Дочери дракона

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Когда я вернулась к себе в комнату, Су Бо крепко спала. Я достала из сумки одеяло и постелила его на полу в уголке, потом взяла Су Бо на руки и переложила на одеяло. Она забормотала во сне и перекатилась к стене. Под платьем было видно, как у нее выпирают кости, но у меня полегчало на душе оттого, что она опять хорошо спит.

Я достала из вещмешка тряпку и протерла окно и пол. Получилось не так чисто, как хотелось бы, и я решила, что позже уберусь более тщательно. Фотографию своей семьи я поставила у постели. Потом я взяла вещмешок, чтобы засунуть его под кровать. Клапан открылся, и я увидела гребень с двухголовым драконом, завернутый в грубую коричневую ткань. Я достала сверток, раскрыла его и уставилась на гребень. Проведя пальцем по крошечным пластинкам слоновой кости, из которых был сделан дракон, я задумалась, сколько стоит такая вещь. Может, если его продать, мне хватит денег, чтобы добраться до Сеула и прожить там некоторое время, пока не найду работу. В конце концов, у меня же дар к языкам, а я слышала, что Южная Корея будет восстанавливаться с помощью Америки. Должны же мои способности кому-нибудь пригодиться.

Но я обещала Су Хи и Чжин Мо, что буду жить дальше и расскажу их историю. И обещала сохранить гребень. Так что я сунула его обратно и запихнула вещмешок под кровать. Выйдя в коридор, я пошла в ванную комнату и как следует вымылась. Расчесав волосы, я задумалась, как их уложить. В конце концов я решила, что лучше не привлекать к себе внимания, поэтому просто заплела косы. Потом я надела синее платье, таби и дзори и пошла вниз, в бар «Красотки по-американски».

Зал выглядел точно как в американских вестернах. Фанерные полы побурели от пролитого пива и сигаретного дыма. За длинной хлипкой барной стойкой висела красно-белая эмблема Восьмой армии США. По залу были расставлены грубые, криво сколоченные столы, а большое грязное окно выходило на единственную улицу кичжичхона. Музыкальный автомат играл джаз, какой-то солдат танцевал щекой к щеке с молоденькой кореянкой. Пахло скисшим пивом.

Когда я вошла, на меня обратились взгляды шестнадцати военных и шести девушек. Алан Смит разливал напитки за стойкой, зубочистка так и торчала у него из угла рта. Он дал мне знак подойти и кивнул в сторону троих военных за столом.

— Прими у них заказы на выпивку. Твоя задача — сделать так, чтобы они продолжали пить.

Я подошла к столу. Молодой лейтенант в форме, стройный, с густыми темными волосами, похотливо ухмыльнулся мне.

— Эй, детка, — сказал он, приобняв меня за талию, — по-английску понимай?

Мне следовало бы поклониться, но я посмотрела на него в упор.

— Вообще-то, лейтенант, — ответила я, тщательно выговаривая каждое слово, — я свободно владею английским.

Американец заулыбался, повернувшись к своим спутникам.

— Ух ты! Вы слышали, а? Она шпарит по-английски все равно что чертова училка!

Остальные двое с интересом посмотрели на меня.

— Ты чего, из Америки? — спросил у меня коренастый сержант. В одной руке он сжимал кружку с пивом, в другой сигарету. Между зубами у него были щели, как в заборе.

— Нет, сержант, я никогда не была в Америке. У меня просто хорошие способности к языкам. Меня зовут Чжэ Хи, и я готова принять ваши заказы на выпивку.

— Вот уж точно хорошие способности, — сказал сержант, сияя щербатой ухмылкой. — У нас тут натуральная Маргарет Митчелл, а не красотка из бара. Часом, не ты «Унесенных ветром» написала?

Другие военные засмеялись в ответ на шутку сержанта. Тут подошел мужчина в гражданском, который до сих пор сидел один за столиком у окна. У него не было левой руки. Компания перестала смеяться при его приближении, но ухмыляться американцы не перестали.

— Что тут происходит? — спросил однорукий. — Что за новая девушка?

— Ее Чжэ Хи зовут, полковник, — ответил лейтенант, все еще обнимая меня за талию. — Говорит, у нее способности к языкам. Разговаривает как профессор английского, хотя в жизни не была в Америке.

Меня удивило, что человека назвали полковником: слишком молодо он выглядел для такого высокого ранга. Он встал между мной и лейтенантом.

— Где вы учились английскому? — спросил он.

На меня выжидающе уставились четыре пары глаз. Я посмотрела на них, а потом повела себя слишком неосторожно — уж очень мне хотелось дать понять, что я не похожа на других девушек в этом баре. Я сказала:

— Я четыре года служила правительственным переводчиком. Работала над важными договорами, заявлениями и речами. Если хотите знать, в сорок восьмом году я помогала переводить на английский декларацию о создании Республики Корея, государства, в котором вы сейчас находитесь. Ну так что вы будете пить?

Военные несколько секунд изумленно переглядывались, а потом расхохотались. Сержант так смеялся, что опрокинул кружку с пивом и уронил на пол сигарету. Лейтенант чуть не свалился со стула. Остальные посетители бара замерли и уставились на нас.

— Где ты ее нашел, Эл? — выговорил лейтенант, задыхаясь от смеха. — Крутая штучка!

Полковник сделал еще шаг — теперь он полностью отгородил меня от остальных.

— Приходите ко мне за столик, — предложил он, глядя на меня в упор.

Опустив взгляд, я увидела, что на полковнике туго зашнурованные начищенные туфли. Я напряглась и сказала себе: «Надо быть осторожнее».

— Извините, сэр, но мне надо помогать в баре, — сказала я.

— Не беспокойтесь, Эл возражать не будет, — отозвался полковник. — Принесите этим ребятам любые напитки, которые они попросят, запишите заказ на мой счет и приходите посидеть со мной. — И он вернулся за свой столик.

Когда военные успокоились, я выяснила, что они будут пить, и передала заказы Алану, добавив, что полковник просил меня посидеть с ним.

— Делай, что он скажет, — ответил Алан.

Я принесла военным выпивку и пошла к столику возле окна.

Глаза у полковника, высокого и подтянутого, были зелено-голубые, как нефрит, а волосы гладкие и темные, как отполированное красное дерево. На нем были отглаженные брюки цвета хаки и белая рубашка. Пустой левый рукав он аккуратно приколол к плечу рубашки. Кожа у него была загорелая.

Он сказал мне, что его зовут полковник Фрэнк Кроуфорд. Говорил он с легким южным акцентом. Потом он спросил мое полное имя, и я назвалась.

— Аньохасейо, Хон Чжэ Хи, — сказал он и продолжил по-корейски: — Что вас привело в бар «Красотки по-американски»?

Я ответила тоже на корейском, хотя он на нем говорил не слишком хорошо:

— Я здесь устроилась на службу. Сейчас в Корее сложно найти работу.

— И чем вы собираетесь тут заниматься?

— Буду помогать мистеру Смиту в баре и по хозяйству.

— Работой по хозяйству денег не выручишь, — заметил полковник, переходя на английский. — Вам придется стать барной девушкой, как все остальные.

— Я очень работящая, — возразила я.

— Неважно, — покачал головой полковник. — В сутках не хватит часов, чтобы заработать хотя бы на пропитание. Всем, кто начинает с подсобного труда, приходится становиться барными девушками.

Я быстро посчитала в уме и поняла, что полковник прав. По ставке пятьдесят центов в час я буду получать меньше десяти долларов в день. За мной уже был долг: жилье за первый месяц, синее платье и консервы, которые мы с Су Бо недавно съели. Мне никогда не расплатиться.

— Вы и правда работали переводчиком до войны? — спросил полковник, с интересом глядя на меня. — Английский у вас определенно на уровне.

Я понимала, что с ним надо вести себя осторожно. Будучи старшим офицером, он мог узнать имена людей, с которыми я работала.

— Нет, сэр, — сказала я. — Я просто пошутила.

Ответный взгляд полковника продемонстрировал, что он мне не поверил. Потом Кроуфорд выглянул в окно и заметил:

— За последние несколько лет я повидал самые разные уголки Кореи. Красивая страна, хотя через это грязное окно ее и не разглядишь. Откуда вы родом?

— С Севера. Я сбежала на Юг после Второй мировой войны.

— У вас остались родные на Севере?

— Нет, сэр, их всех убили японцы.

Полковник глотнул из своего стакана, но не стал ставить его на стол. Судя по содержимому, пил он бурбон.

— Мне очень жаль. Если бы не чертовы коммунисты, мы бы на всем полуострове порядок навели.

— Вы хотите сказать, что нас всех эксплуатировали бы капиталисты согласно американской системе, — сказала я и сразу же пожалела о своей несдержанности. Глупо было дерзить старшему офицеру американской армии, но я не одобряла действия американцев в кичжичхонах и хотела, чтобы полковник об этом знал.

Вот я и дерзила. К счастью, в ответ на мое замечание он лишь слегка улыбнулся, а его зелено-голубые глаза заблестели.

— А вы, похоже, циник, Хон Чжэ Хи.

— При всем моем уважении, полковник, — ответила я с легким поклоном, радуясь возможности все-таки выказать ему почтение, — думаю, не все так просто, как вы говорите.

— Значит, вы философ. Как интересно. — Полковник наконец поставил стакан на стол и посмотрел на меня долгим взглядом, от которого я почувствовала себя особенной — и одновременно кем-то, кого он может купить. Потом он спросил: — Не хотите ли со мной потанцевать? Я очень хорошо танцую, пусть даже с одной рукой. Мать настояла на том, чтобы я научился. Она говорила: «Джентльмен с Юга должен уметь танцевать с дамой». А джентльмены с Юга слушаются своих матерей. — Он дружелюбно улыбнулся.

— Я не умею танцевать, — поспешно заявила я.

Полковник встал и протянул мне руку:

— Я вас научу.

— Не стоит. Это как-то неправильно. А как же ваша жена?

— Она со мной развелась, когда я добровольно пошел на третий срок службы в Корее. — Полковник взял меня за руку. — Пойдемте.

Танцплощадка представляла собой маленький квадратик открытого пространства перед музыкальным автоматом. Когда мы туда вышли, танцевавшие на площадке солдат и девушка сразу сбежали к бару. Полковник наклонился над автоматом и принялся нажимать на кнопки, а я стояла и ждала. Я чувствовала, что все на меня смотрят. Вскоре джазовая мелодия закончилась, и автомат заиграл вальс.

Полковник повернулся ко мне:

— Эл поставил в автомат несколько пластинок специально для меня. Солдаты их не любят. Все время меня поддразнивают. Но я старше по званию, — усмехнулся он. — А теперь давайте я вас научу танцевать венский вальс.

Он взял меня за талию единственной рукой и притянул к себе. Меня смущала такая близость с незнакомым мужчиной, да еще на людях. Я уже собиралась было его оттолкнуть, но тут он велел мне положить руки ему на плечи. Я оглянулась на Алана за барной стойкой: он улыбнулся и кивнул. Я решила, что придется повиноваться полковнику. Он объяснил, что вальс — трехдольный танец и это слышно в музыке.

— Раз-два-три, раз-два-три, — отсчитал он в такт мелодии. — Передвигайте ноги вслед за моими.

Он начал двигаться в такт музыке, делая шаг назад правой ногой на «раз», на «два» сводя ноги вместе, а на «три» ступая вбок левой ногой. Я опустила взгляд и попыталась повторить его движения, но пропустила такт и чуть не споткнулась о его ногу.

Полковник придержал меня.

— Все хорошо, — успокоил он. — Попробуйте еще раз.

Он снова начал двигаться, и я вместе с ним. Через несколько неловких шагов я почувствовала, как музыка течет сквозь меня, и начала двигаться в такт с ней. Если я совершала ошибку, полковник выводил меня обратно на нужный курс с самообладанием уверенного в себе человека, привыкшего к лидерству. Когда я двигалась правильно, он говорил: «Отлично, давайте так дальше».

С его поддержкой я забыла о неловкости и начала скользить по танцплощадке вместе с ним, словно мы были единым организмом.

Я подняла голову. Зал будто вращался, и голова у меня тоже закружилась. Шаги стали более естественными. Я начала отдаваться моменту, отдаваться танцу с этим офицером, который обнимал меня единственной рукой. Я чувствовала себя свободной и живой, как на ферме, когда делала вид, что могу летать, или как в объятиях Чжин Мо.

Потом полковник сказал:

— Посмотрите на меня. Посмотрите мне в глаза.

Я посмотрела в его зеленовато-голубые глаза и внезапно вспомнила полковника Мацумото. «Смотри на меня, — говорил он, насилуя меня. — Смотри мне в глаза». Я замерла и отстранилась.

— Извините, сэр, — сказала я, — я не могу.

— Что-то не так?

— Да… то есть нет. Мне пора вернуться к работе.

Полковник вежливо кивнул.

— Спасибо, что потанцевали со мной, Хон Чжэ Хи, — сказал он с легким поклоном. — Надеюсь как-нибудь еще повторить.

Я поклонилась в ответ и пошла к барной стойке и к Алану.