Десятиэтажный дом на Биржевой площади, в котором находилась контора адвоката, был одним из первых офисных зданий, появившихся во Франкфурте в начале 60-х, вознесясь в небо над черепичными крышами довоенного времени. Одетый снаружи в темно-синюю листовую сталь, он и внутри щеголял функциональным, чисто кубистским интерьером на стальном скелете. Стекла окон и стеклянные двери были обшиты узким стальным кантом, полы в холле и на лестницах выложены темной, отливающей тусклым светом гранитной плиткой, поручни перил на лестницах изготовлены из твердого черного каучука. Два лифта с убирающимися в стену дверьми и тесными кабинами позволяли подняться наверх прямо из холла, между лифтами на каждом этаже стояла металлическая урна для окурков, отсюда посетитель шел налево или направо, — на этажах располагалось по два офиса. Огромная стеклянная дверь с названием соответствующей фирмы и скромная кнопка звонка.
В конторе на восьмом этаже работали пять адвокатов и столько же секретарш. Делом Арбогаста доктор Клейн занимался в одиночку, потратив чуть ли не все свое время в весенние месяцы на то, чтобы как следует подготовиться: петицию о возобновлении дела. Сначала доктор Клейн в обществе фото-эксперта из “Ганзейской аэросъемки” отправился в Висбаден, в архив, где по его указанию со старой пленки были сделаны новые отпечатки. Набор этих фотографий он сразу же, как договорился с Фрицем Сарразином, послал в Мюнстер профессору Маулу, с предельной вежливостью пояснив в сопроводительном письме, что новые фотоматериалы, изготовленные с соблюдением надлежащих научных критериев, которые, понятно, отсутствовали на процессе Арбогаста, доказывают минимальную вероятность того, что осужденный мог удавить или задушить Марию Гурт. И не будет ли профессор Маул столь любезен, что ознакомится с этими снимками. И тогда он, не исключено, придет к тем же выводам, что и судмедэксперты, которых он сам, Ансгар Клейн, вызовет в суд, когда тот возобновится. С глубочайшим и неизменным уважением.
Клейн велел секретарше подготовить в нескольких экземплярах досье, содержащее копии важнейших документов, связанных со следствием и с судом, а также, конечно, новые отпечатки псевдоуличающих Арбогаста старых снимков, как окрестил их адвокат. Это досье он разослал специалистам по судебной медицине, которых предполагал в дальнейшем привлечь в качестве экспертов, и знатокам фотодела. Прибег доктор Клейн и к помощи своих знакомцев из СМИ, переговорив, наряду с прочими, с Хенриком Титцем из “Шпигеля”. Титц был родом из Франкфурта, и с его отцом, профессором-психиатром Титцем, адвокат с незапамятных времен дружил. В конце апреля молодой судебный репортер прибыл к Клейну в контору и ознакомился с материалами дела. Он сидел, откинувшись в кресле, лицо его оставалось в тени, и из этой тени он тихим голосом задавал все новые и новые вопросы, уточняя обстоятельный доклад адвоката.
Наконец Клейн закончил рассказ, тоже позволил себе откинуться в кожаном кресле, и пару минут они помолчали.
— Ну и как ты это объяснишь? Почему на процессе в Грангате Маул сделал это чудовищное заключение, — в конце концов спросил репортер.
Клейн пожал пленами.
— Не знаю. В самом деле, не знаю.
— И сколько лет?
— Он просидел уже тринадцать.
Титц кивнул, но ничего не сказал, и еще какое-то время они просидели молча. В кругу света под настольной лампой между ними лежала Мария Гурт. За окном то ли пошел, то ли раздумал пойти дождь. Так или иначе, Клейн вручил Титцу экземпляр досье, и тот перед уходом пообещал заняться делом вплотную. На что и надеялся доктор Клейн. Да и Сарразина обрадовала весть о том, что “Шпигель”, не исключено, расскажет о деле Арбогаста. Клейн поведал ему это через пару недель в телефонном разговоре, одновременно сообщив, что временно перебрался в Эссен. Поначалу Фриц Сарразин не понял, с какой целью.
Находясь в этом городе, проще наладить контакты с окружением федерального министра юстиции доктора Хайнемана.
— И, как знать, может быть, мне удастся тем или иным образом воздействовать на прокуратуру, которая, в конце концов, тоже не вполне независима и не может пренебречь мнением министра юстиции как своего прямого начальника.
Сарразин рассмеялся.
— Что-нибудь еще?
— Еще у меня есть семь экспертов, готовых заступиться за Арбогаста.
Доктор Клейн встал, подошел к письменному столу и, насколько позволяла длина телефонного шнура, к окну. Стоял июль, самое начало, и постепенно становилось теплее. Из соседних домов доносился стук жалюзи, за которыми люди уже стремились схорониться от солнца. За городом в пышную зелень оделись леса.
— Какая там у тебя погода?
— Жара, — ответил Сарразин. И добавил. — Ты вроде бы в отличном настроении?
— Совершенно верно. Мне кажется, что с фотоэкспертизой у нас все сладится. А это рубит заключение Маула под корень.
На следующее утро, в самую рань, когда еще не пробило восемь и доктор Клейн варил себе купленный накануне, потому что ему внушили, что тот обладает особенным ароматом, бергамотовый чай “Эрл Грей”, ему позвонил профессор Маул.
— Вы доктор Клейн? С вами говорит профессор Маул из института судебной медицины в Мюнстере.
Ансгар Клейн успел порадоваться тому, что чай уже заварился. И, едва представившись собеседнику, сделал первый глоток. Маул приступил прямо к делу. Голос у него был мягкий и обволакивающий, что никак не совпадало с внешним обликом, знакомым Клейну по снимкам в прессе.
Он просто не понимает, начал Маул, как Клейн может хотя бы предположить, будто новые отпечатки со старых негативов способны поставить под сомнение его экспертизу. Он по-прежнему неколебимо уверен в том, что Арбогаст удавил эту женщину.
— Как, кстати, ее звали?
— Мария Гурт.
— Да, Марию.
Профессор Маул помолчал пару секунд, и Клейну показалось, что он расслышал, как тот берет в руку один из снимков. Его выводы, сказал профессор Маул, остаются прежними.
Но разве не имеет смысла хотя бы встретиться? Он, Клейн, готов приехать в Мюстер в любое удобное для профессора время.
— Нет-нет, в этом нет ни малейшей нужды. К тому же, доктор Клейн, я вообще не вижу ничего принципиально нового в ваших разысканиях.
Профессор Маул, сделав столь бесцеремонное заявление, не стал вдаваться в подробности, а доктор Клейн не настаивал. Еще несколько ничего не значащих слов — и разговор был завершен.
Клейн встал и подошел к окну. Не без труда гася вспышку гнева, он принялся дергать и разглаживать узенький галстук, причем оконное стекло служило ему зеркалом. Сейчас ему было тридцать восемь лет, но юношеские худоба и стройность его еще не оставили. Он любил щегольские темные костюмы и после развода предпочитал стричь коротко редеющие седые волосы. И ни разу в жизни он не дал судебно-медицинскому эксперту сбить себя с толку. Ансгар Клейн ослабил узел галстука, и ярость постепенно пошла на убыль.
В тот же день, а именно третьего июля 1966 года, доктор юриспруденции Ансгар Клейн из Франкфурта-на-Майне отправил надзорную жалобу о возобновлении дела Ганса Арбогаста, приговор по которому был вынесен доктором Валуа, председателем Первой большой уголовной палаты земельного суда в Грангате. В жалобе Клейн указал, что в ходе процесса ни составу суда, ни присяжными не были представлены негативы фотографий, но только, с одной стороны, отпечатки, сделанные дилетантом, а с другой, даже такие отпечатки с двух негативов, на которых якобы видны следы охвата удушения, не были представлены вовсе. И в доказательство подобного положения вещей и проблем, с ним связанных, он готов в духе статьи 359-й уголовно-процессуального кодекса привлечь в качестве экспертов трех судебных медиков и четырех специалистов в области фотометрии, фотохимии и научной фотографии.