Наверное, я была красива в ту ночь, когда пошла к полковнику. Я была юная и хорошенькая, и я знала, как доставить мужчине удовольствие.
Когда я пришла к полковнику, он сидел в своем коротконогом кресле с резной спинкой. На нем была парадная белая форма с высоким жестким воротником и красными полковничьими погонами на плечах. На груди у него висели рядами отполированные до блеска медали; талию он перетянул блестящим белым ремнем. Полковник умылся и причесался. Казалось, ему вполне удобно во всех этих регалиях.
Рядом с ним на столике красного дерева валялась пустая бутылка саке. Рядом стояла еще одна, полная, и два стакана. Фотографию своей семьи полковник переместил с письменного стола поближе к креслу. Зарешеченные окна были открыты, с улицы дул ветерок.
Я еще ни разу не видела полковника в парадной форме. Я подумала, может, случилась ошибка и мне полагается идти к кому-то другому, но полковник, увидев меня, велел заходить. Он кивнул в сторону кушетки и предложил садиться. Я сняла дзори, поставила их у двери и села на край кушетки, потупив взгляд.
— Вижу, ты хромаешь, — сказал полковник. — Похоже, лейтенант Танака как следует тебя выпорол.
— Да, господин, — ответила я.
Он задумчиво покачал головой.
— Он говорит, что делает свое дело, как честный японский солдат. Но он не знает, что такое честь. Возможно, я когда-нибудь ему покажу. — Полковник поднял со стола бокал и выпил остававшееся в нем саке. Потом взял полную бутылку, открыл ее и налил себе еще. — Выпей со мной, — сказал полковник с усмешкой. — Саке снимет боль.
— Что, господин? — переспросила я. Он еще никогда не предлагал мне выпить.
Полковник наполнил второй стакан и протянул его мне.
— Вот, — сказал он. — Саке. Пей.
Я взяла стакан и продолжала сидеть, держа его в руках. За окном деревья качались на ветру.
— Пей! — приказал полковник. — Это белое саке из Японии, а не здешняя желтая бурда. Пей давай!
Я кокетливо улыбнулась ему и сделала небольшой глоток. До сих пор я еще ни разу не пробовала алкоголя. Саке обожгло мне язык и горло. Мне очень хотелось его выплюнуть, но ради полковника я все проглотила.
— Хорошее японское саке, — сказал полковник, подняв стакан и любуясь прозрачной жидкостью в нем. — Я берег его для особенного гостя, и оно досталось тебе. Пей еще, девочка!
Я отпила еще. На этот раз жгло не так сильно, и внутри у меня стало тепло.
Полковник взял в руки фотографию своей семьи и уставился на нее.
— Ты когда-нибудь была в Японии, девочка? — спросил он заплетающимся языком. — Нет, конечно не была. Я расскажу тебе про Японию. Она прекрасна, не то что эта богом забытая страна. На моей родине заснеженные вершины, синие моря, прекрасные зеленые острова, современные города со множеством людей и машин. Мы были величайшей страной в мире! — Он осторожно поставил фотографию обратно на стол и грустно улыбнулся. — Выпей за Японию, девочка.
Я снова сделала глоток.
Полковник наклонился ко мне поближе; его слегка покачивало. Стакан саке он держал между средним и большим пальцами, а указательным ткнул в мою сторону.
— Такая мощная была идея, — сказал он. — Империя от Индийского океана до Берингова моря. От островов Тихого океана до Китая и Индии. Только подумай, чего мы могли бы добиться! Что могли бы совершить! Мы бы правили Востоком тысячу лет! — Он ухмыльнулся своей мысли, откинулся назад и допил саке, а потом налил себе еще и взмахнул свободной рукой: — Всем стало бы лучше жить. Не только японцам, всему населению Азии. Особенно вам, корейцам. Жертвы, которых мы от вас потребовали, не больше тех, что приносили мы сами. И вы получили бы награду! — Полковник гневно уставился на меня. — Но вы не ценили то, что мы для вас делаем.
— Извините, господин полковник, — отозвалась я, — но меня это не волнует. — Я еще никогда так не разговаривала с полковником, но голова у меня шла кругом. Я ослабила пояс и слегка распахнула юкату, но полковник этого не заметил. Лицо у него раскраснелось, взгляд затуманился. Снаружи ветер подул сильнее, и оконная рама стукнула о стену.
Полковник покачивался, будто и его шатало ветром.
— Конечно, тебя это не волнует! — воскликнул он. — Ты просто глупая кореянка. Давай выпьем. Давай поднимем тост за Корею! Ну-ка, глотни как следует. — Он отсалютовал мне стаканом, и мы вместе выпили.
Потом он взял свой стакан и бутылку и подошел к кушетке, нависая надо мной.
— Вот тебе еще саке, — сказал он, наполняя мой стакан.
Комната плыла у меня перед глазами, меня начало тошнить, я плохо соображала.
— Господин, — сказала я, — вы разве не хотите заняться со мной сексом? Специально для вас я сегодня очень хорошо вымылась.
Он шагнул ко мне и ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Я упала на пол, разлив саке на китайский ковер. Мне было больно, но боль была какая-то странная, приглушенная. Я почувствовала вкус крови во рту.
Полковник подобрал мой стакан и наполнил его доверху.
— Пей, я сказал! — рявкнул он. — Я выпью за Корею, а ты пей за Японию.
Я поднялась на ноги, снова устроилась на кушетке, и он сунул мне стакан. Я поднесла его ко рту и отпила. Саке уже не жгло горло.
Пошатываясь, полковник наклонился ко мне. Он расстегнул воротник.
— Лейтенант Танака. В-военная полиция, — выговорил он. — Ему поручено было превратить вас в достойных японских подданных. Что-то он не очень хорошо свое дело сделал, а?
— Да, господин. То есть нет, господин, отозвалась я.
Полковник расхохотался. Он покачивался передо мной — а может, это я покачивалась. Он уселся на стул.
— Как неудачно для него. И для тебя, и для Японии. Выпей еще, — приказал полковник.
Мы выпили вместе; полковник опустошил свой стакан до дна.
— У Кореи было то, в чем нуждалась Япония, — сказал он. — Полезные ископаемые, защита от китайцев и чертовых русских! А вы невежественные крестьяне, и мы вам тоже были нужны! Если б вы нас слушались, все получилось бы. Получилось! — Он ткнул пальцем в мою сторону: — Это все ты виновата. Ты и твой чертов гребень.
Я засомневалась, что правильно его расслышала.
— Мой гребень, господин? — Собственный голос будто доносился откуда-то издали. — Если вы не хотите со мной сегодня спать, господин, я лучше пойду обратно на станцию утешения.
— Тебе туда нельзя, — возразил он. — Ты должна сегодня остаться здесь, слышишь?
Я не понимала, что происходит. Если он меня не хочет, зачем мне тут оставаться? Пусть даже меня пристрелят за дерзость, какая разница.
— Господин, я ухожу на станцию утешения прямо сейчас. — Я попыталась подняться.
Уже плохо держась на ногах, полковник гневно шагнул ко мне. Он схватил меня за щеки и, заставив сесть, раскрыл мне рот, а потом сунул в него горлышко бутылки.
— Заткнись и пей со мной! — Он вылил саке прямо мне в глотку. Я проглотила что могла, остальным подавилась. Полковник убрал бутылку; я закашлялась, саке потекло по подбородку и закапало на юкату.
— Пожалуйста, господин, — услышала я собственный голос, — отпустите меня.
— Нет! Ты что, меня не слышала? Разве ты не понимаешь, что я делаю? Я тебя спасаю.
— Я не хочу, чтобы меня спасали, — сказала я.
Он отшвырнул бутылку, и она разбилась о стену. Потом полковник ударил меня в лицо кулаком. Боль была какая-то тупая, будто меня слегка шлепнули чем-то твердым или сильно ударили чем-то мягким. Я услышала, как он говорит:
— Ах ты шлюха! Это все ты виновата! Вы заставили нас это сделать! Ты заставила меня это сделать! — Он снова ударил меня, и комната закружилась у меня перед глазами.
Наверное, подумала я, надо было извиниться — за то, что я глупая кореянка; за то, что из меня не вышло достойной японской подданной, что я не сумела доставить ему удовольствие.
Снаружи на ветру покачивались деревья. Полковник снова ударил меня в лицо. Перед глазами у меня вспыхнули искры, а потом я погрузилась во тьму.
Я услышала, как за окном льет дождь. Открыв глаза, я повернулась на бок. Уже наступило утро. В голове у меня гудело, во рту пересохло. Я потрогала губу: она распухла, и прикасаться к ней было больно. Левый глаз еле видел.
Я подняла голову и осмотрелась. Непонятно было, одна я в комнате или нет. В окно за письменным столом полковника подул сильный ветер. Я с трудом встала и завернулась в юкату. От нее воняло саке. Я попыталась сосредоточиться на двери, но комната вокруг меня так и ходила ходуном. Живот свело судорогой, я упала на колени возле кушетки, и меня вырвало. Зеленая желчь потекла на китайский ковер. Потом меня вырвало еще три раза. Каждый раз ужасно гудело в голове, и я боялась, что опять потеряю сознание. Я сплюнула кислые остатки рвоты. Наконец я смогла дышать спокойно, и комната перестала кружиться.
Я подняла голову. На кушетке вроде бы что-то лежало. Я с трудом сфокусировала взгляд в нужной точке. На белой простыне, там, где я никак не могла его не заметить, лежал гребень с двухголовым драконом.
Я с трудом поднялась на ноги и огляделась. Мне показалось, что я все еще сплю. Стул возле письменного стола валялся на боку. Пустые ящики стола были разбросаны по комнате. Военный флаг Японии лежал на полу, разорванный пополам.
В голове у меня стало гудеть немного поменьше. Я снова посмотрела на гребень. Золотая кромка все так же сверкала, а дракон по-прежнему притягивал к себе, как в тот день, когда я покинула дом. Я подобрала гребень, спрятала в складках юкаты и побрела к двери. Сунув ноги в дзори, я вышла наружу, под дождь. Под холодным ливнем сознание у меня слегка прояснилось, и я увидела, что вся деревня находится в движении. Военные грузовики неторопливо громыхали по узким улочкам. Вереницы солдат шли рядом с грузовиками, опустив головы, и с касок у них капала вода. Все они направлялись на восток.
Я плелась по грязным улицам к станции утешения. Подходя к задней стороне уборной, я почувствовала запах дыма. Я выглянула из-за угла во двор станции. Один из бараков горел, рядовой Исида поджигал второй. В центре двора шагал взад-вперед лейтенант Танака. Корейские девушки выстроились в шеренгу лицом к задней стороне покрытого брезентом зеленого грузовика. Они насквозь промокли под дождем, так что одежда и волосы липли к телу.
— Где Намико Ивата? — крикнул лейтенант, перекрывая шум дождя. — Где Чжэ Хи? Я хочу знать!
Чжин Сук шагнула вперед и поклонилась.
— Она вечером не вернулась в барак, господин лейтенант.
Лейтенант Танака шагнул к Чжин Сук и приподнял ей подбородок кончиком синая.
— Ты же не станешь мне врать, а, девушка?
— Нет, господин, — ответила она, — только не я.
Лейтенант опустил меч.
— Прошлой ночью Чжэ Хи ходила к полковнику, — сказал он. — Ну-ну, похоже, наш командир дал слабину. Придется с этим разобраться. Продолжайте, рядовой, — велел он рядовому Исиде и пошел прочь. Проходя мимо горящего барака, лейтенант бросил в огонь свой синай.
Рядовой Исида поколебался секунду, но потом все же подошел к грузовику и поднял брезентовый клапан. Он шагнул в сторону, и из тьмы кузова раздалась пулеметная очередь.