Четырнадцать лет спустя
Моей бедной Су Бо приходилось нелегко. Она уже практически дожила до среднего возраста, но по-прежнему зависела от меня. Волосы у нее были негустые, и сама она выросла бледной, долговязой и нескладной. Дальше средней школы ей не удалось выучиться, так что она занималась неквалифицированной работой за соответствующую плату. Читала она мало и, в отличие от большинства своих ровесников, никуда не ходила по вечерам и в выходные. Она была не очень красивая, не очень сообразительная и не очень везучая, но я любила ее, как может любить только мать.
Мне следовало найти для дочери мужа. Я пыталась, но никто не хотел на ней жениться. Так что, когда она забеременела от своего коллеги, я посчитала себя виноватой. Надо было лучше за ней следить. Но Су Бо никогда не говорила о своем любовнике, и я узнала, что они встречаются, только когда стало уже слишком поздно. А когда она ему сказала, что ждет ребенка, он ее сразу бросил.
Мы с Су Бо съездили в больницу на осмотр, и врачи порекомендовали ей сделать аборт. Они сказали, что у нее слабое сердце, и предупредили, что трудные роды могут ее убить.
Я боялась, что Су Бо и правда решит сделать аборт, и решила свозить ее во дворец Кёнбок. С самого дна сумки я вытащила немного денег, которые отложила на еду до следующего социального пособия. Я посчитала их: как раз хватало на такси. Автобусом было бы намного дешевле, но пришлось бы делать две пересадки и ехать больше часа в одну сторону — для Су Бо в ее состоянии это было бы слишком тяжело.
Такси высадило нас у ворот Кванхвамун. Был ясный весенний день. За унылым бетонным входом виднелось огромное здание японской администрации — Дом генерал-губернатора Кореи, который построили во время оккупации. Его огромный медный купол и мощные каменные стены закрывали находившийся за ним дворец. Японцы специально возвели Дом генерал-губернатора прямо перед королевским дворцом, чтобы корейцы помнили, кто тут главный. Как и большинство жителей Сеула, я ненавидела это здание. Безобразное и вульгарное, оно представляло собой оскорбление для всего корейского народа.
Мы обошли Дом генерал-губернатора и вышли во внутренний двор Кёнбока. Там зеленели трава и деревья, цвели цветы. Перед нами стояло несколько зданий: одни были старинные, другие еще только восстанавливались. Черепичные крыши изящно изгибались вверх, словно крылья огромных цапель, взлетающих в небо. Дорожки и дворы были вымощены камнем. За территорией дворца, словно гигантский страж, поднималась гора Пукхансан. Я посмотрела на самое важное место в Корее и почувствовала, как меня наполняет небывалый покой. Здесь обитал дух моих предков. Здесь я понимала, что значит быть кореянкой.
— Мама, зачем ты меня сюда привезла? — спросила Су Бо, пока мы шли по двору.
— Хотела, чтобы ты посмотрела на это место, — ответила я. — Пятьсот лет здесь жила династия Чосон.
— Я знаю. Это здесь японцы убили императрицу Мёнсон.
— Восьмого октября 1895 года, — добавила я и попросила: — Скажи мне, если устанешь.
— Пока все хорошо.
Мы медленно шли мимо павильона, вдоль которого тянулась длинная терраса. Вокруг нас туристы фотографировали друг друга и в восхищении глазели на яркие здания.
Наконец я произнесла:
— Я хотела с тобой кое о чем поговорить.
— Да? О чем?
— Тебе нельзя делать аборт.
— Но врач же сказал, что я могу умереть при родах.
— Знаю. — Я обвела жестом территорию комплекса. — Посмотри. Раньше здесь было гораздо больше зданий. Сотни. Я видела фотографии и карту прежнего Кёнбока. Здесь стояли великолепные дворцы, служившие императору, императрице и королевскому семейству. Говорят, другого подобного места не было во всей Корее.
— Сотни зданий? — воскликнула Су Бо. — Не могу себе представить, как это выглядело. Что с ними случилось?
— Японцы во время оккупации уничтожили почти все дворцы, оставив только десять. Поговаривают, что их все отстроят. Еще хотят снести Дом генерал-губернатора и восстановить ворота Кванхвамун. Надеюсь, так и случится.
— Но при чем тут мой аборт?
Я подняла взгляд к горе Пукхансан, и мы пошли дальше.
— Помнишь гребень с двухголовым драконом? — спросила я.
— Да, конечно.
— А помнишь историю, которую я тебе рассказывала?
— Да. Про богатую аристократку, которая отослала свою дочь на ферму и дала ей гребень.
Я взяла Су Бо за руку.
— Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
Мы подошли к комплексу зданий, главным среди которых была высокая пагода с пятью ярусами крыш, поднимавшихся ввысь, словно ветви огромной сосны. Мы вошли внутрь одного из дворцов. Здесь располагался Национальный музей Кореи. В его залах стояли стеклянные витрины с экспонатами, а на стенах висели образцы народного искусства. Возле каждого экспоната имелась табличка с кратким описанием его истории.
— Я езжу сюда по вторникам, — сказала я. — Вход бесплатный, и можно ходить и смотреть сколько хочешь. Кое-какие предметы здесь напоминают мне о детстве.
Я повела Су Бо по коридору, где были выставлены сокровища и оружие Кореи. Мы остановились возле витрины, в которой лежал меч с ножнами, украшенными тщательно проработанной гравировкой и золотой кромкой по краю.
— Видишь этот меч? — сказала я. — Посмотри на гравировку.
Су Бо принялась рассматривать ножны.
— Ой, тут такой же дракон, как на твоем гребне!
Я кивнула.
— Все верно. Прочитай, что написано на табличке. Вслух.
Су Бо наклонилась поближе и прочитала: «В 1967 году этот меч обнаружили в стене дома, когда-то принадлежавшего богатому торговцу. Историки считают, что двухголовый дракон, у которого одна голова смотрит на восток, а другая на запад, защищает Корею и тех, кто служит стране. Некоторые полагают, что символическое значение двухголового дракона придумала императрица Мёнсон, хотя доказательств тому нет. Во время оккупации Кореи японцы уничтожали все предметы с двухголовым драконом, которые удавалось найти. Этот меч — единственный известный сохранившийся предмет с таким символом».
Су Бо отошла от витрины.
— Мама, что это значит?
— Еще до твоего рождения твой отец объяснил мне, что означает этот дракон. Я не знала, правда ли это, но много лет хранила гребень. Увидев ножны, я поняла, что твой отец был прав. — Я указала на меч. — И еще вот на что обрати внимание. Сколько пальцев на лапах у дракона?
Су Бо наклонилась ближе к витрине.
— Четыре. У него по четыре пальца на лапах.
— Правильно. — Я пригладила ей волосы и кивнула в сторону выхода: — Пойдем. У тебя усталый вид. Поищем, где можно посидеть.
Мы вышли во двор и присели на ступени пагоды с пятью ярусами крыш. К югу открывался вид на Сеул, на огромные новые офисные и жилые здания. Над городом висела легкая дымка. По территории дворцового комплекса мимо нас прогуливались люди.
Я подождала, пока туристы пройдут, полезла в карман платья и достала сверток. Развязав веревочку, я развернула коричневую ткань. Внутри лежал гребень с двухголовым драконом.
— Он до сих пор у тебя! — воскликнула Су Бо. — Я думала, ты его давным-давно продала.
— Историю про аристократку из Сеула я не придумала, — сказала я. — Этот гребень мы с сестрой получили от матери. Ей его дала наша бабушка, а той — ее мать. Сделали его по заказу прабабушки моей матери, твоей прапрапрабабушки.
— А кем она была?
— Посмотри на дракона, — попросила я. — Сколько пальцев у него на лапах?
Су Бо осмотрела гребень.
— Пять, — сказала она.
— Верно, — сказала я. — Дракон с пятью пальцами на лапах. — Я повернулась к Су Бо: — Я не знала, что это значит, пока однажды не спросила экскурсовода, почему у дракона на мече по четыре пальца на каждой лапе. Она ответила, что у большинства драконов на сохранившихся предметах только три пальца. Торговец, владевший мечом, был очень важной особой, и это определили именно по тому, что на лапах у дракона их по четыре. Я спросила: а что, если пальцев пять? И она сказала, что пять пальцев на лапах дракона было только у вещей, принадлежавших императору и императрице.
Су Бо озадаченно склонила голову набок.
— То есть…
— Да, Су Бо. Этот гребень доказывает, что мы потомки императрицы Мёнсон, которая придумала двухголового дракона. Через этот гребень она завещала нам служить Корее.
Су Бо задумалась, переваривая новую информацию, а потом спросила:
— Мама, но чем я могу послужить Корее?
Я взяла дочку за руку.
— Су Бо, ты моя радость. За всю мою жизнь с самого детства только ты принесла мне счастье. Если я тебя потеряю, мое сердце будет разбито. Но мы королевской крови, дочка, и наш главный долг — долг перед всей страной. Я думаю, тебе на роду было написано родить этого ребенка. Дракон тебя защитит. — Я завернула гребень в ткань и протянула Су Бо.
Она взяла сверток и уставилась на него.
— Мама, ты правда веришь в силу дракона? Веришь, что он меня защитит?
Этот вопрос определял мою жизнь сорок лет. Верила ли я, что гребень с двухголовым драконом, наследие величайшей императрицы Кореи, в состоянии защитить тех, кто им владеет? Верила ли я, что я одно из звеньев в династической цепи, что мой долг передать гребень дочери? Я знала ответ. С гребнем я выжила там, где другие погибли, точно как говорили мама, Су Хи и Чжин Мо. Судя по всему, дракон и правда меня защитил, и мне оставалось только верить, что он защитит и Су Бо.
— Да, — ответила я, — я верю в гребень с двухголовым драконом.
Су Бо кивнула.
— Тогда я оставлю ребенка, — сказала она.
Мы долго сидели молча, окруженные величием дворца Кёнбок. Нас окружали духи Кореи. Я молилась им, чтобы они уберегли мою дочь.
Наконец я встала и протянула руку Су Бо. Нам пора было домой, чтобы она могла отдохнуть. Держась за руки, мы через ворота Кванхвамун вышли обратно в огромный Сеул.