Дочери дракона

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Десять лет спустя, ноябрь 1964 года. Сеул, Южная Корея

Сидя у невысокого столика в своей новой квартире на шестом этаже дома номер 315, я с гордостью смотрела на дочку. Су Бо взяла сумку с книгами, натянула пальто и пошла к двери. Ей вот-вот должно было исполниться пятнадцать, она все еще была слишком худенькая, но постепенно фигура у нее начинала становиться женственной. Су Бо не суждено было стать сильной, как я, или талантливой, как Чжин Мо, но она много занималась в школе и хорошо училась.

Устроить ее в школу оказалось не так-то легко. Поскольку у Су Бо не было отца, ее не внесли в семейный реестр. Мне пришлось пойти в местную начальную школу и дать взятку, чтобы ее приняли. Когда настало время поступать в среднюю школу, я заставляла Су Бо часами готовиться к экзаменам, и она хорошо их сдала. Директор средней школы ее принял, решив, что девочка наверняка числится в реестре. Скоро уже надо было сдавать экзамены в старшую школу: я надеялась, что Су Бо сможет их выдержать, но задания там будут труднее, и уж теперь-то точно проверят семейный реестр. Без записи в нем Су Бо не примут, и на этом ее образование закончится.

— Су Бо, нужно сказать маме «до свидания», — напомнила я, когда дочка открыла дверь.

— Ой, извини, — спохватилась Су Бо и поклонилась: — До свидания, мама, я ухожу в школу. — Она выбежала на лестницу.

Я улыбнулась, глядя ей вслед. Я никого так не любила, как дочку. Вот уже четырнадцать лет мы жили вдвоем. Мы выдержали ужасные испытания. Иногда я думала, что не сумею ее спасти. Но я старалась изо всех сил, и мы сумели пробиться. Я очень гордилась дочкой, и собой тоже. Я была ей хорошей матерью и знала это.

Я задумалась о том, насколько жизнь дочери отличается от моей. В возрасте Су Бо единственное образование, которое у меня было, я получила от матери: она научила меня читать и писать по-корейски, по-китайски и по-японски. Если бы не мой талант к языкам, я так и жила бы в нищете, хотя Южная Корея и расцвела после того, как генерал Пак Чон Хи сместил коррумпированное правительство Ли Сын Мана. А сегодня страна усердно создавала новую нацию, пока наши дети учились. Через несколько лет Су Бо станет взрослой в государстве с огромным потенциалом — но только если сдаст экзамены и если я сумею ее устроить в старшую школу.

Я засунула в сумку переводы, над которыми работала прошлым вечером. Мне очень нравилась должность в строительной компании «Гонсон», и я много работала над тем, чтобы быть хорошим переводчиком. Каждую неделю я ходила в библиотеку и брала там книги на японском, китайском и английском. Каждый вечер после работы я читала, как когда-то на первой своей переводческой работе в Пхеньяне. Когда получалось, я смотрела иностранные фильмы. Благодаря хорошему знанию иностранных языков я стала ценным сотрудником «Гонсона» и больше не воспринимала себя женщиной для утешения. Да, я два года позволяла японцам использовать меня и издеваться надо мной, но я переросла прошлую жизнь. Теперь я стала одной из миллионов гордых южнокорейцев, помогающих создавать великую нацию.

Сегодня я хотела прийти на службу пораньше. «Гонсон» рос вместе с остальной Южной Кореей, и у меня было много работы. Перед уходом я взяла черно-белую фотографию своей семьи, стоявшую на столе в новой рамке.

— Мама, папа, Су Хи, — сказала я лицам на фотографии, как делала каждое утро перед работой, — спасибо, что ваши духи мне помогают. Я всегда буду стараться чтить вас. — Поставив фотографию на стол, я вышла из дома и отправилась на службу.

Два года назад «Гонсон» переехал в четырехэтажное здание из стекла и стали в Итхэвоне. В Сеуле вовсю шло строительство, и «Гонсон» тоже развивался. Теперь тут работало несколько сотен людей, и новых сотрудников нанимали каждую неделю. Компания кипела энергией, и мне очень нравилось быть ее частью.

В вестибюле я поздоровалась с госпожой Мин.

— Доброе утро, госпожа Мин. Прекрасный денек, не правда ли? — Как и каждый день за прошедшие десять лет, она сделала вид, будто не замечает меня.

Когда я подошла к своему столу, господин Хан, старший юрисконсульт «Гонсона», уже стоял у двери своего кабинета, дожидаясь меня. Он уже полностью поседел, но все так же носил стильные синие костюмы. Сегодня господин Хан выглядел озабоченным. Он протянул мне стопку документов и сказал, что их надо перевести сегодня же.

— Это самая крупная сделка, которая когда-либо предстояла нашей фирме, — пояснил он. — Если мы получим хорошую ставку по этому займу, то сможем начать работать и в других отраслях и станем конгломератом, настоящим чеболем[12]!

— Хорошо, я все сделаю, — сказала я с почтительным поклоном и отнесла документы себе на стол. — Когда закончим с японской версией, нужно переводить на английский?

— Нет, на английском документы не нужны. По этой сделке мы имеем дело только с японцами, американцев вмешивать не будем. Так или иначе, — добавил он с усмешкой, — банк «Диаси» очень хочет вести с нами дела. Надеюсь, они дадут нам хороший процент.

— Сегодня же все будет готово, — пообещала я.

— Отлично, — сказал господин Хан, деловито кивнув. — Да, кстати, представители банка приедут завтра утром. Нам понадобится ваша помощь в переводе. Вы хорошо понимаете японских мужчин.

Господин Хан ушел к себе и закрыл дверь, а я осталась сидеть за своим столом, кипя от гнева. Да уж, в японцах я разбиралась. Они были жестокими, безжалостными, самодовольными и предвзятыми. Даже атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки и семилетняя американская оккупация не излечили их от самовлюбленности. Но когда генерал Пак сверг корейское правительство, он отдалился от американцев и улучшил отношения с Японией. Теперь корейские предприятия обращались к японцам за помощью в развитии производства. Меня это возмущало. Почему мы ведем дела с бывшими оккупантами? Неужели никто не помнит, что они творили с нами? Со мной?

Я прикрыла глаза, и перед глазами у меня всплыло воспоминание о том, как во дворе станции утешения корейских девушек расстреливали из пулемета. Меня затошнило. Я хотела швырнуть договор на пол и выбежать отсюда, хлопнув дверью. Хотела явиться в Министерство иностранных дел Южной Кореи и рассказать, что со мной сделали японцы. Хотела достучаться до тысяч других женщин, которых, как я слышала, японцы тоже насиловали и мучили на станциях утешения.

Потом я вспомнила про Су Бо, про то, сколько она занималась, чтобы сдать экзамены. Вспомнила, как обещала предкам чтить их. Я подумала о своей новой квартире и о том, что теперь мне не приходится биться изо всех сил ради выживания. Так что я принялась за перевод договора. Я никуда не торопилась, заглядывала в словари и перепроверяла детали, чтобы добиться максимальной точности. Там, где в договоре приводились неоднозначные формулировки и господину Хану следовало соблюдать осторожность, я сделала пометки на полях.

После обеда я закончила перевод и отнесла документы господину Хану.

— Вы хорошо поработали, Чжэ Хи, — сказал он. — Не забудьте, завтра вы нам понадобитесь, чтобы переводить переговоры. Оденьтесь так, чтобы понравиться японцам. Вы же знаете их вкусы.

— Да, господин, — кивнула я, стараясь не выдать своего отвращения.

Когда начальник вернулся к себе в кабинет, у меня на столе зазвонил телефон. Я сняла трубку.

— Чжэ Хи, — сказал голос на том конце телефонного провода, — мне нужно тебя повидать после работы. Сможешь со мной встретиться?

Это звонил Чхве Чхоль Сон, один из старших менеджеров «Гонсона», который дружил с сыном основателя компании. Судя по всему, Чхоль Сон был в меня влюблен. Мы встречались уже почти два года: ходили обедать, а по выходным — в кино. Он всегда был со мной невероятно вежлив, но в последнее время стал намекать, что неплохо бы вывести наши отношения на следующую стадию.

— Сегодня не могу, Чхоль Сон. У меня завтра важная встреча.

— Я знаю про встречу с представителями банка «Диаси», но это тоже важно.

— И еще мне надо домой к Су Бо, — добавила я.

— Я заплачу за такси. Ты будешь дома в то же время, что и обычно.

— Ну хорошо, — сказала я, — только если ненадолго. Где встретимся?

Он попросил ждать его возле конторы на углу через двадцать минут. Я пообещала прийти и повесила трубку. За двадцать минут я перевела письмо американскому субподрядчику и положила его в исходящие. Потом надела пальто и направилась в вестибюль.

По пути вниз мне надо было пройти мимо машинописного бюро. Мун Ком, полная женщина средних лет, как раз в этот момент оторвалась от своей машинки.

— Ну что, Чжэ Хи, сегодня опять встречаешься с Чхве Чхоль Соном? — лукаво поинтересовалась она. — Когда ты уже выйдешь за него замуж и сделаешь из парня настоящего мужчину?

Остальные женщины тоже оторвались от печатных машинок и заулыбались.

— Он не красавчик, — продолжила Мун Ком, — но зарабатывает хорошо. Когда-нибудь он будет вице-президентом. Чего тебе еще надо?

Другие машинистки захихикали, прикрывая рты.

— Да зачем он мне? — отозвалась я, встряхнув волосами. — У меня есть все, что нужно. Мужчины всего лишь обуза для женщин. И потом, — добавила я громким шепотом, — от них плохо пахнет.

Женщины рассмеялись, не забывая прикрывать рот. Я улыбнулась им и пошла по лестнице вниз.

Когда я вышла из конторы, Чхоль Сон меня уже ждал. Он работал старшим менеджером финансового отдела, так что одевался хорошо, но это ему не помогало. Дорогой костюм и белая рубашка с красным галстуком плохо сидели на его костлявой фигуре. Кожа у него была рябая, а редкие волосы уже начали седеть.

Увидев, что я иду к нему, он покраснел и сказал:

— Чжэ Хи, рад тебя видеть. — Он жестом предложил мне пройтись по улице.

Вокруг нас люди спешили с работы. Воздух был сухой, но не слишком холодный для ноября. Чхоль Сон взял меня под руку.

— Может, пойдем в парк Намсан? — сказал он. — Я оплачу тебе такси домой. Ты не замерзла?

— Нет, все в порядке.

Мы прошли шесть кварталов до парка Намсан. Вокруг шло активное строительство. Тут и там появлялись новые офисные и жилые здания, торговые центры и рестораны. Линия горизонта Сеула была исчерчена десятками строительных кранов. Рабочие прокладывали новые улицы и тянули электросети. По свежеуложенному асфальту ездили сотни автомобилей, грузовиков и автобусов. Поговаривали о строительстве метро. Сеул непрерывно рос.

На ходу мы с Чхоль Соном беседовали о мелочах. Я чувствовала, что он нервничает, и постаралась помочь ему расслабиться. С самого первого свидания у нас так и повелось. Тогда он отвез меня на такси в дорогой новый ресторан возле реки Ханган и сначала нервничал и ужасно краснел, но я использовала свое умение разговаривать с мужчинами, чтобы его успокоить. С тех пор мы встречались почти каждые выходные, и Чхоль Сон стал меньше смущаться. Он рассказал, что происходит из состоятельной торговой семьи Сеула и после Второй мировой войны поступил учиться на бухгалтера. Во время Корейской войны он занимался поставками для южнокорейской армии, а последние девять лет работал на строительную компанию «Гонсон». Он мог гордиться своей должностью старшего менеджера и пользовался уважением, а впереди его ждало большое будущее.

Я рассказала ему про семейную ферму возле Синыйчжу, про то, как японцы забрали отца и сестру, как умерла мать. Я рассказала про отца Су Бо, свой побег на Юг и начало работы в «Гонсоне». Но я не рассказывала ему про два года в Донфене, службу на коммунистов и год работы в кичжичхоне. Я надеялась, что Чхоль Сон никогда об этом не узнает.

Мы зашли в парк Намсан с западной стороны. На востоке в лучах невысокого ноябрьского солнца виднелись изящные очертания горы Намсан. Молодые парочки гуляли по усыпанным гравием дорожкам. На открытом пространстве старик в белом медленно и плавно выполнял движения тхэккён[13].

На садовой скамье сидел сгорбившись мужчина в поношенном пальто. Когда мы проходили мимо него, он протянул руку, прося денег. Чхоль Сон пнул гравий на дорожке в его сторону и нахмурился.

— Зачем таких людей пускают в парк? — проворчал он.

— Ему некуда идти, — ответила я.

— Это портит образ Кореи, — заметил Чхоль Сон. — Лучше бы избавиться от всяких оборванцев.

Мне хотелось рассказать Чхоль Сону, как тяжело быть бедняком, но в Корее женщинам не полагалось спорить с мужчиной на публике. Кроме того, я боялась случайно проговориться о своем прошлом, поэтому промолчала.

Мы пошли дальше. Наконец Чхоль Сон отпустил мою руку.

— Чжэ Хи, — сказал он, сутулясь, — как… как сегодня дела на работе?

— Было очень много документов на перевод. Я занималась договорами для «Диаси».

— Это хорошо. Хорошо, — отозвался Чхоль Сон. — Завтра будет важная встреча.

Мы двинулись дальше. Еще какое-то время мы шли молча, но я видела, что Чхоль Сон очень нервничает. Наконец я сказала:

— В чем дело, Чхоль Сон? Ты же не просто погулять меня пригласил?

Он кивнул:

— Да, не просто так. Я хотел задать тебе важный вопрос.

— Понятно, — ответила я. — И о чем же?

Чхоль Сон провел рукой по лысеющей голове и покраснел. Потом он уставился на дорожку перед собой, будто вопрос, который он хотел мне задать, был зарыт где-то в гравии.

Я взяла его за руку и развернула к себе.

— Спрашивай, Чхоль Сон.

Он покачал головой.

— Мне хочется все сделать правильно, как положено настоящему корейцу, но у тебя нет отца, и я не могу спросить сначала его, приходится спрашивать сразу тебя, а так не полагается, и теперь я уже не помню, что собирался сказать.

Я легко коснулась его плеча:

— Просто спроси.

Он сделал глубокий вдох и выпалил:

— Чжэ Хи, для меня будет честью, если ты выйдешь за меня замуж. Я буду тебе хорошим мужем. — Он уставился на меня с таким волнением в глазах, будто от моего ответа зависело, жить ему или умереть.

Я посмотрела на Чхоль Сона и улыбнулась. Я его не любила, как любила Чжин Мо. Но он был хорошим человеком и очень хотел на мне жениться. Если я соглашусь, то стану уважаемой гражданкой новой преуспевающей Кореи. У Су Бо будет запись в семейном реестре, и она сможет пойти в старшую школу, а если повезет, то потом и в университет. С моим прошлым выйти замуж за успешного человека вроде Чхоль Сона — невероятная удача.

Я опустила взгляд.

— Да, Чхоль Сон, — сказала я, поклонившись. — Для меня будет честью стать твоей женой.