Дочери дракона

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Когда я потащила полный мешок грязных скатертей и полотенец к прачечной в дальнем конце кичжичхона, было уже поздно. Стирка представляла собой лишь одно из десятков дел, которыми мне приходилось заниматься, чтобы «Красотки по-американски» работали как надо. Я ужасно устала, и утешало меня только то, что это последнее дело на сегодня: скоро можно будет лечь и поспать несколько часов до утра, когда придется встать и начать все сначала. Пока я шла по улице, свет горел только в одном из баров. Кое-где пьяные солдаты плелись к баракам Кэмп-Хамфриса или стояли, привалившись к стене, настолько пьяные, что не в силах были идти дальше.

На другой стороне улицы бармен из последнего открытого бара выпихнул на улицу троих солдат. Один из них грохнулся на землю. Его товарищи стали тыкать в него пальцами и хохотать, а бармен тем временем закрыл дверь и выключил свет.

— Какого черта? — пробормотал упавший солдат. В одной руке у него бутылка, другую руку протянул товарищу, чтобы ему помогли встать. — В этом чертовом городке вообще работают еще хоть какие-то заведения?

— Все заперто, а мы тут слоняйся, — отозвался второй солдат, помогая ему подняться на ноги.

Я прибавила ходу, надеясь, что они меня не заметят. Но тут их третий товарищ меня углядел.

— Ух ты, смотри, вон девчонка из бара пошла!

Один из солдат крикнул:

— Эй, детка, хочешь денег заработать?

Я пошла еще быстрее, хотя мешок был тяжелый. Солдаты, не очень устойчиво держась на ногах, двинулись через улицу в моем направлении.

— Эй, ты куда пошла, я же с тобой разговариваю! — крикнул один из солдат.

Они догнали и окружили меня. Я бросила мешок с бельем и развернулась к ним. Типичные американские солдаты: высокие, бледноватые на вид и невоспитанные.

— Черт меня побери, — заявил другой солдат, — это же Чжэ Хи из «Красоток». Она ни с кем не трахается, даже с Кроуфордом. — Он подошел ко мне поближе: — Эй, детка, ты почему ни с кем не трахаешься? Считаешь себя выше американцев?

— Оставьте меня в покое! — Меня злило, что эти вульгарные типы ко мне пристают. Они вели себя точно как японцы в Донфене.

— Черт, ты ж говоришь как американка, почему же не хочешь трахаться с американцами?

— Точно, мне как раз нужен кто-то новенький, — подхватил его товарищ.

Вся троица обступила меня; я чувствовала, как у них изо рта пахнет пивом.

— Я дружу с полковником Кроуфордом, — поспешно сказала я. — Вам же не нужны неприятности? Ну-ка оставьте меня в покое!

Один из солдат рассмеялся.

— Полковник Кроуфорд? Он тут больше не командует, его перевели.

— Ага, — согласился другой, — больше он тебе не поможет.

Один из солдат протянул ко мне руку, и я со всей силы ударила его.

— Ах ты сука! — рявкнул он, потирая нос, и они набросились на меня все втроем. Я отбивалась изо всех сил, честное слово, но троих мне было не одолеть. Я пыталась позвать на помощь, но они заткнули мне рот. Один из них уселся на меня верхом и принялся расстегивать брюки. Другой начал стаскивать брюки с меня. Прошлое возвращалось. Меня снова собирались насиловать. Улица превратилась во двор станции утешения, дома — в бараки, где жили кореянки, а американцы стали японскими военными вроде капрала Каори.

Посреди улицы кичжичхона я снова превратилась в женщину для утешения.

И тут за спиной у солдат кто-то крикнул:

— А ну отвалите от нее!

Я увидела, как чья-то рука ухватила оседлавшего меня солдата и швырнула его на землю. Тот, который пытался снять с меня брюки, развернулся, получил кулаком в живот и, хватая ртом воздух, упал на колени.

Третий солдат повернулся к нападавшему.

— Эй, ты чего? — воскликнул он.

— Я сказал, отвали от нее!

— Господи, Алан, не бей меня! — взмолился третий солдат и попятился.

Я увидела Алана Смита, который стоял неподалеку от меня, сжав кулаки, и в глазах у него пылал гнев.

— Забирай своих придурочных дружков и валите в свою казарму! — скомандовал Алан. — И если вы, уроды, еще хоть раз ее тронете, я оторву ваши тупые головы и насру вам в глотки, поняли?

— Да мы так, дурака валяем просто, — принялся оправдываться солдат, помогая своим друзьям подняться.

— Пошел вон! — заорал Алан.

Солдаты потащились к базе, стараясь идти побыстрее и то и дело осторожно оглядываясь на Алана.

Алан помог мне встать.

— Ты не пострадала?

— Вроде бы нет, — ответила я. — Они собирались меня изнасиловать.

— Да они же напились вусмерть, — заметил Алан. — У них, небось, ничего не вышло бы, даже если б ты не сопротивлялась.

— Что ты тут делаешь? — спросила я его.

— За тобой пришел. Полковник хочет поговорить. Он в машине перед клубом.

— Полковник Кроуфорд?

— Да. Он не сказал, в чем дело. Я сам отнесу белье, а ты иди.

— Спасибо, Алан.

— Давай быстрее, — отозвался он, вскинув мешок с бельем на плечо. — Полковник сказал, у него мало времени.

Под единственным фонарем, светившим у дверей «Красоток по-американски», стоял большой черный «кадиллак». В небе сияли звезды, в кичжичхоне было тихо. К машине прислонился американский сержант и курил сигарету.

— Вы Хон Чжэ Хи? — спросил он, когда я подошла.

— Да, сэр, — ответила я.

Сержант бросил сигарету на землю и затоптал ее носком ботинка, потом открыл дверь автомобиля.

— Садитесь, — скомандовал он.

— Куда вы собрались меня везти?

— Никуда. С вами хочет поговорить генерал.

Я села в машину и увидела на заднем сиденье полковника Кроуфорда. В темноте я разглядела, что на нем дорожная форма с несколькими рядами орденских планок и медалей над нагрудным карманом. Фуражка лежала у него на коленях.

— Здравствуйте, Чжэ Хи, — сказал он. От его мягкого южного акцента сердце у меня забилось быстрее.

— Водитель сказал, что со мной хочет поговорить генерал.

— С вами и говорит генерал, один из самых молодых в армии. Меня повысили, Чжэ Хи. Я еду в Пентагон, и времени у меня не так много.

— Понимаю, — кивнула я.

— Я хотел сказать вам вчера вечером, но вы прервали разговор.

— Да, прервала. Извините.

Свет от уличного фонаря пробивался через окно машины и освещал лицо полковника, который изучающе рассматривал меня.

— Хон Чжэ Хи, — сказал он, — вы не так просты, как кажетесь. Я постарался кое-что о вас разузнать.

— Разузнать? — Что полковник мог обо мне выяснить? Я вжалась глубже в сиденье автомобиля и понадеялась, что не очень многое.

— Вы выросли на семейной ферме возле Синыйчжу, — сказал он. — У вас была сестра Су Хи, которая во время Второй мировой войны оказалась в Китае. Я не сумел узнать, чем она там занималась, но примерно представляю. Чем занимались вы, я тоже не сумел узнать.

— Я работала на семейной ферме, — сказала я поспешно.

— Нет, не работали, — возразил он. — Вы тоже были в Китае.

Ну вот. Он знал про Донфен. Мне захотелось выпрыгнуть из машины, чтобы он уехал и забрал мою тайну с собой в Вашингтон, но почему-то я осталась, хотя опустила взгляд.

Кроуфорд посмотрел в окно.

— Проклятые японцы. Что они творили с Кореей… это просто ужасно. А мы им позволили. — Он снова повернулся ко мне: — Не вините себя.

— Пытаюсь, — ответила я.

— Хорошо, — сказал он. — И еще кое-что я о вас узнал. После Второй мировой войны вы работали переводчицей на Севере, а потом сбежали на Юг. Через несколько месяцев после Корейской войны вы появились здесь. Я так полагаю, сюда вы попали потому, что раньше работали на коммунистов.

— Су Бо голодала, — пояснила я.

— Да, — вздохнул полковник, — война жестокая штука.

— Особенно к некоторым, — ответила я.

Воцарилось неловкое молчание. Потом он спросил: — Как вы думаете, при других обстоятельствах мы с вами могли бы полюбить друг друга?

Прямота полковника застала меня врасплох. Обычно он вел себя очень сдержанно.

— Я… не знаю, — сказала я.

— Признаюсь вам честно, я об этом не раз задумывался. Вы красивая. Умная. Изящная. И в вас есть что-то… что-то особенное. Может, в другое время и в другом месте…

Я опустила взгляд.

— Может, в другое время. В другом месте, — повторила я.

— Простите. — Полковник махнул рукой. — Я не хотел вас смутить. Наверное, я просто хотел сказать, что буду скучать по нашим беседам. — Он мягко улыбнулся, и я поняла, что тоже буду по нему скучать.

— Кстати, — добавил он, — я поговорил с Аланом насчет вашего долга. Велел простить вам долг и отпустить вас. Он согласился.

— Согласился?

— Я не оставил ему выбора, — сказал полковник, и глаза у него блеснули.

— Вы вовсе не обязаны были вникать в мои дела…

— Но вник. И у меня есть кое-что для вас. — Он полез в портфель, стоявший у него в ногах, достал конверт и протянул мне: — Внутри имя и адрес старшего юрисконсульта строительной компании в Сеуле. Им нужен переводчик. Скажите, что я вас порекомендовал. — Он указал на конверт. — Еще там несколько сотен долларов вам на обустройство. У меня было мало времени, так что наличных удалось собрать немного.

— Я не могу их принять.

— Не позволяйте собственной гордости мешать вам жить, Чжэ Хи. Эти деньги ничего для меня не значат. Возьмите их и уезжайте. Вам здесь не место.

Я посмотрела на конверт. Полковник был прав, я всегда страдала от чрезмерной гордости. Я сунула конверт в карман и сказала:

— Спасибо.

Полковник вздохнул.

— Жаль только, что мы так и не потанцевали еще раз. Вряд ли на новом посту у меня часто будет шанс повальсировать.

Я посмотрела на его красивое лицо, в зеленовато-голубые глаза. Не знаю, почему я сделала то, что сделала. Это вышло чисто инстинктивно, мне просто показалось, что так правильно. Я взяла его за руку и сказала:

— Пойдем.

Я открыла дверцу машины, и мы вышли. Я подвела его к фонарю, повернулась к полковнику и положила руки ему на плечи.

— Покажите мне еще раз, — попросила я.

Широко улыбнувшись, он обнял меня за талию.

— Три такта, помните? Раз-два-три, раз-два-три. — Полковник сделал шаг, другой, и я вместе с ним, как в нашу первую встречу. Я быстро вспомнила все движения, и скоро мы уже плыли в танце, как единое целое. Полковник притянул меня к себе и крутанул. Сержант, который так и курил, прислонившись к машине, ухмыльнулся нам.

Полковник весь сиял.

— Хорошо, — сказал он. — Просто отлично.

Было и правда хорошо. Почти как игра в полет в детстве с отцом, или как объятия Чжин Мо. Я посмотрела в глаза генералу Фрэнку Кроуфорду и на этот раз не увидела там полковника Мацумото. Я увидела только хорошего человека с одной рукой, который любил свою страну, генерала Конфедерации южных штатов Роберта Эдварда Ли и бурбон «Олд Фицджеральд». Я увидела человека, который в другое время и в другом месте мог бы меня любить, а я любила бы его.

Мы танцевали венский вальс под фонарем, а потом Кроуфорд сказал:

— Мне пора.

Мы остановились, но постояли еще мгновение, держась друг за друга.

— Спасибо, — произнес он, шагнул в сторону и поклонился мне как настоящий южный джентльмен. — Прощайте, Чжэ Хи. — Он сел в машину.

Водитель затушил сигарету и занял место за рулем. «Кадиллак» выехал на дорогу рядом с кичжичхоном. И когда фары его скрылись в темноте, я прошептала:

— Прощайте, Фрэнк.

— Ты уезжаешь? — сказал Алан Смит следующим утром, стоя в дверях моей комнаты. Я совала пожитки в вещмешок, а Су Бо цеплялась за меня. — Но мы же с тобой выручили кучу денег.

— Нет, Алан, это ты выручил кучу денег. Работала только я, а ты ничего не делал. Как показал Карл Маркс в «Манифесте Коммунистической партии», буржуазия, прикрываясь политическими иллюзиями, контролирует средства производства и жестоко эксплуатирует пролетариат.

Алан озадаченно склонил голову набок:

— Это ты о чем вообще?

Я покачала головой:

— Нужно чаще читать книжки, Алан.

— Слушай, давай я удвою тебе зарплату, — предложил он. — И не нужно будет становиться барной девушкой. Будешь настоящей капиталисткой, Чжэ Хи.

— Отпусти и Дэ И тоже, — сказала я.

— С какой стати мне это делать? — поинтересовался Алан, и шрам у него на лице растянулся.

— Потому что я тебе говорю.

— Ты чокнутая, — заявил Алан.

Я наконец закончила собирать вещи.

— Платье я оставляю, отдашь его следующей работнице. — Я взяла Су Бо за руку и собралась уходить.

— Погоди! Ладно, слушай, можешь жить тут бесплатно, — сказал Алан. — Я тебе даже процент от прибылей буду платить. Ты права, ты нужна мне!

Я потянула Су Бо за собой и протиснулась мимо Алана в коридор.

— Пожалуйста, останься, Чжэ Хи, — попросил он.

Я подошла к двери Дэ И и постучала. Через несколько секунд она открыла. Черные волосы ее были встрепаны, под глазами виднелись темные круги.

— Нужно посидеть с Су Бо? — спросила она сонно.

— Я уезжаю из кичжичхона, — сказала я.

Дэ И озадаченно почесала в затылке.

— Как это? Ты не можешь взять и уехать.

— Могу, и тебе тоже лучше последовать моему примеру. Не думай про свой долг Алану, просто уезжай. Сегодня же. — Я протянула ей двадцатидолларовую купюру. — Вот, этого хватит на автобус до Чхонана. Сегодня как раз есть туда рейс.

Дэ И выглядела озадаченной.

— Но я же не смогу вернуть тебе деньги.

— И не надо. Езжай к родным. Дэ И. Будет трудно, но они тебя примут. Езжай домой и никогда больше не влюбляйся в американца. Никогда, понятно? Вот, бери деньги.

Дэ И стояла в дверях, переводя взгляд с двадцатидолларовой купюры на меня, потом обратно на купюру. Наконец она взяла деньги.

— Спасибо, онни.

— Езжай домой, — повторила я.

Я взяла Су Бо за руку, спустилась вниз и вышла из «Красоток по-американски» навстречу утреннему солнцу. Не оглядываясь, я зашагала по утоптанной земляной дороге к автобусу, который ждал у ворот военной базы «Кэмп-Хамфрис».