Дело Арбогаста

41

Пронизанная светом прожекторов, в котором особо устрашающий вид приобретают решетки и колючая проволока, ночь замерцала под потолком камеры — и тут же прогнала сон: и после всех этих лет ночь в тюрьме была точь-в-точь такой же, как первая. Ганс Арбогаст не закрыл на ночь окно и лежал сейчас, прислушиваясь к тому, как в камеру лениво просачивается весенний ветерок. Слышал лай овчарок, рвущихся с привязи. Сперва он решил не думать нынче о Марии, но потом, когда она все же ворвалась в его мысли, не смог ее оттолкнуть, хоть и пытался отчаянно. Наконец с трудом отвел ее лицо на некоторое расстояние и всмотрелся в него издали. Давно уже ночь любви с Марией оживала в его памяти скорее по тексту экспертизы женщины-патологоанатома, чем по собственным воспоминаниям. Как пахла трава тогда, на исходе лета, что за аромат был разлит в воздухе? А ее духи? Но, закрыв глаза и поднеся пальцы к губам, он, как ему казалось, по-прежнему чувствовал ее запах, и голос ее звучал не просто так, но наполненный теплой свежестью ее дыхания. И тут его вновь и вновь одолевали воспоминания о том самом мгновении тишины и о прикосновении к гладкому дереву дверной ручки — о прикосновении, ставшем для него залогом всех последующих прикосновений! Тогда он решил было, что это ангел, следовавший за ними в тот день повсюду, подмигивавший им даже огнями вывески ресторана. Вне всякого сомнения, с этого момента все и началось.

Иногда он представлял себе в подобной ситуации, как бы они смотрелись сейчас вдвоем — он, в своем теперешнем виде, — и она, ничуть не переменившаяся. Как бы он своими нынешними руками обнимал ее, навеки оставшуюся двадцатитрехлетней. Но, поскольку ему и без того всегда было нелегко хотя бы допустить, что едва ли не все привлекательные женщины теперь гораздо моложе его самого, он не выдерживал этого мысленного зрелища и с вороватым облегчением падал в ее объятья. Странно, конечно, любить мертвого человека, и вдвойне странно, если ощущаешь себя этим мертвецом. А именно так он себя и воспринимал — голым и жалким, с содранной кожей, место которой заняли стены камеры, но все равно ничего не чувствующим и чувствовать не способным. Кое-кто говорит, что дело — в здешней пище, но он в это не верит. Дело — во времени, в тишине времени, в тишине, в которой он вновь и вновь возвращается в тот же самый вечер. И в ее безучастном лице, словно бы заранее заглянувшем в будущее, в нежности ее прикосновений. Голос ее он узнал сразу же. Сперва это был шепот, потом тихое пение — казалось, еще чуть-чуть — и он начнет разбирать слова. Да ведь и не слыша их сейчас, он заранее знал, что она будет петь, он улыбался, ожидая, что эти слова зазвучат возле самого его уха: “Если уж меня разыщешь, то держи, не отпускай!”

На следующий день его вызвали из мастерской по плетению циновок в централь, к телефону. Явившийся за Арбогастом охранник не знал, о чем идет речь; в ответ на вопрос заключенного он только пожал плечами, схватил его за руку, поволок коридорами и лестницами к зарешеченной двери в подвал башни, откуда предоставил Арбогасту подняться уже в одиночестве; Ансгар Клейн у себя в кабинете во Франкфурте все это время дожидался, пока его подзащитный возьмет трубку. Адвокат был очень взволнован и расхаживал по кабинету от письменного стола и обратно, волоча за собой телефонный шнур. Более чем трехлетние хлопоты — и вот, наконец-то. Клейн привстал на цыпочки, закрыл глаза. Услышав шорох на другом конце провода, радостно ухмыльнулся.

— Ганс Арбогаст слушает.

У адвоката внезапно пропал голос.

— Пересмотр, — заговорил он, прочистив горло. — Господин Арбогаст, дело направлено на пересмотр. Я только что получил соответствующее решение земельного суда в Грангате.

Арбогаст не сказал в ответ ни слова.

— Говорит Ансгар Клейн из Франкфурта. Вы поняли, что я сказал, господин Арбогаст?

Вместо ответа Арбогаст кивнул. Он не понимал сейчас ничего. В том числе и того, что собеседник, естественно, его не видит.

— Господин Арбогаст! Вы меня слышите?

— Да. — Еле слышным голосом, все еще машинально кивая. И после некоторой паузы. — Большое спасибо, господин Клейн.

— Дело не в благодарности, господин Арбогаст. Но понимаете ли вы, что это вообще значит?

Арбогаст покачал головой и огляделся по сторонам в кабинете, в котором он за все эти годы бывал считанное число раз. Акварель, изображающая каторжную тюрьму Брухзал с высоты птичьего полета, в рамке, застекленная, висит в проеме между окнами. Арбогаст был знаком с художником-арестантом. Секретарша начальника тюрьмы, изнывая от любопытства, пожирала его глазами.

— Арбогаст, — снова окликнул его адвокат. — Вы свободны, Арбогаст! Послушайте, Вы имеете право покинуть тюрьму немедленно. Согласно статье 360-й УПК суд приостановил исполнение приговора.

Арбогаст безвольно уронил руку, сжимающую телефонную трубку, и посмотрел на секретаршу начальника тюрьмы так, словно хотел у нее что-то спросить.

— Заехать за вами? — спросил Клейн, и Арбогаст, поднеся трубку к уху, вновь кивнул вместо ответа, после чего передал ее секретарше.

Вызвали начальника тюрьмы; Арбогаста наперебой принялись поздравлять. В себя он пришел уже в камере, сидя на краю койки, а придя, огляделся по сторонам. Камера была четырех метров в длину, двух с половиной в ширину и трех — в высоту. Тридцать кубометров воздуха. Потолок слегка сводчатый. Стены до высоты человеческих плеч покрашены в салатный цвет, а выше — побелены; пол каменный в шашечку. Сидя на койке, видишь раковину с доской и металлическим зеркалом, за ней — салатная пластиковая занавеска, скрывающая душевую кабинку и туалет. Несколько лет назад в тюрьме решили отказаться от “параши”, а также от убирающихся в стенку коек и привинченных к полу столов. Арбогаст прекрасно помнил, как после переоборудования камеры чувствовал себя так, словно переехал с одной квартиры на другую, и ему понадобилось какое-то время, чтобы обвыкнуть в заново обустроенном помещении. Помаргивая, он посмотрел в окно. Он знал, что его параметры составляют квадратный метр ровно. Под окном, возле одной и той же стены, — койка и станочек. Далее — вдоль по длинной стене — стол и стул, а около двери — чугунная отопительная батарея. Узкая дверь из массивного дуба дополнительно укреплена тяжелыми железными запорами. На стене у двери — выключатель и кнопка звонка. В верхней части двери — “глазок”, а под ним — “окошечко” для раздачи еды, открывающееся только снаружи.

Собрав вещи, Арбогаст принялся ждать. А во внешнем мире происходило меж тем столько важных событий. Только что ушел в отставку президент Франции Де Голль. Китайцы и русские затеяли маленькую войну на дальневосточной реке. В Северной Ирландии вовсю убивали друг друга католики и протестанты. Разбился очередной “старфайтер” — он сам видел это по телевизору. Американцы собираются полететь на Луну. На прошлой неделе космический корабль с тремя астронавтами на борту облетел Землю. Вечером, когда его вызвали вернуть ему гражданское платье и прочие личные вещи, он первым делом схватил обеими руками шкатулку. На синем бархате возлежали три бильярдных шара — один черный и два такой кремовой белизны, что при взгляде на них поневоле вспоминалась не тронутая солнечными лучами кожа.