ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

За Чжин Мо пришли в самый темный час ночи. Не успела я толком осознать, что происходит, как солдаты ворвались в спальню и схватили его. Два солдата вытащили Чжин Мо голым из постели и заставили одеться. Он не сопротивлялся.

— Что вы делаете? — крикнула я, поспешно одеваясь.

Чжин Мо повели к двери, и я бросилась за солдатами в гостиную, крича:

— Куда вы его ведете? Он же болен, отпустите!

— Стоять! — раздался приказ со стороны камина. Майор Ли ковырялся в пепле, который остался от книг Чжин Мо. Солдаты остановились у передней двери и развернули Чжин Мо к нему.

На майоре были черное пальто и меховая шапка. Он искоса поглядывал на меня через очки в проволочной оправе, и меня это очень раздражало.

— Было установлено, что товарищ Пак болен и ему требуется лечение, — заявил майор. — Вчера вы сказали мне, что не замужем за этим мужчиной. Вы подписали бумагу в поддержку Ким Ир Сена и согласились умереть за Великого Вождя, если потребуется. За это вам предоставили важную работу в Рабочей партии Кореи. У вас прекрасная квартира. Вы достигли большого успеха для женщины с вашим… прошлым. Неужели вы хотите отказаться от всего этого ради одного разочарованного в жизни мужчины?

Я уже собиралась сказать, что от всего отказалась бы ради мужчины, которого люблю, но тут Чжин Мо вырвался из рук солдат.

— Чжэ Хи, — сказал он, — помни о своем долге перед Кореей. — Впервые за много месяцев глаза у него были ясные. Он выглядел совсем как в нашу первую встречу, когда он заведовал переписью в Синыйчжу. Как человек, верящий в идею. — Ты сможешь, — произнес он. — Сделай это для Кореи. Для меня. — Он грустно улыбнулся и добавил: — Прощай, Чжэ Хи. — Он повернулся и вышел за дверь, а солдаты поспешили за ним.

Я любила Чжин Мо, любила всей душой. И не побоялась бы умереть за него. Мне отчаянно хотелось осыпать майора Ли проклятиями и побежать за Чжин Мо. Но я лишь смотрела, как он уходит, и внутри у меня все превратилось в камень, точно как на станции утешения в Донфене. Камень сковал меня, как мороз сковывает фонтаны Пхеньяна зимой. И я позволила им забрать моего любимого Чжин Мо.

Майор Ли медленно положил кочергу обратно на подставку.

— Вы приняли правильное решение, — сказал он, растянув губы в улыбку. — Наш Великий Вождь этого не забудет. А теперь мне надо позаботиться о товарище Паке. Надеюсь, остаток ночи пройдет для вас спокойно. — Майор Ли вышел из квартиры вслед за солдатами.

Я осталась стоять в квартире Чжин Мо, не в силах поверить в случившееся. Потом доплелась до тахты и завернулась в одеяло. Я смотрела в камин, и мне хотелось плакать. Но рыдания застревали в моем окаменевшем сердце. Я задумалась над тем, в кого превратилась. Мне хотелось забыть о Донфене и исцелить Чжин Мо своей любовью. Но я по-прежнему оставалась женщиной для утешения, и такой мужчина, как Чжин Мо, был не для меня.

Снова прихватило живот, и меня затошнило, как всегда по утрам. Кожа стала холодной и липкой, меня пробрала дрожь. Я сбросила одеяло и опять развела огонь в камине. Когда дрова разгорелись, я пошла к себе и достала чемодан. Засунув руку под подкладку, я вытащила гребень с двухголовым драконом.

Я отнесла гребень к камину. Золотая кайма блестела в мерцающем свете пламени, а двухголовый дракон насмехался надо мной обеими своими пастями. Я решила, что ненавижу его. Это просто дешевая побрякушка, а сила двухголового дракона — миф. Он принес мне только горе, одиночество и смерть близких. Как глупо было надеяться, что он меня защитит!

Из-за ребенка меня тошнило. Я решила, что и его тоже ненавижу. Я встала на колени у камина и пошевелила дрова. Пламя взлетело выше. Я добавила еще одно полено, потом еще. Вскоре пламя поднялось выше дымоотвода. Я поднесла гребень к огню. От жара мне обожгло руку, глаза заслезились.

Ты должна передать гребень дальше, говорила мама. Сделай это ради меня, говорила Су Хи. Сделай это ради Кореи, говорил Чжин Мо. Их лица плясали передо мной в огне.

— Будьте вы прокляты! — крикнула я в ответ. — Зачем вы заставляете меня? Почему меня?

Ребенок давил мне на внутренности, и я почувствовала позывы к рвоте. Я подняла руку, собираясь швырнуть гребень в огонь. И тут лица в пламени изменились: теперь это были полковник Мацумото, лейтенант Танака и майор Ли. Они издевательски смеялись надо мной. Я опустила руку, и лица растаяли в пламени.

Тогда я отнесла гребень на кушетку и снова закуталась в одеяло. Я не знала, зачем духи предков привели меня в это место. Не знала, что мне теперь делать и как жить без Чжин Мо. Потом я вдруг заметила, что тошнота прошла. Ребенок удобно устроился у меня в матке. Я долго смотрела на огонь, пытаясь осмыслить события, произошедшие с тех пор, как я покинула дом вместе с Су Хи.

Наконец я согрелась, и мною завладела глубокая, почти смертельная усталость. Я легла на кушетку, чтобы поспать. Уже собираясь закрыть глаза, я вдруг заметила кое-что на нижней полке книжного стеллажа. Там стояла последняя книга, которую Чжин Мо не сжег. Я слезла с кушетки и взяла ее. Это был «Манифест Коммунистической партии» на корейском языке, который когда-то дал мне Чжин Мо.

Я отнесла книгу на кушетку и открыла. Внутри лежали деньги и записка. Я достала записку и прочитала:


Дорогая Чжэ Хи,

тебе нужно как можно скорее уехать с Севера. Иди в гостиницу «Кимхэ» возле Тэдонгана, к югу от большой площади. Найди там человека по фамилии Ка. Скажи ему, что хочешь повидать мир, именно такими словами. Заплати ему, сколько попросит, и он о тебе позаботится.

Прости меня, пожалуйста, за любовь к тебе.

Чжин Мо


Я пересчитала деньги: сумма была значительная. Перечитав записку, я запомнила название гостиницы и фразу, которую нужно сказать, потом взяла деньги, а записку и книгу кинула в огонь. Гребень я отнесла на кухню, нашла кусочек ткани и завернула гребень в него, перевязав бечевкой. Потом я пошла к себе и приготовила платье, чтобы пойти на следующий день на работу. В карман платья я положила гребень, деньги и фотографию моей семьи. Потом я легла в постель и стала ждать утра.

* * *

На следующий день меня впервые за месяц не тошнило с утра. Я как следует вымылась и оделась. Потом пошла в кухню. В квартире было до странности тихо и пусто без Чжин Мо и его книг. Я наконец заплакала, осознав, что никогда больше его не увижу, не лягу рядом, не смогу обсудить с ним его мысли. Где он сейчас? Его мучили или просто сразу убили?

Я ненавидела коммунистов. Они уничтожили моего любимого Чжин Мо, и Корею они тоже уничтожат. Они хотят, чтобы люди полностью принадлежали им. Чжин Мо правильно сказал: сначала они отнимают разум, потом душу, а потом жизнь. Я вспомнила мамины слова о японцах в ночь перед тем, как мы с сестрой ушли, — что она им больше ничего не отдаст. Теперь мне наконец стало ясно, о чем говорила мама. Я тоже больше ничего не собиралась отдавать коммунистам.

Я позавтракала пирожками тток и крепким поричха, потом решила прихватить оставшиеся пирожки с собой, но передумала. Чжин Мо написал, что господин Ка обо мне позаботится, и лучше положиться на это.

Я надела пальто и вышла из квартиры. Встало солнце, и все вокруг снова казалось ярким. Солнечные лучи пробивались сквозь ивы, словно через кружево. Было уже почти тепло. Я пошла к правительственному зданию, в котором работала, стараясь не оглядываться и вести себя как обычно. Дойдя до здания, я посмотрела на огромную новую статую Ким Ир Сена. Он улыбался мне сверху вниз, широко раскинув руки. Я безмолвно прокляла его.

Войдя в здание, я поднялась по широкой лестнице в Министерство образования. Поприветствовав поклоном свою начальницу с толстыми лодыжками, я села за стол и занялась переводом заявления о том, что Ким Ир Сен будет вечным верховным руководителем Кореи.

Когда начальница вышла из кабинета, я спустилась по служебной лестнице на первый этаж и вышла через дверь на улицу, полную военных грузовиков и официальных правительственных автомобилей. Свернув в боковой переулок, я направилась к югу, к реке Тэдонган.

Загрузка...