Добровольцы

Года молодые, куда вы стремитесь?

К планетам и звездам! А мы и не знали,

Что есть в окончаньи трудов и строительств

Не только восторг, но и доля печали.

Снесли эстакаду в последнюю смену.

В Охотном ряду не увидишь отныне

Трамвайных платформ, так похожих на сцену,

Где люди сидят на песке, как в пустыне.

Разобран копер и фанерный рабочий.

Забор превратился в обычные доски.

Но жизнь останавливаться не хочет:

Поручен нам новый объект — Маяковский.

Он станцией станет, поэт наш любимый.

Как плыть пароходом товарищу Нетте,

Так быть Маяковскому залом глубинным,

В стальные колонны и мрамор одетым.

У каждого в жизни сейчас перемены:

Направлена в Промакадемию Леля;

Акишин учиться пойдет непременно:

Не всем в академии, можно и в школе!

Уфимцев экзамен сдает на пилота,

Уже он на «чайке» взвивается в тучи;

И новая ждет бригадира работа:

Теперь в подчиненье он смену получит.

Он ходит вразвалку, веселый и гордый,

Чуть-чуть свысока он обходится с нами

И носит на лацкане новенький орден —

Пусть не Боевое (Трудовое), но Красное Знамя!

Почетное звание краснознаменца

Нам с детского сада являлось ночами

Буденновской лавой под яростным солнцем,

Борьбой пограничника с басмачами.

И вот этот орден для нас отчеканен,

Он лучшему парню вручен по заслугам,

Эмаль его можно потрогать руками

И рядом стоять с бригадиром и другом.

Пускай бригадир погордится! Не важно!

Ведь он, как и все мы, вчерашний мальчишка

В руках его книжка в обложке бумажной.

Моя — понимаете! — первая книжка.

И он говорит мне: «Написано бойко,

Показана наша подземная стройка.

И ясно видна установка комсорга —

В стихах исключительно много восторга.

Все было, пожалуй, труднее немного.

Зачем тут одни лишь веселые лица?

Не критик я, чтобы оценивать строго,

Но думаю, надо тебе поучиться.

Нужны государству и людям поэты —

Великие годы еще не воспеты».

…Особняк на Тверском бульваре,

Юный Горьковский институт.

Дверь открыта. Смелей, товарищ!

Нас науки и книги ждут.

Коротка у меня анкета,

Биография коротка.

Метростроевца, не поэта

Принимают сюда пока.

«Познакомиться не хотите ль?» —

Трубку толстую закурил

С кинофабрики осветитель.

«А зовут тебя как?» — «Кирилл.

Впрочем, можешь, если захочешь,

Костей звать меня, например.

Я картавлю, мне трудно очень

Выговаривать „л“ и „р“».

Вот скандалит парнишка вздорный

С разлохмаченной головой,

Бывший жулик и беспризорный

Из колонии трудовой:

«Это верно, я был бродяга,

А теперь я рабочий класс!

От Макаренко есть бумага.

А не примут — зарежусь враз!»

И глядит на него сердито —

С ней никто еще не знаком —

Тонконогая Маргарита

С тонким, жалобным голоском.

Вот еще пришел — погляди-ка,

Это малый не без затей,

Двухметровой длины заика,

Сочиняющий для детей.

Начинающие поэты,

Мы священным огнем горим,

И тепло нам, хоть мы одеты

Легковато для наших зим.

Со стихами тонки тетради.

Предстоит еще сочинять

Песнь о Зое, «Митинг в Канаде»,

«Дядю Степу» и «Жди меня».

В институте нету традиций,

И порядка покуда нет.

Не приучены мы учиться

Дети первых советских лет.

Дело тут не в священной лени,

А скорее в том, что как раз

В первой и во второй ступени

Все загибы пришлись на нас:

Смесь гимназии с производством,

Школьных митингов полоса.

Так ломаются у подростков

В ранней юности голоса.

Есть наука — сплошная скука,

Есть предметы и для души.

Прокатились мы по наукам,

Как по скользанке малыши.

Пионерские песни спеты,

В институте терзают нас

Неуменье вести конспекты

И неполных знаний запас.

Когда, провалившись на третьем предмете,

Я вышел на улицу, гордый и хмурый,

За мною пошли (я не сразу заметил)

Какие-то две непонятных фигуры.

Я начал шаги прибавлять воровато,

Потом оглянулся: придется ли драться?

Да это ж из нашей бригады ребята —

Кайтанов с Уфимцевым! «Здравствуйте, братцы!»

«Здорово! — ответил невесело Славка.

(Кайтанов молчит, только туча во взоре.) —

Печальная нами получена справка,

Как ты в институте бригаду позоришь».

Тут начал Кайтанов: «Ты ходишь с фасоном,

Значок метростроевца носишь в петлице,

А сам оказался дешевым пижоном,

Который форсит и не хочет учиться.

Учти, что богема сегодня не в моде.

Уфимцев, скорей отведи мою руку,

Иначе я съезжу студенту по морде —

Такую, быть может, поймет он науку».

Уфимцев не выдержал мрачного тона,

Он лапы свои положил мне на плечи.

«Поедем к Кайтановым, к нашим влюбленным,

В семейном кругу проведем этот вечер».

Кайтанов кивнул, не добавив ни слова,

И я захлебнулся такой теплотою,

Высоким приливом участья такого,

Которого я, вероятно, не стою.