Несколько месяцев спустя
Я варила на чугунной плите рисовую муку, чтобы приготовить для Чжин Мо пирожки тток с китайскими финиками. Я надеялась, что сладкие пирожки с начинкой из джема пробудят в нем аппетит. Было утро. В парке за окнами квартиры падал снег.
Чжин Мо сидел за низким столиком в кухне. Он не спал всю ночь: читал, писал что-то, шагал взад-вперед по гостиной и безучастно смотрел в свою чашку поричха. Волосы у него были встрепаны. Он похудел, и мятая нестираная одежда висела на нем мешком. При этом даже разговаривал вслух сам с собой. Меня это ужасно пугало, а он теперь проводил так почти каждую ночь.
— Чжин Мо, тебе надо на работу, — сказала я. — Ты слишком давно туда не ходил.
— Я плохо себя чувствую, — отозвался он.
— Меня все время спрашивают, что с тобой.
У меня заканчиваются оправдания.
— Да какая им разница? — поморщился Чжин Мо. — Они все равно меня не слушают.
— Что мне сказать, если опять будут про тебя спрашивать?
Чжин Мо вздохнул.
— Скажи, что ты ничего не знаешь. Скажи, что мы не разговариваем. Что у тебя просто комната в моей квартире. Так и скажи.
Я не знала, как прогнать его мрачное настроение, поэтому продолжила пропаривать тток, а Чжин Мо так и сидел, уставившись в свой поричха. После долгого молчания он вдруг попросил:
— Расскажи мне про свою сестру.
— Что ты хочешь знать? — спросила я.
— Она была тебя старше, так?
— На два года.
— И последний раз, когда ты ее видела, она была еще жива?
Я положила ложку на плиту.
— Чжин Мо, ты за последнюю неделю уже третий раз об этом спрашиваешь. Да, она была жива, но при смерти. И японская военная полиция убила всех корейских девушек. Наверняка они и сестру убили. А что? Зачем ты спрашиваешь?
Чжин Мо отвернулся.
Я снова занялась рисом.
— Скоро будут готовы пирожки. Тебе надо поесть.
— Я не голоден.
— Чжин Мо, тебе обязательно нужно поесть, — умоляюще сказала я.
— Нет! — раздраженно бросил он и удалился в гостиную, где плюхнулся в кресло и взял книгу.
Я сняла рис с плиты. Он еще не доварился, но смысла готовить не было. Чжин Мо не собирался есть. Я налила себе чашку поричха, села за стол и уставилась в окно, на снег на ветвях ив. Несколько месяцев назад Чжин Мо попросил меня остаться с ним, и я надеялась, что мы станем парой. Но этого не случилось. Увидев гребень с двухголовым драконом, Чжин Мо стал обращаться со мной осторожно, будто с хрупкой вазой, которую легко разбить. Я мечтала, чтобы он коснулся меня, поцеловал, занялся со мной любовью — по-настоящему, как должно было бы случиться, если бы японцы меня не изнасиловали. Вместо этого он начал страдать приступами депрессии и зарылся в книги. А я суетилась вокруг него и чувствовала себя глупой и ненужной.
Я допила поричха и пошла в гостиную. Чжин Мо свернулся в кресле и читал. Его окружали стопки книг и бумаг. Солнце уже взошло, но в комнате было темно; единственным источником света служила лампа возле Чжин Мо. Жалюзи он весь день не поднимал. Я взяла электрические часы на каминной полке и переустановила их — два дня назад электричество отключали, а Чжин Мо уже много месяцев не притрагивался к часам. Потом я подошла к стопке бумаги, взяла листок, который исписал Чжин Мо, и начала читать его при свете лампы.
— Что ты делаешь? — спросил Чжин Мо.
— Читаю, что тут написано.
— Не трогай, — потребовал он. — Положи на место.
— Я хочу видеть, над чем ты работаешь, — сказала я, не выпуская листок из рук.
Чжин Мо захлопнул книгу.
— Положи на место! — крикнул он. — Ты же нарушишь порядок!
Его тон меня изумил: он никогда еще со мной так не разговаривал.
— Нарушу порядок? — повторила я. — Какой порядок, Чжин Мо? Я не вижу никакого порядка.
Чжин Мо оглядел комнату и ссутулился.
— Ты думаешь, что я сошел с ума, да?
Я села на кушетку напротив него.
— Я за тебя беспокоюсь.
Лицо его излучало упрямство, но во взгляде добрых глаз сквозила бесконечная грусть.
— Я не ошибался, — сказал он. — Корее нужны были те компромиссные договоренности, которые я предлагал. Только так мы могли добиться единого правительства.
— Нельзя достичь компромисса с диктатурой, — возразила я.
— С диктатурой?
Я подвинулась к краю кушетки, поближе к нему.
— Насколько я понимаю, революция пролетариата по Марксу невозможна. Власть в таком объеме всегда оборачивается диктатурой. Так уж устроены люди. В Корее диктатором будет Ким Ир Сен, точно так же, как Сталин в России.
— Да, — согласился Чжин Мо. — В том-то и проблема, правда? — Он подобрал книгу и снова погрузился в чтение.
Я решила, что ему опять не до меня, и встала, собираясь уйти обратно в кухню, но тут он сказал:
— Прости меня.
— За что?
— За то, что я… за нас с тобой.
— За нас с тобой? — Я снова села на кушетку.
— Да, — ответил он. — Мне кажется, ты хотела большего. В смысле, от наших отношений.
Я задумалась над его словами. Он был прав, я надеялась на большее. Но шли недели и месяцы, ничего между нами не менялось, и надежда угасла. А когда Чжин Мо погрузился в депрессию, которая с каждым днем становилась все глубже, надежда окончательно умерла. Я испробовала все средства, но не могла до него достучаться. Я его потеряла прежде, чем он стал моим.
— Да, хотела, — призналась я. — Но я понимаю, почему ты не можешь меня любить.
— Нет, не понимаешь, — ответил Чжин Мо, откладывая книгу. — Ты думаешь, это все из-за того, чем ты занималась… чем тебя заставили заниматься японцы.
В горле у меня встал комок. Я отвернулась.
— Не поэтому, Чжэ Хи, — сказал он. — Ты была совсем девочкой, когда японцы тебя обманули. Откуда тебе было знать?
— Ниоткуда, — сразу отозвалась я.
— Японцы делали с нами ужасные вещи, — продолжал Чжин Мо. — Они убивали наших детей и стариков. Они заставляли наших женщин целыми днями работать на фабриках, а наших мужчин — сражаться в японских войсках. Они насиловали девушек вроде тебя. Ты в этом не виновата, понимаешь? Не виновата.
Я посмотрела на Чжин Мо и спросила:
— Тогда почему ты меня не хочешь?
— Я хочу, — ответил он.
Еще ни разу мужчина не говорил мне, что хочет меня. Особенно с такой нежностью. И не какой-нибудь мужчина, а мой любимый Чжин Мо.
— Я тоже тебя хочу, — выпалила я не задумываясь.
— Прости, я не могу, — сказал он, покачав головой. — Мне нельзя в тебя влюбляться.
Но я-то уже была в него влюблена и не могла больше ждать. Я подошла к Чжин Мо и взяла за руку, потом приподняла ему подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом, и призналась:
— Я люблю тебя.
— Нет, Чжэ Хи, не надо.
Я наклонилась к нему, и мы поцеловались. Невероятная нежность, с которой губы Чжин Мо прикоснулись к моим, прогнала призраки тысяч насиловавших меня мужчин. Прежние демоны исчезли, и меня наполнило ощущение тепла. Чжин Мо положил руку мне на спину и легонько притянул к себе. Я провела ладонью по его гладкой коже, и тепло во мне превратилось в огонь. Я прижалась к нему плотнее и крепко поцеловала. Он обнял меня, и наши тела соприкоснулись. Я упала к нему в объятия. Чжин Мо поднял меня на руки и отнес к себе в спальню.
И там я впервые в жизни занялась любовью по-настоящему.
Лежа рядом с Чжин Мо, я провела кончиками пальцев по его обнаженной груди. Мне еще никогда не было так хорошо. Я тысячи раз занималась сексом с тысячами мужчин, но сегодня впервые не чувствовала ни боли, ни стыда. Все это время я боялась, что, когда ко мне придет любовь, призраки насиловавших меня мужчин останутся со мной и отравят все чувства. Но в объятиях Чжин Мо призраки покинули меня, и я поняла, что мне судьбой предназначено любить его.
И он меня тоже любил. Я это чувствовала — по тому, как он меня обнимал, как произносил мое имя, когда мы занимались любовью; как он нежно прикасался ко мне, как целовал и прижимал к себе. Может, я и правда не виновата в том, чем занималась в Донфене, как ни позорно это было. В объятиях Чжин Мо я сумела в это поверить.
Я подумала про свою сестру. Бедная Су Хи так и не узнала, какая радость заниматься любовью: ей достались только боль и унижение изнасилования. Может, все дело в том, что она отдала гребень мне. На станции утешения я не верила в силу дракона. Но сейчас я жила в огромном городе, занималась важной работой и лежала в объятиях мужчины, которого любила. Может, гребень, который отдала мне Су Хи, все-таки приносит удачу. «Прости меня, Су Хи, — мысленно прошептала я. — На моем месте должна быть ты».
— Чжин Мо, — сказала я, — а почему ты задаешь столько вопросов про мою сестру?
— Просто хочу побольше узнать о ней.
— Но она умерла.
— Ты же не можешь быть абсолютно уверена в этом, — возразил он.
Я на мгновение задумалась. Он был прав: точно я ничего не знала. Я, конечно, часто гадала, что случилось с Су Хи после того, как я оставила ее полумертвую в медпункте. Ясно было только одно: чтобы сестра выжила, понадобилось бы чудо. А на чудеса лучше не надеяться.
— Вряд ли ей удалось выжить, — заметила я.
— Но все-таки шанс остается. И я могу это проверить. Я сотрудник временного правительства, у меня есть доступ к данным.
Я приподнялась на локте:
— Ты уже пытался выяснить ее судьбу? Что ты узнал?
— Пока ничего.
— Но почему тебя так интересует моя сестра? Скажи мне!
Чжин Мо вздохнул.
— Если она жива, я хочу ее найти, чтобы ты была не одна.
— Одна? Но у меня же есть ты, — сказала я, положив руку ему на плечо.
Чжин Мо отстранил меня и сел на край кровати, повернувшись ко мне обнаженной спиной.
— Послушай меня, Чжэ Хи, — сказал он через плечо. — Это… это была ошибка. Нам не стоило так поступать. Мне следовало быть сильнее.
Я натянула на плечи одеяло, чувствуя, как ускользает радость, наполнявшая меня всего несколько минут назад.
— Так это все была ложь — твои слова про то, что я не виновата?
Он повернулся ко мне:
— Нет, это чистая правда. И то, чем мы сейчас занимались, было прекрасно. Я очень давно тебя хотел. Разве ты сама не видишь? Разве ты не почувствовала мою любовь?
— Почувствовала, — призналась я. — Так почему же ты говоришь об ошибке?
Он покачал головой.
— Потому что я под колпаком. Эти глупцы считают меня врагом и хотят убить. Но ты, Чжэ Хи, должна жить дальше. Вот почему я хочу найти твою сестру.
Я знала, что у Чжин Мо конфликт с руководством партии, но не представляла, что дело зашло так далеко и ему грозит опасность. Мне стало очень страшно за него.
— Если они убьют тебя, им придется убить и меня тоже, — сказала я вполне серьезно.
— Я верю, что ты способна на такое самопожертвование, но я тебе не позволю.
Я решительно выпрямилась.
— Тогда нам надо сбежать, Чжин Мо. Отправимся на юг! Так делают тысячи людей.
— Мне никогда не позволят сбежать, Чжэ Хи. Если ты будешь со мной, то убьют и тебя. И тогда они получат твой гребень.
— Гребень? — удивленно переспросила я. — А он-то тут при чем?
— Он не должен достаться им. Нельзя, чтобы дракон их защищал.
— Дракон? Защищал их? Ты и правда веришь в силу дракона? — изумилась я.
— Не знаю, — ответил Чжин Мо. — Может, легенды и не врут. Подумай, Чжэ Хи: ты ведь спаслась. Твоя семья и другие женщины для утешения погибли, а ты спаслась. И теперь тебе надо жить дальше.
— Но ты же сказал, что дракон защищает своих хозяев, чтобы они могли служить Корее. А я ничего не сделала для Кореи.
— Нет, сделала, — горячо возразил он. — Ты сделала очень важную вещь: ты выжила. — Он посмотрел на меня в упор. — И нам не стоит больше заниматься любовью.
Он начал одеваться. Я остро почувствовала, что Чжин Мо ускользает от меня, как когда-то ускользнули родные. Я не могла себе представить, что больше никогда не буду лежать с ним рядом, чувствовать его прикосновения, что никогда не займусь с ним любовью. Без Чжин Мо мне снова грозило ужасное одиночество, и я не сомневалась, что в следующий раз оно меня убьет.
— Гребень меня не волнует, — заявила я. — Я его выброшу.
Чжин Мо повернулся ко мне, и я увидела гнев в его глазах.
— Даже не думай! Ты должна его сохранить, Чжэ Хи.
— Но почему? Почему за него отвечаю именно я? Почему мне нельзя его выбросить и быть с тобой?
Чжин Мо не ответил, просто оделся и вышел в гостиную, а я снова легла и натянула одеяло до подбородка. Я любила Чжин Мо больше всех на свете. И готова была уничтожить гребень с двухголовым драконом, лишь бы не расставаться с любимым.