История музыкального искусства знает немало композиторов, при жизни не нашедших признания и открытых лишь после смерти (например, Иоганн Себастьян Бах). Были такие, которых превозносили при жизни, но затем полностью забыли (Иоахим Рафф). Есть еще и третьи, получившие признание и почести, затем забытые и в конце концов открытые вновь (Малер и Карл Нильсен).
Еще более поразителен пример творчества Джорджа Гершвина. В 1937 году, когда он внезапно скончался в возрасте тридцати восьми лет, Гершвин, вне всякого сомнения, был одним из самых популярных и преуспевающих композиторов США. Его музыка принесла ему целое состояние, ее ценили, о ней высоко отзывались многие серьезные музыканты и критики как в США, так и в Европе, а его песни пели, насвистывали и играли миллионы людей во всем мире. И все же даже самые верные его сторонники не могли тогда предполагать, как с годами неуклонно будет возрастать авторитет художника и популярность его произведений.
Обзор репертуара лучших симфонических оркестров США, проведенный журналом "Музыкальная Америка", обнаружил поразительный факт. В период между 1945 и 1954 годом Гершвин исполнялся значительно чаще, чем такие всемирные знаменитости, как Стравинский, Барток, Мийо, Воан-Уильямс, Шостакович, Хиндемит, Бриттен и Онеггер. В течение шести лет за этот же период произведения Гершвина исполнялись чаще, чем сочинения любого другого американского композитора; в один год он возглавил список наиболее популярных в США композиторов, в следующие два года был вторым.
В 1953 году был создан Гершвиновский Концертный симфонический оркестр. Он совершил турне по стране, исполняя программу, полностью составленную из произведений Гершвина. Впервые в истории музыкального исполнительства программа, состоящая исключительно из сочинений одного композитора, исполнялась специально созданным для этой цели оркестром. Это предприятие оказалось настолько успешным, что в 1954 году было проведено еще одно турне по всей стране. В течение четырех месяцев оркестр дал концерты в семидесяти четырех городах Соединенных Штатов.
С того времени популярность Гершвина постоянно и неуклонно возрастала. Он единственный из американских композиторов (и один из небольшой горстки композиторов XX века), чьи произведения составляют целые программы концертов. До Гершвина такой чести удостаивались лишь Бетховен, Чайковский, Вагнер и Брамс. При жизни Гершвина и позже концерты, посвященные, в частности, творчеству Стравинского, устраивались лишь тогда, когда сам композитор стоял за дирижерским пультом, чтобы, исполнив одно-два своих произведения, передать затем дирижерскую палочку Роберту Крафту. Даже музыка таких гигантов, как Рихард Штраус, Мануэль де Фалья, Морис Равель или Пауль Хиндемит, в редких случаях звучит весь вечер в концертном зале. В то же время стало традицией устраивать гершвиновские концерты во всех уголках США на ежегодных летних фестивалях поп-музыки (помимо исполнения его произведений крупными симфоническими оркестрами в зимний концертный период), количество которых постоянно растет. Например, за те несколько лет, что я жил в Майами, как правило, ни одно лето там не проходило без двух гершвиновских концертов. В один год в течение двадцати дней было устроено даже три таких концерта. Концерты из музыки Гершвина неизменно проходят при полном аншлаге. Это было прекрасно известно миссис Дороти Чандлер, чей муж являлся владельцем газеты "Лос-Анджелес Таймс". В 1951 году тогдашнее руководство знаменитых концертов в Голливудской Чаше после двух недель вынуждено было прервать выступления концертных коллективов из-за нехватки денег. После весьма непродолжительного периода молчания Чаши миссис Чандлер взяла бразды правления в свои руки. Она организовала концерт из произведений Гершвина, чтобы получить сумму денег, достаточную для возобновления деятельности Голливудской Чаши. Концерт гершвиновской музыки с Оскаром Левантом, выступившим в качестве солиста, принес такой доход, что Чаша смогла продолжить свою деятельность до конца сезона.
Ежегодно продолжают выходить новые записи произведений Гершвина. Недавний выпуск каталога Шванна включает двадцать восемь различных записей "Рапсодии в голубых тонах"; пятнадцать — сюиты "Американец в Париже"; восемь — Прелюдий для фортепиано; две полных записи оперы "Порги и Бесс", к тому же еще двенадцать дисков с различными отрывками и оркестровыми транскрипциями; четыре —, Дубинской увертюры"; две — Второй рапсодии.
В Европе произведения Гершвина также стали неотъемлемой частью постоянного музыкального репертуара. Все его крупные работы широко известны повсюду в больших городах. Графиня Вальдек в своей книге, Дворец Афины" (Athene Palace) вспоминает, как незадолго до начала второй мировой войны один высокопоставленный нацист сказал ей: "Знаете ли вы, что у каждого из нас на дне выдвижного ящика в столе хранится какая-нибудь пластинка Гершвина, которую мы иногда проигрываем глубокой ночью?" (Гершвин, как еврей, был, естественно, запрещен в фашистской Германии). Вскоре после окончания войны в Венгрии был дан концерт из произведений Гершвина, все билеты на который были мгновенно распроданы. Самым любопытным и необычным было, однако, то, что в концерте исполнялись записи музыки Гершвина. Незадолго до начала "холодной войны", в конце 40-х — начале 50-х годов, в Москве большой успех выпал на долю "Рапсодии в голубых тонах", исполненной 3 июля 1945 года Московским Государственным симфоническим оркестром; В тот же период, до того как "железный занавес" был опущен на Чехословакию, "Рапсодию" с большим энтузиазмом встретили в Праге. Солировал Юджин Лист, оркестром руководил Леонард Бернстайн. "Рапсодия" была исполнена во время Международного Пражского музыкального фестиваля в мае 1946 года по случаю пятидесятилетней годовщины основания Чешского Филармонического оркестра.
По словам Эдвина Хьюза, директора Национального Музыкального совета в Нью-Йорке, в 1954 году (год, когда Совет впервые стал публиковать такого рода статистические обзоры) музыка Гершвина исполнялась в Европе намного чаще, чем музыка любого другого американского композитора. Гершвиновские концерты или концерты, в которых исполнялись отдельные его произведения, проходили во Франции (в Париже в исполнении не менее чем трех крупнейших оркестров), Англии (в Лондоне четырьмя известными оркестрами), Швеции, Шотландии, Италии, Монте-Карло, Австрии и Западной Германии. Когда Нью-Йоркский Филармонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна совершал гастрольную поездку по странам Западной и Восточной Европы и Малой Азии, единственным американским сочинением, встреченным овациями, была "Рапсодия в голубых тонах". Начиная с 1959 года гершвиновские концерты давались в Тель-Авиве и странах Ближнего Востока (несмотря на сильные антисемитские настроения в регионе), на Дальнем Востоке и в странах Латинской Америки.
20 декабря 1965 года в миланском оперном театре Ла Скала состоялся гала-концерт, посвященный творчеству Гершвина, названный "Гершвинианой". Это было трехактное представление под руководством дирижера Генри Льюиса. В первом отделении в хронологическом порядке исполнялись произведения, написанные в популярном жанре. Причем впервые в истории театра на священной сцене Ла Скала играл джазовый оркестр. Второе и третье отделения были посвящены работам Гершвина в жанре серьезной музыки: во втором отделении исполнялся двухчастный балет на музыку сюиты "Американец в Париже"; в третьем — Фортепианный концерт фа мажор и музыка из оперы "Порги и Бесс" в оркестровом переложении Расселла Беннета.
Не менее впечатляющим оказался трехдневный фестиваль, проходивший в Венеции с 17 по 19 мая 1968 года и целиком посвященный музыке Гершвина. Крупные произведения Гершвина исполнил оркестр Ла Фениче под управлением Тортона Гоулда, партию фортепиано — Адриана Бруньолини. Популярные пьесы Гершвина были представлены четырьмя джазовыми группами — одна из Италии, другая из Франции и две из Соединенных Штатов.
Сегодня во всем мире, по-видимому, нет такого уголка, куда не дошла бы музыка Гершвина. Доказательством тому послужил, в частности, концерт из произведений Гершвина, данный в 1968 году в Танганьике в исполнении местного оркестра.
Музыка Гершвина довольно часто передается по европейскому радио и телевидению. Одна из телепрограмм Би-Би-Си показала часовой документальный фильм, посвященный жизни и творчеству композитора, транслировавшийся по всей Англии. То же самое было показано во Франции телекомпанией Радиодиффюзьон-Телевизьон Пари. Помимо этого, 29 декабря 1969 года, в программе международного концертного сезона, проводимого ежегодно Европейским Радиовещательным союзом (Бродкастинг-Юньон), Би-Би-Си транслировала на двенадцать стран полуторачасовую передачу, посвященную музыке Гершвина. Каждый год Радиовещательным союзом организуется шесть программ, посвященных крупным симфоническим произведениям. Все страны-участницы Союза финансируют эту радиосерию. Каждая страна имеет право назвать композитора, чьи сочинения она хотела бы включить в эти радиопрограммы. Возможно, для многих будет небезинтересным тот факт, что когда пришел черед Англии сделать свой выбор, то Би-Би-Си назвала не таких ведущих английских композиторов, как Бенджамен Бриттен или сэр Уильям Уолтон, а Гершвина! Выбор, сделанный Англией, был воспринят с восторгом всеми странами-участницами Европейского Радиовещательного союза, несмотря на то, что концерт из произведений Гершвина был, по сути, нарушением традиции передавать только чисто симфонические произведения. Вот как реагировал на это событие критик лондонского журнала "Лиснер" Роналд Стивенсон: "Перефразируя слова песни, До-гач — бедняк" из "Порги и Бесс", "У меня полно этого ничего", мы можем сказать о ее создателе Джордже Гершвине: "У него сколько угодно этого нечто", и все-таки этого будет явно недостаточно. Это "нечто" называется гений… Тридцать гершвиновских песен, следовавших одна за другой, напоминали поминутно меняющиеся прекрасные виды за окнами быстро мчащегося поезда. Особенно впечатляющим было богатство и разнообразие мелодий, сравнимых разве что с несравненными мелодиями Шуберта или Иоганна Штрауса… Гершвин однажды подарил свой фотопортрет Дю-Бозу Хейуарду со следующей надписью: "…Надеюсь, наше сотрудничество — это навсегда". Прежде всего это относится к музыке Гершвина. Это не что-то случайное или временное. Она будет жить всегда".
Возможно, ничто так красноречиво не говорит о внимании и глубоком уважении, оказываемом музыке Гершвина в Европе, как тот факт, что в 1967 году его именем было названо авеню в английском городе Гулле, графство Йорк. Гершвин стал первым американским композитором, которого Европа удостоила такой чести.
Особенно интересным представляется тот факт, что популярность гершвиновских концертов и в Европе и в Америке (так же как и глубокое уважение, которым его творчество пользуется во всем мире) растет несмотря на то, что Гершвин оставил после себя лишь несколько серьезных оркестровых произведений: две рапсодии, один фортепианный концерт, музыкальную поэму, увертюру и вариации для фортепиано с оркестром. Этот ограниченный репертуар, дополненный отрывками из оркестровых обработок "Порги и Бесс", постоянно играется во всем мире и продолжает пользоваться неизменным спросом любителей музыки. Публика не только не пресытилась, снова и снова слушая одни и те же сочинения Гершвина, а, кажется, с каждым новым исполнением воспринимает их со все большим энтузиазмом. Частое исполнение вовсе не лишило музыку Гершвина ее притягательности.
Любовь к Гершвину в Европе столь велика, что он стал единственным американским композитором, чья биография была написана европейскими авторами и издана во многих странах: в Германии и Голландии вышло по две биографии композитора; по одной биографии было издано в Австрии, Франции, Италии, Венгрии и Польше. Сюда не входят две моих книги о Гершвине — биография композитора для юных читателей и первое издание данной книги. Они были переведены на вьетнамский, иврит, японский, китайский, словацкий, итальянский, немецкий, болгарский, голландский, португальский, испанский языки, а также изданы в Лондоне.
Здесь будет уместно привести мои собственные европейские впечатления, которые прольют дополнительный свет на беспрецедентную посмертную славу Гершвина за границей. В 1940—1950-х годах, когда я ездил в Европу практически каждый год, я постоянно попадал на концерты музыки Гершвина, проходившие иногда в самых неожиданных местах. Однажды в типичном венском кафе на открытом воздухе, которых было особенно много в годы, предшествующие первой мировой войне, я слышал, как два музыканта на двух роялях исполняли не Иоганна Штрауса или Франца Легара, а "Рапсодию в голубых тонах". В том же году, а может быть, во время другой поездки, я совершил восхождение на гору Хунгерберг в Австрии. Там, на крыше Австрии, благополучно попивая свой кофе со взбитыми сливками, я вдруг услышал, как из местного репродуктора полились звуки гершвиновской "Леди, будьте добры!". На протяжении всех моих поездок по странам Европы музыка Гершвина, казалось, следовала за мной, как моя собственная тень. Я слышал ее в концертных залах, гостиницах, театрах, ночных клубах, танцевальных залах — однажды даже на железнодорожном вокзале у озера Комо. Этого, в общем-то, и следовало ожидать, так как Европа в то время была буквально помешана на песнях Гершвина. Но чего я действительно не мог ожидать, так это приема, оказываемого серьезным работам Гершвина почти во всех европейских городах. Особенно это касается так называемых гершвиновских концертов. Во Флоренции концерт гершвиновской музыки вызвал такой ажиотаж, что сотни желающих попасть в довольно вместительный концертный зал не смогли приобрести билетов и выражали свое недовольство с типичной для итальянцев экспансивностью. Но кульминационным моментом оказалось то, что намеченный на следующий вечер концерт из произведений Бетховена был отменен в пользу еще одного гершвиновского. Несколько лет спустя после описанного события в Мюнхене пронесся слух, что местная филармония планирует в ближайшее время провести концерт, программа которого будет состоять из произведений Гершвина. Касса филармонии подверглась немедленной осаде, и билеты были мгновенно распроданы. И все это еще до того, как в городе появились официальные объявления о предстоящем концерте!
В феврале — марте 1961 года я совершил первую поездку в Израиль, где меня знали по нескольким моим книгам, переведенным на иврит. Первое издание данной книги в переводе на иврит пользовалось большим успехом, и поэтому для израильтян мое имя неизбежно ассоциировалось с именем Гершвина. Не успел я поселиться в тель-авивском отеле "Шератон", как мне позвонили из израильского радио "Кол Йисроэль" с просьбой дать два интервью. "Первое из них, — как мне сказали, — должно быть посвящено Джорджу Гершвину, так как в Израиле он считается американским композитором номер один". Во втором интервью я должен буду рассказать о себе.
В общем, как и было задумано, первое интервью было посвящено Гершвину. Что же касается второго, то в нем речь шла отнюдь не о моей музыкальной карьере. Я едва успел ответить на первый вопрос о себе, как ведущий спросил меня о Гершвине и обстоятельствах нашего знакомства. Следующие затем полчаса были целиком заполнены вопросами и ответами о Джордже Гершвине.
Затем я посетил Иерусалим. В тамошней консерватории было организовано официальное чаепитие, на которое были приглашены ведущие израильские музыканты. "Не могли бы вы сказать несколько слов присутствующим здесь гостям?" — спросила меня директор консерватории. — "Разумеется, с удовольствием". — "Об американской музыке?" — вновь спросила она. — "Да", — ответил я, — я буду говорить об американской музыке". — "Тогда расскажите нам о нашем любимом американском композиторе Гершвине".
Нечто подобное произошло со мной еще раз летом 1965 года, когда меня пригласили на музыкальный фестиваль "Июньские недели", проводимый в Вене. Большим успехом на фестивале пользовался приехавший в Вену Кливлендский симфонический оркестр, одна из двух программ которого была целиком посвящена творчеству Гершвина. В то же время большой энтузиазм вызвало известие о предстоящем спектакле в Фольксопере "Порги и Бесс" в постановке Марселя Проуи, которому предстояло открыть осенний сезон. Вена всегда проявляла большую любовь к Гершвину, особенно со времени его визита в 1928 году. Венцы и сейчас любят музыку Гершвина. Не было никакой возможности ни купить, ни украсть билет на гершвиновский концерт в исполнении Кливлендского оркестра. Все билеты были распроданы на много недель вперед. Так что когда меня пригласили выступить с лекцией об американской музыке в Австро-Американском институте по образованию, его директор со всей определенностью дал понять, что под "американской музыкой" он имел в виду Гершвина.
Случилось так, что после концерта музыки Гершвина, данного Кливлендским оркестром, ужинать мне пришлось поздно вечером в доме молодого американского пианиста, поселившегося в Вене. Естественно, он спросил меня о том, как прошел концерт. Я сказал, что по его окончании венцы вскочили как один и устроили громовую овацию, длившуюся целых десять минут. "Вся Европа без ума от Гершвина, — заметил пианист. — Я только что получил приглашение выступить с несколькими оркестрами в Югославии — с условием, что в каждом из выступлений я буду играть Фортепианный концерт Гершвина".
Песни Гершвина пользуются неизменным успехом и после смерти композитора, и это несмотря на неприлично высокую смертность произведений этого жанра. В наши дни, спустя столько лет со времени его кончины, Гершвин остается одним из самых высокооплачиваемых членов ASCAP, которое защищает авторские права своих членов и выдает лицензии на выступления в общественных местах, на радио, телевидении, на записи и т. д. Таким образом, эта организация является точным барометром популярности того или иного композитора в Соединенных Штатах.
Несмотря на постоянную активность таких колоссов, как Ирвинг Берлин и Ричард Роджерс и других композиторов того же калибра, несмотря на то что из-за ранней смерти многие годы произведения Гершвина исполнялись не столь уж часто, несмотря на фактическое исчезновение популярных песен как жанра и то, что рок-н-ролл захватил рынок по-пуляркой музыки, — несмотря на все это, Гершвин продолжает оставаться одним из самых исполняемых композиторов благодаря песням, написанным много лет назад. Запись песни "Я ощущаю ритм", аранжированной под рок-н-ролл и исполненной группой "Хэппенингз", в 1967 году занимала первое место в списках наиболее популярных песен в течение двух-трех недель подряд. Не иссякает поток дисков с песнями Гершвина, включая монументальный альбом из пяти грампластинок, записанный Эллой Фицджералд для фирмы Верв (Verve), где она исполняет свыше пятидесяти песен. Примерно около сотни песен Гершвина стали классикой. Некоторые из них сегодня более популярны, чем тогда, когда они были написаны и впервые исполнены, например "Любимый мой", "Ты свел меня с ума", "Как долго это продолжается?", "Не для меня", "Любовь остается с нами" и "Туманный день".
Многие телепередачи были буквально наводнены песнями Гершвина в специальных программах, посвященных композитору, включая такие популярнейшие программы, как "Час компании Белл Телефон", телешоу Стива Аллена под названием "Сегодня вечером", полуторачасовое ревю Макса Либмана с участием Этель Мерман, "Шоу Эдди Фишера" и многие, многие другие. Одна из наиболее знаменательных передач такого рода вышла в эфир 15 января 1961 года по каналу телекомпании Си-Би-Эс. Эта программа длилась полтора часа. Продюсером ее был Ли-ланд Хейуард, ведущим Ричард Роджерс, среди исполнителей — Фрэнк Синатра, Этель Мерман, Джули Лондон, Морис Шевалье. Кармен де Лавальяде и Клод Томпсон исполнили балетную сцену на сюжет и музыку "Порги и Бесс". Среди десятков подобных радиопрограмм, в течение многих лет транслировавшихся в США, одной из самых лучших, посвященных памяти Гершвина, была полуторачасовая передача, организованная фирмой Эн-Би-Си и вышедшая в эфир вечером 2 марта 1957 года. Среди ее участников — Эдди Кантор, Джимми Дюранте, Роджерс и Хаммерстайн, Фрэд Астер, Айра Гершвин, Роберт Альда, Уильям Гакстон, Виктор Мур и многие другие.
Песни Гершвина постоянно звучат с киноэкрана. Потребовалось бы несколько страниц, чтобы перечислить те фильмы, в которых за прошедшее со дня его смерти время звучала музыка Гершвина. Я уже говорил об экранизации мюзикла "Прелестная мордашка", о последнем, третьем киноварианте "Повесы" и о фильме "Порги и Бесс". Все три фильма были сняты уже после смерти Гершвина. Я думаю, что в этой главе будет уместно рассказать и о некоторых других фильмах, в которых звучит музыка Гершвина.
"Ревю Голдвина" — кинофеерия с участием Веры Зориной, Адольфа Менжу, Кенни Бейкер, Эллы Логан и Бобби Кларка — вышло уже после 1937 года. Так как смерть помешала Гершвину написать музыку к искусно задуманным балетным сценам фильма, Айра посоветовал Голдвину использовать в одной из балетных миниатюр музыку из сюиты "Американец в Париже". Айра даже подготовил соответствующий сценарий вместе с Джорджем Баланчином — главным хореографом фильма. После просмотра генеральной репетиции балета Голдвин прошествовал в кабинет Баланчина, чтобы сказать тому, что такой балет слишком интеллектуален для киномюзикла и не будет принят широкой публикой. "Что подумают об этом шахтеры в Харрисбурге, Пенсильвания?" — спросил Голдвин. На что Баланчин твердо ответил: "Мистер Голдвин, я не президент Рузвельт, и мне неинтересно знать, что подумают об этом шахтеры Харрисбурга". В общем, сцена на музыку из, Американца в Париже" не вошла в "Ревю Голдвина". Вместо этого в фильм были включены две небольшие балетные сцены на музыку, специально написанную Верноном Дюком.
"Ревю Голдвина" был не последним, имевшим настоящий успех, фильмом с музыкой Гершвина. В 1945 году Голливуд оказал Гершвину высшее признание, поставив "Рапсодию в голубых тонах", представляющую собой экранизацию биографии композитора. Айра Гершвин написал сценарный набросок для кинобиографии, который был отвергнут. Та же участь постигла сценарий на трехстах страницах, написанный Клиффордом Одетсом. (Впоследствии Клиффорду Одетсу удалось адаптировать свой сценарий для фильма "Юмореска", где в главных ролях выступили Джоан Кроуфорд, Джон Гарфилд и Оскар Левант, хотя было бы невыполнимой задачей найти какое-либо сходство между рассказанной в фильме историей и реальной биографией Джорджа Гершвина.) В конце концов совместными усилиями трех сценаристов — Сони Левин, Хауарда Коха и Эллиота Пола — удалось создать более или менее приемлемый вариант сценария. Следуя голливудской традиции, они смешали факты реальной биографии Гершвина с большой долей вымысла. Все же в главном сюжет соответствовал действительности. В фильме показано, что Гершвин в своем творчестве пытался примирить свою страстную любовь к джазу с искренним желанием писать серьезную музыку, осветить конфликт между реальностью, требовавшей от него сочинения популярных песен, и стремлением создавать произведения настоящего искусства. Менее убедительной была от начала до конца придуманная любовная линия фильма. "Джули Адамс" — задушевная подруга, с которой Гершвин впервые встретился в начале своей карьеры, когда он обивал пороги музыкальных редакций на Тин-Пэн-Элли, ставшая знаменитой исполнительницей его песен. "Кристин Шилберт" — богатая и образованная разведенная женщина, в конце концов она приходит к пониманию того, что Гершвин никогда на ней не женится. Не менее надуманными были картины нищего детства в нью-йоркском Ист-Сайде, портрет учителя музыки, эмигранта из Европы, идеалиста профессора Франка, убеждающего Джорджа, что он должен оставаться верным своему искусству, и постоянное внушение зрителю, что неустанная энергия и работоспособность Гершвина объяснялись его предчувствием скорой смерти.
В роли Джорджа Гершвина снялся Роберт Альда; в роли Айры — Херберт Радли; папу Гершвина сыграл Моррис Карновски, мать — Розмари де Камп; Макса Дрейфуса — Чарлз Коберн. Пол Уайтмен, Оскар Левант, Эл Джолсон, Джордж Уайт, Рубен Мамулян, Нейзел Скотт и Энн Браун сыграли самих себя, в то время как Мориса Равеля, Сергея Рахманинова, Вальтера Дамроша, Игоря Стравинского и Яшу Хейфеца сыграли другие.
В 1951 году студия Метро-Голдвин-Майер выпустила последний и во многих отношениях лучший фильм, в котором звучит музыка Гершвина, — "Американец в Париже". В нем рассказывается о любви американского художника (в исполнении Джина Келли[90]) и юной парижанки, с которой он знакомится в парижском кафе (американский дебют актрисы Лесли Карон[91]). Художника, однако, преследует богатая светская дама (Нина Фош), помогающая ему сделать карьеру в Париже, а любви юной парижанки домогается известный продюсер (Жорж Гетари). Истинная любовь способна преодолеть все препятствия и недоразумения. Кульминацией фильма — "ни с чем не сравнимым пиком сюжета", по выражению Босли Краудера в "Нью-Йорк Таймс", — стал двадцатиминутный модернистский балет, автором которого был Джин Келли. В этом эпизоде, отличающемся красочными импрессионистскими декорациями и захватывающими дух световыми эффектами, Джин Келли и Лесли Карон танцевали под музыку "Американца в Париже". Сюита — не единственное произведение Гершвина, использованное в усеянной музыкальными жемчужинами партитуре фильма. Здесь прозвучали также отрывки из Концерта фа мажор для фортепиано с оркестром и семь песен, две из них сравнительно малоизвестные: "Тра-ля-ля" из мюзикла 1922 года "Ради всего святого" и "По Штраусу" из мюзикла 1936 года "Идет шоу". В фильме была также использована песня "Любовь остается с нами", впервые прозвучавшая в "Ревю Голдвина" и завоевавшая на этот раз широкую популярность. Зрители услышали также песни "Обнимаю тебя", "Я ощущаю ритм" (в исполнении Джина Келли под аккомпанемент парижских сорванцов, поющих по-французски), "Лестница в рай", "Неплохая работенка" и "Сказочно" (для рефрена которой с истинно французским шармом Айра приписал "’S Magnifique", "’S Elegant" и,’S Excep-tionnel")[92].
Американская Академия Киноискусства наградила фильм "Американец в Париже" "Оскаром" как лучший фильм 1951 года (на этот приз претендовали еще два фильма — "Трамвай Желание" и "Место под солнцем"[93]). Со времени учреждения премии "Оскар" в 1927–1928 году в третий раз музыкальный фильм удостоился подобной награды.
Говоря об исполнении как популярной, так и серьезной музыки Гершвина, прозвучавшей в США бесчисленное множество раз со времени смерти композитора в 1937 году, следует сказать еще о нескольких важных событиях. 18 октября 1940 года "Русский Балет Монте-Карло" выступил в Нью-Йорском Театре на 51-й улице с премьерой нового балета "Нью-йоркцы". Для этого спектакля Дейвид Раксин обработал и оркестровал музыку многих лучших песен и отрывков из других произведений Гершвина. В увертюре прозвучала мелодия песни "Пусть грянет оркестр", были использованы также "Поставим на этом точку", танцевальный эпизод из мюзикла "Девица в беде", песни "Я ощущаю ритм", "Чарующий ритм", "Любовь мчится по стране" (Love Is Sweeping the Country), а также две прелюдии для фортепиано. Pea Ирвин и Леонид Мясин задумали балет как "диараму из жизни завсегдатаев нью-йоркских кафе в трех сценах". В театральной программке пояснялось:
В балете показаны ночные похождения оживших рисунков, ставших знаменитыми благодаря их создателям, художникам журнала "Нью-Йоркер" Питеру Арно, Элен Е. Хокинсон, Уильяму Стейгу, Отто Соглоу и другим. На площадь Центрального Парка пришли персонажи Арно — Полковник, Вдовец и Застенчивый; активистки клубов, созданных Элен Хокинсон; юноши и девушки. Каждый из них пришел сюда в надежде напасть на что-нибудь "горяченькое". Продажные официанты, дебютантки ночного мира с лицами невинных младенцев, журналисты, делающие деньги на сплетнях, знаменитая "мелкая рыбешка" и доверчивые гангстеры Стейга, интроверты Тербера, Маленький Король художника Соглоу — вся эта слегка сумасшедшая публика представляет так называемый ночной Нью-Йорк. Сюжет довольно случаен и второстепенен. Главное здесь — это портреты действующих лиц, чья жизнь начинается тогда, когда город ложится спать.
Автором хореографии был Мясин. Это была его вторая попытка использовать музыку. Американца". Декорации и костюмы выполнил Карл Кент. В своей рецензии на спектакль Ирвинг Колодин писал в газете "Сан", что "главным украшением спектакля стала музыка Гершвина", "самая жизнеутверждающая… из всего когда-либо созданного на этом острове, и если уж на то пошло, во всей Америке".
Песни Гершвина вызвали к жизни еще один, не менее значительный балетный спектакль, если верить дифирамбам многочисленных критиков. Это был балет под названием "Какая разница?" (Who Cares?) с хореографией Джорджа Баланчина, поставленный Нью-Йоркским Городским балетом в Линкольновском Центре исполнительских искусств 5 февраля 1970 года.
Идея создания этого балета пришла к Баланчину, когда он наигрывал на рояле некоторые песни из "Собрания песен Джорджа Гершвина". "Я сыграл одну и подумал: прекрасно. На эту музыку я сделаю па-де-де, — вспоминает Баланчин. — Затем я сыграл другую, такую же прекрасную. Я подумал, что это будет вариация. Затем я играл еще и еще, и все песни были одна лучше другой". Каждая из песен зажигала творческое воображение Баланчина и способствовала созданию танцев, в которых классический балет искусно сочетался с популярными эстрадными танцевальными номерами. Именно тогда он задумал создать хореографию балетного спектакля продолжительностью в сорок пять минут на музыку семнадцати гершвиновских песен. (Это были "Пусть грянет оркестр", "Очаровательно-скверная", "Кто-то любит меня", не спешу", "Сказочно", "То самое чувство", "Да, да, да", "Леди, будьте добры", "Любимый мой", "Лестница в рай", "Обнимаю тебя", "Чарующий ритм", "Какая разница?", "Моя единственная", "Лиза", "Хлопаем в ладоши" и "Я ощущаю ритм".)
Не было ни сюжета, ни сценария. Весь спектакль состоял из номеров для кордебалета, вариаций для солистов и разнообразных па-де-де. Музыкальные номера должен был оркестровать Херши Кей, но в связи с тем, что в то время он был занят в музыкальной комедии, ко времени открытия спектакля он успел оркестровать лишь два номера. Песни, открывающие и завершающие спектакль ("Пусть грянет оркестр" и "Я ощущаю ритм"), исполнялись участниками балета в полном составе. Остальные номера прошли под аккомпанемент фортепиано. Один из них, "Хлопаем в ладоши", был сыгран на механическом пианино в записи, сделанной на ролике самим Гершвином.
На фоне силуэта ночного Нью-Йорка, представлявшего собой проекцию фотографии знаменитого Роналда Бейтса, Патриция Мак-Брайд и Жак д’Амбуаз[94] исполнили вызвавшее бурю оваций в зале пленительное па-де-де на музыку песни "Любимый мой". Пять солистов-мужчин станцевали под мелодию "Я не спешу" в манере актеров старого доброго водевиля, вызвав чувство ностальгической печали по былым временам. Такие же чувства вызвало па-де-де на музыку песни "Какая разница?" в исполнении Карин фон Аролдинген и Жака д’Амбуаза. Неподражаемые сольные номера представили публике Патриция Мак-Брайд на музыку "Чарующего ритма" ("ослепительное исполнение… жемчужина музыкальности и выдумки; равно замечательная в своих паузах, внезапных поворотах танцевального рисунка и эмоциональных вихрях", — писал Клайв Барнз в газете "Нью-Йорк Таймс"), Жак д’Амбуаз — на мелодию, Лизы"; Карин фон Аролдинген — на музыку песни "Лестница в рай"; Марне Моррис — на музыку песни "Моя единственная".
Но все это лишь отдельные детали. Главной отличительной чертой спектакля стала мастерски созданная атмосфера 20—30-х годов. Как писал Клайв Барнз, балет представляет собой "правдивое музыкальное отражение ушедшей эпохи… вновь вызвавшее к жизни мир простодушно прекрасных звуков, мир кварталов Манхэттэна, холодных мартини и знаменитую пару Фрэда и Адель Астер, весело и по-мальчишески озорно улыбающихся друг другу". Однако, по мнению Хьюберта Саала, высказанному им в журнале "Ньюсуик", балет принадлежит как вчерашнему, так и сегодняшнему дню. Для молодых танцоров, ведомых блестящим мастером Жаком д’Амбуазом в одном из его лучших спектаклей, это, бесспорно, "современный балет". Спектакль "Какая разница?" в высшей степени современен по богатству и разнообразию танцевальных номеров и изменчивости настроений, — пишет Саал. — Спонтанность и живость, присущие ему, еще раз подтверждают несомненное право музыки Гершвина на бессмертие".
Концерт из произведений Гершвина, состоявшийся на стадионе Льюисона 11 июля 1938 года, один из многих, посвященных годовщине со дня смерти композитора, включал в себя последнюю гершвиновскую премьеру, музыкальное произведение под названием "Заря нового дня" (Dawn of a New Day). Это была обработка двух неизданных песен Гершвина, сделанная Айрой Гершвином (на текст одной из них) и Кей Свифт (текст припева другой песни), в результате которой был создан официальный марш Нью-Йоркской Всемирной Ярмарки. Авторы получили в качестве награды три тысячи долларов, выделенных для этой цели Гроувером Уэйленом.
1 ноября 1942 года Артуро Тосканини впервые исполнил произведение Гершвина. Для этого случая он выбрал "Рапсодию в голубых тонах". Концерт передавался радиовещательной корпорацией Эн-Би-Си. "Рапсодию" играл Симфонический оркестр Эн-Би-Си, сольную партию кларнета исполнял Бенни Гудмен, партию фортепиано — Эрл Уайлд. Перед тем как приступить к репетиции, Тосканини внимательно изучил несколько различных записей "Рапсодии". К сожалению, в результате этой тщательной подготовки любители музыки не услышали ни настоящего Тосканини, ни истинного Гершвина. На следующий день в утреннем выпуске газеты "Геральд Трибьюн" Вирджил Томсон писал: "Это было ужасно… Казалось, на вас свалилась тонна кирпичей. Да, это все-таки была "Рапсодия в голубых тонах". Но ведь она узнаваема в любой трактовке. Однако это исполнение было настолько далеко от интерпретации самого Гершвина, насколько это вообще можно себе представить… Мне было немного грустно… услышать это веселое, жизнерадостное произведение в исполнении, лишившем его аромата и оригинальности и оставившем его поверхность пошловато скучной и отполированной, как если бы это был покрытый блестящей позолотой Аполлон Бельведерский".
Большинство руководителей популярных оркестров (около двух десятков) прислали Тосканини поздравительные телеграммы в связи с тем, что великий маэстро наконец обратился к музыке Гершвина, а мать Гершвина приехала на студию, чтобы лично поблагодарить Тосканини.
Тосканини стал теперь ярым поклонником Гершвина. 14 ноября 1943 года он исполнил сюиту "Американец в Париже", а 2 апреля 1944 года — Фортепианный концерт фа мажор. Солировал Оскар Левант. Известно несколько случаев, когда Тосканини в разговоре с Самьюэлом Чотсинофф признавался, что, по его мнению, музыка Гершвина "единственная по-настоящему американская музыка".
Начиная с 1937 года имя Джорджа Гершвина становится символом творческих достижений американского народа. Его используют различные общественные институты, организации, комитеты по наградам и премиям и т. д.
То, о чем будет сказано далее, скорее беглый обзор, чем полнокровное изложение событий, связанных с именем Гершвина.
Во время второй мировой войны один из кораблей класса "либерти" в честь композитора был назван "Джордж Гершвин". Церемония наименования происходила в городе Сан-Педро в Калифорнии 22 апреля 1943 года. Честь крещения корабля предоставили Ли Гершвин, которой (добавим для тех, кто интересуется такими подробностями) удалось разбить бутылку шампанского с первой попытки.
Именем Джорджа Гершвина был назван конкурс произведений американских композиторов, известный как Мемориальный фонд Джорджа Гершвина. Он был учрежден колледжем Б’най Б’рит в 1946 году и официально утвержден штатом Нью-Йорк в 1953 году. В качестве первого приза за выдающееся музыкальное сочинение, созданное американским композитором, присуждалась премия в тысячу долларов плюс гонорар за издание и исполнение награжденного произведения Нью-Йоркским Филармоническим оркестром. В состав первого конкурсного жюри входили Сергей Кусевицкий (почетный президент), Марк Блитцстайн, Аарон Коплэнд, Уильям Шуман и Леонард Бернстайн. (Время от времени состав жюри менялся, чтобы дать возможность другим всемирно известным музыкантам стать его участниками.) Первым победителем конкурса стал Питер Меннин, чье "Симфоническое аллегро" 27 марта 1945 года исполнил Нью-Йоркский Филармонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна. Среди других призеров — Хэролд Шапиро, Эрл Джордж, Алиссес Кей, Нэд Рорем, Роберт Курка, Ромеро Кортес, Джордж Рочберг и Кеннет Габуро, каждый из которых занял видное место в американской музыке. Деньги для Мемориального фонда Гершвина вносились различными концертными организациями, выделяющими для этой цели часть поступлений от ежегодных гершвиновских концертов. "Помимо присуждения ежегодных наград американским композиторам Мемориальный фонд выступил в качестве организации, поощряющей и финансирующей различные музыкальные институты страны. В ноябре 1966 года Мемориальный фонд Гершвина выделил 11509 долларов для учреждения Фонда стипендий имени Джорджа Гершвина в Джульярдской музыкальной школе в Нью-Йорке. Ирвинг Браун (в настоящее время занимающий ответственный пост в музыкальном отделе кинокомпании Уорнер Бразерс — Севен Артс Мьюзик) был исполнительным вице-президентом Фонда в то время, когда этот дар был передан Джульярдской школе. (В 1957–1958 годах он был президентом Фонда Гершвина.) Для Брауна и других членов Фонда было немалым удовлетворением вручить названную сумму Питеру Меннину, президенту Джульярдской школы, который в 1946 году стал первым победителем учрежденного Фондом Гершвина конкурса.
В 1947 году в Калифорнии был организован еще один конкурс под названием Мемориальный приз имени Джорджа Гершвина. Первым победителем его стал Ник Болин, получивший высшую награду за "Калифорнийские зарисовки", впервые прозвучавшие на гершвиновском концерте в Голливудской Чаше 12 июля 1947 года. Оркестром дирижировал Пол Уайтмен. Любопытно, что желание стать композитором пришло к Болину после того, как он впервые услышал "Рапсодию в голубых тонах". К сожалению, Мемориальный приз Гершвина просуществовал недолго.
В 1969 году Айра Гершвин учредил Стипендию имени Джорджа Гершвина в Нью-Йоркском музыкальном колледже Генри Стрит Сеттл-мент для одаренных студентов, не имеющих возможности платить за обучение.
В 1946 году в Фискском университете города Нэшвилл, штат Теннесси, Карл ван Вехтен основал Мемориальную коллекцию музыки и музыкальной литературы Джорджа Гершвина. Две другие значительные коллекции, посвященные Гершвину, были созданы спустя несколько лет в Йельском университете и в Отделе музыки Библиотеки Конгресса США в Вашингтоне. Последняя включает в себя не только собрание рукописей нот гершвиновских произведений, но и многие вещи, принадлежавшие композитору, как, например, рабочий стол, выполненный по его собственным чертежам. Со времени создания Музея Гершвина в Отделе музыки Библиотеки Конгресса каждый год устраивается выставка, посвященная Джорджу Гершвину, Она неизменно привлекает толпы посетителей и по популярности затмевает все другие подобные выставки.
6 декабря 1950 года в Бостонском университете при поддержке комитета, возглавляемого Оскаром Хаммерстайном-II, был организован Театр-мастерская имени Джорджа Гершвина. В 1952 году в Институте Чотокуа города Чотокуа, штат Нью-Йорк, создано музыкальное отделение, названное "Джордж Гершвин Прэктис Хат" (Репетиционная хижина имени Джорджа Гершвина).
14 ноября 1954 года в Бруклинском колледже в Нью-Йорке создан Театр Джорджа Гершвина. Во время церемонии открытия Айра Гершвин передал в качестве подарка новому театру скульптурный портрет Дж. Гершвина работы Генри Боткина.
В 1957 году, за четыре месяца до двадцатой годовщины со дня смерти Гершвина, тогдашний мэр Нью-Йорка Роберт Ф. Вагнер объявил об открытии Недели Джорджа Гершвина, начавшейся 3 марта. Официальный текст, посвященный открытию недели, мэр вручил Ирвингу Брауну в присутствии Этель Мерман. В связи с этим событием 9 марта в Карнеги-холле состоялся концерт из произведений Гершвина. В чествовании композитора приняли участие радио и телевидение, начавшие передачи, посвященные его творчеству, с восьмидесятиминутной программы по каналу Эн-Би-Си за день до открытия Недели Гершвина, то есть 2 марта. Об этой передаче рассказано на предыдущих страницах.
В 1957 году, 12 июня, в Бруклине (район Нью-Йорка) в месте пересечения улицы Линден-бульвар и Ван Сиклен-авеню была открыта Юношеская высшая школа имени Джорджа Гершвина. Во время церемонии открытия был дан концерт, посвященный памяти Джорджа Гершвина. Концерт вел Ирвинг Сизар, коротко рассказавший слушателям о своих встречах с композитором. Школьная вокальная группа спела "Пусть грянет оркестр" и, Дою о тебе". Дана Сьюэсс исполнил на фортепиано попурри из произведений Гершвина. Пол Уайтмен продирижировал школьным оркестром, сыгравшим песню "Обнимаю тебя". (Айра Гершвин передал школе крупную сумму денег как призовой фонд для присуждения ежегодных премий десяти наиболее выдающимся выпускникам. Айра бережно хранит письмо, полученное однажды от одного из тех, кому удалось получить такую премию. "Поверьте, г-н Гершвин, — писал молодой человек, — Вы потратили Ваши деньги не напрасно".)
В первую неделю октября 1959 года Соединенные Штаты отмечали шестидесятилетие со дня рождения Гершвина. По всей стране в школах проводились гершвиновские семинары и концерты. Программы радио и телевидения провели серию популярных передач, посвященных творчеству Гершвина. В Библиотеке Конгресса прошла выставка работ композитора. Мэры нескольких городов выпустили в честь Гершвина специальные буклеты.
26 сентября 1963 года (в день рождения Гершвина) Эйб Старк, президент Бруклинского района Нью-Йорка, объявил Днем Гершвина. В этот день в месте, где родился композитор, установлена мемориальная доска. Эта доска была даром от организации ASCAP; однако идея мероприятия принадлежала жителю Бруклина, ярому поклоннику Гершвина по имени Дж. Гордон Лихи, который был потрясен, узнав, что место, где родился композитор, пребывало в запустении и безвестности. Лихи проделал большую работу, изучив старые документы, карты, телефонные книги с целью отыскать точное местоположение Снедикер-авеню, на которой родился Гершвин. Это было нелегко, принимая во внимание многочисленные перестройки и перенаименования, происшедшие в районе с 1898 года. Он выяснил, что на месте деревянного строения на Снедикер-авеню, 242, в котором появился на свет Джордж Гершвин, в 1914 году построен кирпичный дом на две семьи, а также, что в 1957 году этот дом купили супруги Педро и Мария Варгас. К своей большой радости, Лихи узнал, что чета Варгас также страстные почитатели Гершвина, с восторгом принявшие известие, что на их доме будет установлена мемориальная доска. Ее открытие состоялось в четверг 26 сентября в 11 часов утра в присутствии Ирвинга Сизара и Мортона Гоулда. От семьи Гершвинов присутствовали Артур Гершвин и Фрэнсис Гершвин-Годовски. Вокальная группа Школы имени Гершвина спела "Любовь остается с нами", "Колыбельную" из "Порги и Бесс" и песню "Нет, я не могу сесть". С того дня неослабевающий поток поклонников Гершвина заполняет Снедикер-авеню, чтобы посмотреть на дом, в котором родился композитор, и прочесть текст на мемориальной доске. В связи с этим семья Варгас отвела одну из комнат в доме под миниатюрный музей композитора, в котором можно увидеть портреты Гершвина, книги о нем, копии нот, написанных его рукой, и другие экспонаты, большинство из которых музею подарил Айра Гершвин.
6 мая 1966 года была открыта еще одна начальная школа имени Гершвина в негритянском районе Чикаго (Саут-Расин-авеню, 6206). Школьная газета по желанию учеников стала называться "Гершвин Газетт".
В 1969 году мэр Нью-Йорка Линдсей официально объявил об открытии еще одной Недели Гершвина, проходившей с 5 по 12 мая. Это событие было связано с открытием в Музее Нью-Йорка одной из наиболее значительных и полных когда-либо устраивавшихся в Америке ретроспективных выставок, посвященных Джорджу и Айре Гершвинам. Выставка называлась — "Гершвин: Джордж — музыка / Айра — слова". Среди экспонатов были рабочие черновики, рукописи, письма, личные вещи, подарки, полученные братьями в течение многих лет, предметы одежды, семейные фотографии, рисунки, картины, ноты. О существовании некоторых редких экспонатов, демонстрировавшихся на выставке, до этого дня знал лишь Айра Гершвин. Выставка пользовалась небывалым в истории Музея успехом. По многочисленным просьбам посетителей ее продлили до 15 сентября.
В 1970 году Университет штата Нью-Йорк, корпуса которого расположены на Лонг-Айленде в местечке Стоуни-Брук, назвал один из своих колледжей именем Гершвина. В связи с этим событием с 25 по 30 апреля университет организовал ряд мероприятий, включавших два концерта, на которых исполнялись отрывки из оперы "Порги и Бесс", вечер песен Гершвина и выставку материалов и фотографий, связанных с жизнью и творчеством композитора.
Впервые в мире в Майами, Флорида, 27, 28 и 29 октября 1970 года прошел фестиваль, на котором были исполнены все крупные произведения Джорджа Гершвина. Этот фестиваль (идея которого, спешу я с гордостью сообщить, родилась у меня) был организован Университетом Школы музыки в Майами. Художественным руководителем и дирижером этого праздника музыки был доктор Фредерик Феннелл. Исполнителями стали студенты и преподаватели университета. На трех концертах побывали девять тысяч любителей музыки. Радиостанция "Голос Америки" сделала запись концертов, которая вышла в эфир в феврале. Эта передача транслировалась по всему миру по трем тысячам ретрасляционных станций на 35 языках на аудиторию, насчитывающую около 43 миллионов человек. Помимо основных произведений Гершвина, на фестивале прозвучали такие редко исполняемые сочинения, как "Вариации на тему "Я ощущаю ритм"", одноактная опера "Колыбельная 135-й улицы", "В саду у мандарина", "Короткая история" (A Short Story) и "Прогулка" (Promenade). Последнее произведение — своего рода достопримечательность: оно было написано для фильма "Давай станцуем" и должно было звучать шесть минут. В фильме, однако, прозвучал отрывок, длившийся не более одной минуты. Оставшийся кусок в виде оригинального клавира пролежал в архивах Гершвина до тех пор, пока на него не наткнулся Андре Костеланец, оркестровавший и впервые исполнивший его 9 июля 1970 года в Филадельфии.
В несколько ином обличье музыка Гершвина с большим успехом исполнялась в 1971 году. В последних числах января в Бостоне под руководством Херба Хендлера был поставлен рок-мюзикл под названием "Эй, папа, что это за парень, Гершвин?" (Неу, Dad, Who Is This Guy Gershwin, Anyway?). В нем прозвучали двадцать четыре песни Гершвина в новой современной аранжировке и режиссуре. 18 февраля 1971 года в Нью-Йорке Берт Конви поставил новый спектакль, называвшийся "Повтори это еще раз" (Do It Again). Он представлял собой панораму из пятидесяти трех песен Гершвина, исполненных Маргарет Уайтинг.
Сегодня вокруг имени и музыки Гершвина существует аура, освещающая своими лучами небосвод музыкального мира. Ее свет с годами становится все ярче. Усопший гений никогда не может стать немым. Перефразируя надпись на памятнике английскому писателю Т. С. Элиоту в Вестминстерском аббатстве в Лондоне, можно сказать, что язык умершего гения — это "язык пламени, более мощный, чем язык живых".