобие, у меня сейчас голова другим занята. В возобновлении дела Ганса Арбогаста отказано.

— Я знаю.

Каргес рассмеялся, и солнечный луч упал ему на лицо так, что адвокат на мгновение разглядел за лиловыми стеклами очков, как в аквариуме, холодный взгляд священника.

— А ему вы сказали?

Ветер буквально вырывал слова изо рта и уже же уносил их прочь. “Что за говнюк”, — подумал Клейн.

— А чего ради, — громким голосом спросил он.

— А почему бы и нет? Я никогда не сомневался в том, что Арбогаст виновен. И решил воспользоваться ситуацией, чтобы выбить у него признание.

— Ну и… Как он это воспринял?

— Известно ли вам, что окружность этой стены составляет пятьсот восемьдесят метров? А вот высоту я подзабыл. И на каждой из вышек охранник с полуавтоматической винтовкой. Может быть, в годы войны вы видели американцев с такими винтовками? Давайте подойдем! Это отнимет у нас всего пару минут.

Быстрым шагом священник подошел к ближайшей вышке. Клейн нехотя последовал за ним — и когда он вошел в помещение, Каргес уже стоял возле штатива с винтовкой у смотрового окна, на губах у него играла улыбка. Пол здесь был обтянут чем-то мягким. Каргес взял винтовку, подержал ее на весу и, рассмеявшись, передал Клейну. Здесь, в более скудном свету, глаз священника за лиловыми стеклами вообще не было видно. Винтовка оказалась тяжелой, ложе — гладким и, пожалуй, отполированным человеческими руками. Клейн молча вернул священнику винтовку, вновь вышел на свежий воздух и отправился по прогулочной дорожке в сторону входа в башню.

— Но, строго говоря, Клейн, я хотел побеседовать с вами о другом.

Каргес нагнал его. Адвокат не пожелал ни остановиться, ни хотя бы обернуться, и дальнейший разговор проистекал на ходу.

— Вы сами, Клейн, должны надавить на него, чтобы он сознался. Неужели вы не можете понять? Только раскаявшись в убийстве девушки, Арбогаст сможет искупить вину.

— И что же конкретно вы ему сказали? Улыбнувшись, священник покачал головой.

— Вы, часом, не верите в его невиновность? Это же просто смешно! Понаблюдайте за ним. Посмотрите, например, как он стискивает зубы. Посмотрите хорошенько — и порадуйтесь тому, что встречаетесь с ним в камере, а не в темном переулке. Тем более — при нелюбви к оружию, которую вы только что выказали.

Возле застекленной и зарешеченной двери, ведущей в башни, имелась кнопка звонка. Нажав на нее, Клейн вынужден был подождать, пока ее не отопрут изнутри. Здесь, в тени башни, не было ветра — и ему внезапно вновь стало жарко.

— Как у него дела? Как он воспринял это известие?

— Сами увидите. Священник все еще улыбался.

Наконец адвокату отперли. Уже пройдя в башню, Клейн обернулся и еще раз посмотрел на Каргеса. Лиловые стекла очков казались в этом ракурсе чуть ли не замшевыми. По-прежнему улыбаясь, священник помахал ему на прощанье сквозь зарешеченную стеклянную дверь. Клейн быстрым шагом отправился на свидание с Арбогастом. С удивлением он отметил, что ведут его вовсе не в комнату для свиданий, как тут заведено. Арбогаст туда не пошел, пояснил охранник в ответ на его вопрос. И на работу тоже не вышел.

— А в чем дело? Что с ним стряслось? Охранник застыл на месте.

— Не хочет выходить из камеры. Со вчерашнего дня отказывается от пищи, прогулки и работы. Начальник тюрьмы до сих пор не наказал его только потому, что заранее знал о вашем сегодняшнем визите. И в тюремную больницу он тоже не хочет.

— А при чем тут больница? И что вообще произошло?

— Сами увидите, — не поднимая на адвоката глаз, ответил охранник.

Они пересекли централь, поднялись по винтовой лестнице на второй этаж и узким коридором подошли к камере Арбогаста.

— Начальник тюрьмы просит вас повлиять на него. Иначе его отправят в карцер.

Охранник отпер камеру.

Клейн еще ни разу в жизни не был в тюремной камере. Он прошел на шаг в глубь, и охранник сразу же запер за ним дверь. Арбогаст не убрал койку в стену, как было предписано здесь в дневное время. Раздетый до пояса, он лежал на матрасе, подложив под голову подушку, и первым, что бросилось в глаза адвокату, был залитый кровью лоб подзащитного. Левая бровь, судя по всему, была рассечена и точно так же, как левый висок и вся левая половина головы, буквально утопала в засохшей и все еще сочащейся крови. Кровавые пятна были и на стене, возле которой находилась койка Арбогаста. Узник не произнес ни слова, да и адвокат поначалу лишился дара речи. Единственным, что он отметил, попав в камеру, был тот факт, что Арбогаст совершенно не потел в здешней духоте, тогда как у самого Клейна сразу же залило потом и лоб, и шею, и даже грудь под рубахой с раскрытым воротом.

Клейн мысленно выбранил священника, целиком и полностью виновного в том, что Арбогаст обошелся с собой столь жестоко. Какой дрянной человек! И взгляд у него мертвый, и сам он самый настоящий сухарь. Но и Арбогаст смотрел сейчас на него совершенно безжизненно. Солнце вовсю светило сквозь зарешеченное окно. Возле койки, на столике, лежало смоченное водой в кровавых разводах полотенце, под столиком стояли миска и чашка, суп из миски был выплеснут на пол и в нем сейчас сидели мухи. Клейн дышал осторожно и только ртом, чтобы не принюхиваться к здешним запахам, включая и запах тюремной похлебки.

Адвокат молча открыл портфель, достал отказ в возобновлении дела и протянул Арбогасту. Тот, лениво подавшись вперед, взял у него бумаги. Клейн заметил, что и костяшки на правой руке были у Арбогаста разбиты и окровавлены, как после страшной драки. Адвокат понятия не имел, что нужно говорить в таких случаях. Арбогаст, уткнувшись в стену, читал отказ. Адвоката он не удостоил и взглядом.

— “И хотя, с одной стороны, — пробурчав что-то про себя, внезапно принялся читать вслух Арбогаст, — заключения экспертов в области фотодела представляют собой новый доказательный материал, а с другой, техническое оснащение этих экспертов более современно, чем то, которым обладал в свое время профессор Маул, однако в вопросе о том, как проинтерпретировать появление отчетливых следов на теле у жертвы, Уголовная палата больше доверяет судебно-медицинскому эксперту”.

Арбогаст выронил из рук пергаментного цвета документ и посмотрел на Клейна снизу вверх.

— На этом ваша работа заканчивается, не так ли?

Может, так оно было бы и к лучшему, мрачно подумал адвокат. Слова из обосновательной части отказа разозлили его сейчас точно так же, как когда он прочитал их впервые. Он просто не мог понять судейского упрямства.

— Нет-нет, ни в коем случае! — Выдавив из себя улыбку, он категорически замотал головой. — Просто необходимо продумать наши новые шаги.

— Да уж.

Арбогаст явно разочаровался в адвокате. Он закрыл глаза.

Клейну хотелось поговорить с подзащитным, но тот был настолько чужим и непохожим на всех, с кем ему доводилось сталкиваться, что адвокат даже не решился спросить у него, что здесь, собственно, произошло. Вот и простоял какое-то время молча, вглядываясь во внешне равнодушного Арбогаста. Уже более тринадцати лет за решеткой. Одиночное заключение, полное отсутствие общения с людьми из внешнего мира, неизменный тюремный распорядок и арестантский наряд — все это не может не наложить на личность своего отпечатка. Клейн подметил в Арбогасте полный набор типичных для бессрочного узника черт. Прежде всего — странную невозмутимость, напоминающую повадки зверя в клетке и заставляющую предположить, будто этому человеку все давным-давно совершенно безразлично. До тех пор, пока на смену этому покою не придет вспышка внезапной ярости. Клейну так и не удалось представить себе, каково это — проводить ночь за ночью в одиночной камере. Да и сейчас адвокат не понимал, как ему подступиться к Арбогасту. В конце концов он решился только на то, чтобы посоветовать ему вернуться к работе в мастерской, чтобы не навлечь на себя новых неприятностей. Арбогаст кивнул, не открывая глаз. Затем Клейн поведал ему о своей беседе со священником. Арбогаст неожиданно рассмеялся и смерил адвоката долгим взглядом. Но смех пропал так же стремительно, как и вспыхнул; теперь Арбогаст смотрел на адвоката, не видя его, смотрел так, словно никакого Клейна тут нет.

От спертого воздуха Клейну стало нехорошо, и он с удовольствием присел бы. Но скамья была забрана в стену, а сесть к Арбогасту на койку он не хотел. Ему казалось, будто в углах рта у его подзащитного играет презрительная усмешка, и поневоле Клейн вспомнил слова, сказанные ему священником. Может быть, рассуждая о вине Арбогаста, тот не так уж и не прав. Его подзащитный и так-то человек довольно неприятный, а при этой мысли он показался Клейну еще противнее. И в глазах у него, подумал адвокат, навеки застыло преступление, которого он на самом деле не совершил. При прощании Арбогаст не поднялся с койки и не подал руки своему защитнику. Строго говоря, он не проводил его даже взглядом.