Добровольцы

Комсомольское собранье,

Триста душ — одна семья.

Это не воспоминанье,

А судьба и жизнь моя.

Сходятся в дощатом клубе,

Соблюдая свой устав.

Прямо из подземной глуби,

Только что спецовки сняв.

Молодые исполины

Щурятся на яркий свет.

Юрской и девонской глины

Под глазами виден след.

Сели, руки на колени,

Словно гири, положив,

И сейчас возникнет пенье —

Незатейливый мотив.

Устаревшая немножко,

Песня вспомнит о былом:

«Здравствуй, милая картошка,

Низко бьем тебе челом».

Но сегодня песни нету,

Лишь тревожный шепоток.

Кто уставился в газету,

Кто — в фанерный потолок,

Кто, доставши папиросы,

Ускользает в коридор.

Персональные вопросы,

Невеселый разговор.

Коля клуб обводит взглядом

Грустным, а вернее — злым:

Почему-то место рядом

Оказалось вдруг пустым.

Неужели нас обманет

Вера в наш чудесный мир?

Зал и лица, как в тумане,

Различает бригадир.

Видит он друзей-погодков,

Оробевший коллектив.

Не пришел сюда Оглотков,

Эту кашу заварив…

Тихо, ровно и бесстрастно

Коля вымолвил: «Друзья!

Это дело мне неясно:

Чем и в чем виновен я?»

Затихают разговоры,

Наступает тишина.

Комсомолка из конторы

Просит слова. Кто она?

Машинистка у начальства

Перед входом в кабинет.

Приходилось слышать часто

От нее сухое «нет».

А сегодня — поглядите,

До чего она мила.

«Неужели он вредитель?

Влюблена в него была!»

Фу-ты, дрянь! А вслед за нею

Толстый парень с мокрым ртом,

Шепелявя и потея,

Длинно говорит о том,

Что Кайтанов с заграницей

Связан неизвестно как.

«Он дружил с пропавшим Фрицем, —

А быть может, это враг!

И еще — давно, конечно,

Но авария была.

К ней мы подошли беспечно:

Не разобраны дела…»

У ребят на лицах тенью

И тревога и сомненье.

Глупый, как телок комолый,

Новичок-молокосос

Исключить из комсомола

Предложенье тут же внес.

Клевета имеет свойство,

Исходя от подлеца,

Сеять в душах беспокойство,

Делать черствыми сердца.

Что-то стало с молодежью?

Помрачнела молодежь.

Что-то с дядею Сережей?

На себя он не похож.

Обтянулись, пожелтели

Скулы в точках синевы.

Он заметным еле-еле

Поворотом головы

Хочет встретиться глазами

С бригадиром. Только тот,

Как в кулак собравшись, замер,

Нападений новых ждет

И насупился сурово…

Вдруг раздался у дверей

Звонкий голос: «Дайте слово,

Дайте слово мне скорей!»

Появилась Леля. Смело

Растолкав ребят плечом,

Все собранье оглядела,

Стол, накрытый кумачом,

И без передышки, с ходу,

Взбудоражив весь народ,

Как, бывало, с вышки в воду —

Бросилась в сердцеворот:

«Товарищи, я говорить не умею.

Но всем вам известно:

Кайтанов — мой муж.

Считаю обязанностью своею,

Как друг и жена, комсомолка к тому ж,

Сказать, что я тронуть его не позволю.

Мы, новые люди, сердцами чисты.

Мне стыдно за вас и обидно за Колю,

За это поветрие клеветы!

Тут шел разговор относительно Фрица.

Не смейте о людях судить наугад.

Товарищем этим мы можем гордиться,

Солдатом Интернациональных бригад.

Читайте письмо. Я вчера получила,

Уфимцев прислал его издалека.

Сама вам прочту — наизусть заучила.

Увериться можете: Славки рука.

Парторг здесь присутствует, дядя Сережа,

Всех нас как облупленных с первого дня

Он знает. А если не верит нам тоже,

Тогда заодно исключайте меня!»

Задрожав, как будто в стужу,

Слыша тихий, смутный гул,

Леля села рядом с мужем,

Благо был свободен стул.

Он шепнул ей, нежность пряча:

«Лелька, ты сошла с ума!»

«Как же я могла иначе,

Раз такая кутерьма!»

Председатель оглашает

От Уфимцева письмо,

В зал оно перелетает,

По рядам идет само.

Комсомольское собранье,

К правде ты всегда придешь!

Я люблю твое молчанье,

Обожаю твой галдеж,

Понимаю с полуслова

Резолюции твои,

Верю я в твою суровость,

В чистоту твоей любви.

Жизни радость, жизни горечь

Узнавал я не из книг.

Есть в теченье наших сборищ

Трудноуловимый миг:

Вдруг людей сближает что-то,

И бурлящий зал готов

К совершенью поворота,

К остужению умов.

Встал парторг, задев рукою

Тонко взвизгнувший графин.

Кажется, не беспокоясь,

Что останется один,

Он сказал: «А мы, ребята,

Зря Кайтанова виним.

Все мы очень виноваты

Перед корешем своим,

Перед парнем норовистым,

Что мне годен в сыновья.

Мне не стыдно, коммунисту:

Извиниться должен я.

В человеке беззаветном

Сомневаться как я мог?

Как я смел поверить сплетням?

Это мне и всем урок!

Про аварию в забое

Тут сказал один болтун.

Но ведь хлопцы как герои

Грудью встретили плывун».

Длится, тянется собранье.

Сердце! Громко не стучи.

«Перейдем к голосованью.

Кто за то, чтоб исключить?»

На мгновенье тихо стало.

Кто поднимет руку «за»?

Человек пятнадцать. Мало!

«Против» кто?

Забушевала

Наша светлая гроза.

Николай разжал устало

Покрасневшие глаза,

И увидел в дымке счастья

Лица, лица без конца,

И услышал, как стучатся

Рядом чистые сердца.

Строгие родные люди,

Как найти для вас слова?

В нашем мире правда будет

Обязательно права!

А жестокий ход собранья?

Но штурмующих солдат

Иногда на фронте ранит

Свой, не вражеский снаряд.

Нет, Кайтанов не в обиде,

Но остался шрам тоски.

Так и на бетоне виден

Весь в прожилках след доски.