Долина теней

Часть вторая. "Мальчик и его игрушка". Фрагмент 1

Часть вторая.

Мальчик и его игрушка.

Silence #3

Звезды сияют над всем и всеми абсолютно одинаково: над нищими и королями, над людьми и животными. Для всех они — одинаковые, холодные, игольчато-белые точки в небесах. Мы рождаемся, живем и умираем — для звезд это длится меньше мгновения. Да, звезды для всех одинаковы и светят одинаково.

А вот в Долине Теней это не совсем так. Звезды там… другие. Вроде все так же висят, будто приколоченные, на небе, и мерцают в ночи. Но что-то неуловимо отличается. Возможно, в них чувствуется больший градус равнодушия высших сил по отношению к низшим формам жизни, заполонившим этот мир.

Что можно сказать об этом месте? Лучше всего подойдут два слова — «холодное» и «неприветливое». Не такое холодное, как, скажем, Арктика или Антарктика, а холодное, как дом, в котором тебе не рады. Куда приходишь, вроде нормально со всеми общаешься, даже чай пьешь, но вы все понимаете, что что-то здесь не складывается, и хозяева дома только и ждут, на самом деле, пока ты уйдешь и оставишь их в покое. Неприветливое же оно, как незнакомый город к человеку в грязной одежде: никто не хочет иметь с ним дела, и все гонят бедолагу прочь, не желая знать, в чем же там дело и что с ним произошло.

Есть мнение, что Долина Теней — не совсем нормальный мир. Кто-то говорит, что это — просто еще одна складка во времени и пространстве, населенная живыми существами. Как Земля, Рари или Средиземье. Кто-то уверяет, что Долина Теней — это как остаток на складе. Якобы в Момент Творения некий Высший Творец, создавая миры, использовал для этого ограниченное количество ресурсов. И ресурсы эти он хранил на своём метафорическом складе. И вот, когда все основные миры уже были созданы, творец посмотрел на складской остаток, пожал плечами, сказал: «А и хрен с ним», и ушел. А остаток материи «слипся» в новый, ущербный маленький мирок.

Можно догадаться, что у автора этой теории не все в порядке с головой.

Вообще, преобладающим, хоть и негласным, мнением, распространенным в среде магов и чародеев Долины Теней, является версия о том, что Долина Теней — это некая посмертная обитель, куда отправляют… Да всех подряд. Это, по крайней мере, отчасти может объяснить столь широкое видовое разнообразие обитателей и большую часть бесовщины, происходящей вокруг.

Собственно, у жителей этого места толком нет времени на объяснение всех этих вещей. Метафизические размышления не помогают раздобыть пропитание (если ты только не преподаватель философии, конечно).

Есть еще одна вещь, о которой необходимо упомянуть в контексте этой истории: время. В Долине Теней время есть. И его нет. Оно бежит вскачь и стоит на месте, порой двигаясь не быстрее таяния полярных льдов. Живущие там не считают время — не видят смысла. Да, они слышали про такие вещи, как «дни», «недели» и «месяцы», но регулярного применения в обществе эти штуки не нашли. По сути, ими пользуются только малочисленные банки, да ростовщики, чтобы удобнее было начислять проценты на клиентов. Обитатели этого мира знают, что в неделе чуть больше шести (и немного меньше восьми, но это не точно) дней, в месяце — чуть меньше трех дюжин, а в году — примерно три сотни. Если не нравится год, в котором три сотни дней (или десять месяцев, для удобства), сделай свой, в триста один день. Всем наплевать.

Это косвенно влияет на некую «временную постоянность». Иными словами, если вы разбудите человека, проспавшего сто лет и выпустите его на улицу, он не заметит разительных перемен: все та же грязь, угрюмость и вечный смог, висящий над каждым более-менее большим городом. Ничего не меняется.

Там живут. Точка. Живут люди, не люди, монстры (и не все они — люди), не монстры, мертвые (спасибо призракам и некромантам), небожители и прочие. Там много кто живет. Или выживает. Все зависит от социального статуса.

Однажды все это закончится.

Глава первая.

Невидимые мракобесы.

Родители говорили Лондону, что ему двенадцать лет. Лондон был склонен им верить, и не только потому, что они были родителями. Просто они были взрослыми, то есть всеведущими и всемогущими. В глазах ребенка, по крайней мере.

Лондону повезло: его семья была более-менее успешной. У обоих родителей была стабильная работа с немалым доходом, они жили в собственном большом доме, а главы этого района если и не уважали их, то относились, по крайней мере, равнодушно и никак не вмешивались в их жизнь.

Мама Лондона работала швеей. Раньше. Не так давно она открыла собственное ателье и даже наняла несколько девушек-работниц, чтобы чаще появляться дома и отдыхать. Сколько Лондон себя помнил, в доме везде лежали швейные принадлежности: в коробочках, ящичках, на полочках. Даже в стаканах и вазах торчали ножницы, линейки, ленты и прочие атрибуты профессии.

Отец Лондона был как-то связан со страшным и непонятным для двенадцатилетнего ребенка словом «финансы». Что это такое, мальчик еще не знал, но понимал, что это крайне: важно, сложно, прибыльно. Собственно, именно благодаря умелому обращению отца с этой штукой на букву «ф», семья Лондона и смогла позволить себе открыть собственное ателье и купить дом.

Мальчик был пока еще слишком мал для того, чтобы всерьез осознавать то, чем заняты его родители большую часть дня. Но он был достаточно взрослым для того, чтобы видеть разницу между собой и другими детьми: он был чистым, другие — носили старую грязную одежду. Другие плохо пахли, а за собой Лондон такого не замечал. Иные дети жили в съемных квартирах или на улице (а некоторые — в старых ветхих лачугах), а у него был собственный дом и даже своя комната с игрушками.

Не замечал мальчик другого факта — все прочие, «неблагополучные» дети, были гораздо взрослее его. Дело не в количестве прожитых лет, в этом он мог потягаться на равных со многими. Дело в опыте и трудностях, которые другие дети преодолевали день за днем, тогда как Лондон даже близко не касался ничего подобного: у кого-то не было половины (или всех) родителей, у кого-то была мать-алкоголичка, кто-то вынужден был работать чуть ли не с пеленок, кто-то жил с десятком злых и жестоких братьев и каждый день боролся с отвратительными попытками унизить его.

Всего этого Лондон не видел и потому жил счастливой жизнью довольного ребенка.

— Синий или красный? — спросил Лондон. Иррах, как всегда, промолчал в ответ, лишь развел руками. — Я тоже думаю, что красный.

Мальчик расплатился за огромный шмат сахарной ваты на палочке и неторопливо пошел по улице. Лакомство было ярко-красного цвета.

Прохожие с завистью смотрели на ребенка: в чистой одежде, с такой вкуснятиной! Да еще и с такой игрушкой: Иррах всегда вызывал зависть. Этот… персонаж появился в жизни Лондона довольно давно — лет пять назад. Однажды вечером, отец мальчика пришел домой с большой красивой коробкой. Он сказал, что в городе открылась лавка волшебных диковин и в ней отец Лондона и приобрел эту игрушку у странного типа с желтой маской на лице.

Иррах был изготовлен из дерева и выглядел как маленький — всего по колено взрослому — человек. Гибкие пальцы на руках, глаза-пуговицы, нарисованная одежка. Он сам ходил и двигался, его сердцем была чистая магия.

Увы, Иррах не разговаривал. Зато он любил Лондона и всегда следовал за ним по пятам. Мальчик очень радовался своему деревянному другу и даже порой сам мастерил для него какие-то вещи или предметы быта: стулья, шляпы, ложки. А мама даже сшила для Ирраха самую настоящую сумку! С лямками и кармашками.

Как-то раз Лондону стало интересно, что же это за игрушка такая: не кончится ли у нее магический заряд, не заболеет ли чем? Мальчик и его отец отправились в ту лавку, где был приобретен Иррах, но ничего не нашли. Вернее, они нашли то место, где когда-то стояла лавка торговца с маской на лице, но ни торговца, ни следов его магазина там больше не было. Лишь старый покосившийся деревянный дом, заросший паутиной и пылью.

Лондон и его отец постояли на месте, посмотрели на выбитые стекла, пожали плечами и ушли. В этом городе хватало странностей, и пропавший лавочник — капля в море.

Но это было давно.

Сейчас же мальчик спокойно гулял по своему району (родители строго-настрого запретили ему далеко уходить от дома) и ел сахарную вату. Рядом шлепал деревянными ступнями по брусчатке Иррах. День был ясным (насколько это вообще возможно, учитывая вечный городской смог), воздух был почти свеж, а городской шум создавал приятное ощущение шелеста на берегу моря.

— Куда пойдем дальше?

Иррах пожал плечами. Для существа, изготовленного из дерева, он был необычайно подвижен. Жаль только, неразговорчив.

— Может, на площадку сходим? — неподалеку от его дома была заброшенная площадка, на которой играли дети. Они там собрали из мусора какие-то бесформенные объекты, которые служили им крепостями, «горками» или качелями. Один странный мальчик, правда, уверял, что одна из куч — вовсе никакая не крепость, а самый настоящий зиккурат. Потом кто-то эту кучу случайно разнес (туда упал пьяный человек) и теперь странный мальчик всех доставал тем, что ему нужно построить зиккурат. Лондон считал, что мальчика скоро побьют.

Лондон никогда не задумывался над тем, кем же он хочет стать, когда вырастет. Вообще, думая о будущем, он представлял себя на какой-то абстрактной работе, солидной и очень серьезной (как у его отца). Что он будет приходить домой уставший, с черным чемоданчиком, ворчать про какие-то «акации» и «сиделки» (или «поделки», Лондон не помнил точного слова), а его будет встречать красавица-жена (почему-то воображение рисовало его жену похожей на маму).

Что именно за работа и где он возьмет жену — он не знал. Но знал, что к двадцати годам, когда он станет совсем взрослый и его дети уже пойдут в школу, он будет и работать, и иметь дом, и жену.

Как-то так.

Только вот не вышло.

Вокруг его дома было подозрительно многолюдно. Лондон и Иррах, как обычно, слонялись по городу и ничего полезного не делали (его учитель, специально нанятый отцом, взял отпуск; хотя родители почему-то говорили, что тот «ушел в загул»; может, это означало, что учитель отправился на длинную оздоровительную прогулку?), пока не наступил вечер. А до этого момента мальчик и его игрушка посетили цирк. Ах, как там было прекрасно! Дрессированные животные, собаки с почти человеческими глазами, силач, способный поднять все, что угодно, и красавица-гимнастка, покорившая сердца всех мужчин, собравшихся в тот день под куполом. Особенно Лондону понравился номер, когда медведь катался на трехколесном велосипеде и смешно дул в игрушечную дудку. Мальчик смеялся до слез, как и большая часть зрителей.

Интересно, существует ли специальная школа для медведей-дудочников? Если да, то возьмут ли туда работать Лондона? Он думал, что может справиться с этим. Отличная же работа: весь день беседуешь с косолапыми мишками (воображение рисовало школьную комнату с партами, за которыми сидели медведи и прилежно слушали учителя), учишь их правильно держать дудку и показываешь, как нужно выдувать из нее мелодию. Просто фантастика!

Вокруг дома суетились не только люди, но и разные существа: корвумы[Существо с телом человека и головой ворона. Как и их далекие сородичи, корвумы имеют необъяснимую тягу к коллекционированию блестящих штучек. Под сородичами имеются ввиду вовсе не птицы.], минотавр, даже, вроде, гарпия, еще кто-то…

Лондон помнил, как отец однажды взял его и маму (даже Иррах пошел) в гости к своему начальнику. Или сослуживцу — Лондон не понял до конца. Они пришли вечером к нему на ужин и только там выяснили, что пригласивший их коллега отца — корвум. И жена его, что вполне логично, тоже была корвум. И дети у них тоже были. Корвумы. Лондон весь вечер пытался играть с детишками хозяина дома в понятные ему игры, но маленькие птицелюди все время лопотали на своем родном языке и пытались обдурить мальчишку.

Мама Лондона весь вечер была напряжена до предела. Позже, когда семья вернулась к себе домой, мама, закрывшись с папой в комнате, кричала что-то странное. Что-то в духе «Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к таким!» и «Общение с ними — унижение!». Мальчик тогда так и не понял, что произошло, но отец потом долго ходил грустный.

…А сейчас дверь в дом Лондона была открыта, и в проходе стоял важного вида минотавр. Он был одет в костюм-тройку и прямо-таки излучал строгость и контроль над ситуацией. На лацкане пиджака вышито слово «Детектив». Чем занимаются детективы мальчик не знал. Может, какими-то дефектами?.. Он молча попытался обойти минотавра, но тот его не пустил.

— Проход закрыт. Туда нельзя, — рыкнул быкоголовый детектив. — Место преступления.

— Но там мои мама и папа! — удивился Лондон. Почему ему туда нельзя? Он ведь там живет! — Я ведь тут живу! Пустите меня, а то они волноваться будут.

В глазах минотавра промелькнула какая-то странная эмоция. Не то сострадание, не то удивление.

— Ты тут живешь, а? — спросил минотавр.

— Да! — возмутился мальчик. — Меня зовут Лондон, и я тут прожил всю жизнь!

Иррах согласно кивнул.

Минотавр помедлил, повернулся и крикнул в дверной проем:

— Слышь, тут какой-то пацан пришел, говорит, что живет здесь.

— Но я и правда… — начал мальчик, но минотавр жестом попросил его замолчать. Из дома вышел человек в белом халате. Халат был заляпан чем-то красным.

— Ты тут живешь? — полуутвердительно спросил человек в халате.

— Да! Где мои мама и папа? — Лондон почувствовал, что к горлу подступают слезы. Кто эти люди? Почему его не пускают?

— Они… — человек в халате выглядел растерянным. — Что ж это все в мою-то смену вечно происходит?! Ох, родители твои, они, понимаешь, они… Убили их, в общем.

— Что? — не понял мальчик. Такое сложное понятие не могло уложиться у него в голове.

— Умерли твои мамка и папка, — сочувственно сказал минотавр. Он наклонился, чтобы похлопать мальчика по плечу, но Лондон, воспользовавшись моментом, юркнул между детективом и человеком в халате внутрь дома.

Зря. Очень зря.

Но он не знал, что увиденное будет видеться ему во снах до конца жизни. Мальчик всего лишь хотел увидеть маму и папу, спросить, что за игру они затеяли. Ему не нравилась эта игра, он хотел, чтобы это прекратилось! Сейчас же!

Обычно безупречно чистые комнаты в доме были разгромлены. Занавески сорваны, матрасы вспороты. Содержимое всех шкафов и ящиков разбросано по полу, даже стены местами были сильно исцарапаны или даже изрублены. По полу от коридора в гостиную тянулся длинный красный след. Местами на обоях виднелись такие следы, будто кто-то ел руками варенье, а потом хватался за стены.

В гостиной была разлита большая красная лужа. «Кто тут разлил мои красочки?» — подумал мальчик. Потом в голову пришла другая мысль: «А что, если детективы занимаются как раз этим: делают уборку, когда кто-то напроказничал?».

Да нет, тогда детективы были бы частыми гостями в домах, где есть дети.

Помимо большой красной лужи, в гостиной были разложены какие-то предметы, накрытые темной тканью. Какие-то побольше, какие-то — поменьше. Рядом с одним из таких свертков лежали карманные часы отца Лондона.

Мальчик ничего не понял и побежал в комнату родителей, надеясь, что найдет их там, и они ему все объяснят.

В комнате родителей вроде бы никого не было.

Только на большой кровати лежало что-то, накрытое темной тканью. Это что-то имело форму большой звезды, каждый из четырех лучей которой был привязан веревкой к углам кровати. В одном месте ткани не хватило, и мальчик увидел, что веревка привязана к руке. Такой знакомой с самого рождения женской руке, многократно гладившей своего сына по волосам в момент печали.

— Мальчик! Ты где? — крикнул прибежавший человек в халате. Он взял замершего на пороге родительской спальни Лондона за руку и повел в детскую. Там тоже был беспорядок, но все же комната выглядела много лучше других помещений. — Ты зачем сюда побежал? Кто тебя пускал?

— Но это мой дом, — пролепетал Лондон и внезапно заплакал. Кажется, это была не игра. Он почувствовал, что Иррах аккуратно гладит его по ноге.

— Я понимаю, — прошептал человек в халате.

Помолчали. Лондон тихо плакал: он начал понимать, что произошло что-то ужасное, что-то непоправимое. Точно не игра. Человек в халате просто не знал, что ему делать в этой ситуации.

— Скажи… — через некоторое время нарушил молчание человек в халате. — У твоих… Мамы и папы… Были… Не знаю, враги?

— Враги? — прошептал Лондон. В его воображении почему-то сразу возник кто-то свирепый, как пират, с бородищей и саблей в руке. Таких он дома не видел. — Я не знаю. Нет?

— А может, кто-то желал им зла?

— Я не знаю… — мальчик снова заплакал. В комнату вошел детектив-минотавр и сказал:

— Бригада уже здесь. Сейчас они закончат тут все и увезут тела… Как думаешь, что тут стряслось?

— Понятия не имею, — человек в халате встал и подошел ближе к минотавру. Они говорили тихо, но мальчик и его игрушка все равно слышали каждое слово. — Думаю, этого человека прижали за финансовые махинации. Возможно, он присвоил себе чуть больше, чем обычно, за что и поплатился. Или отмыл не ту сумму и не там. Или, наоборот, не отмыл сумму не тем ребятам. Финансовый мир — он такой…

— Это да, — кивнул минотавр. — Только вот я чую в воздухе нечисть. Прям разит ею за версту.

— Да, я тоже чую, — кивнул человек в халате. — Судя по всему, здесь жили исключительно люди. Как сказали соседи, семья эта — спокойная и обеспеченная. И приходили к ним тоже только люди. Говорят, муж общался со всеми подряд, радушный был и открытый. А мать-то ксенофоб. Или как это там нынче называют? Не любила она, короче, тех, кто не был человеком.

— Может, за это и прижали их? — спросил минотавр.

— Да хрен его знает, — пожал плечами человек в халате. — Сейчас уже не выяснить.

— А с мальчиком что?

— С мальчиком? А что с мальчиком? — удивился человек в халате. — Ему повезло, что он гулял где-то ходил. А то бы и его тоже… тут же.

— Да нет, я имею ввиду, что нам с ним делать?

— А что нам с ним делать? Я не знаю, — человек в халате развел руками и рассеянно посмотрел на Лондона. — Это уже, простите, не наша задача, а социальных служб, а они должны прибыть довольно скоро. Нас нанял начальник этого покойника, чтобы мы выяснили, что произошло с его лучшим сотрудником. Мы выяснили — нечисть их ухлопала. А вот за что и почему — это попробуй-ка выяснить. Все. Наша работа закончена. Тела упакуют, увезут, и все. Я умываю руки.

Человек в халате куда-то ушел. Через минуту Лондон услышал шум текущей воды в ванной комнате. Минотавр печально посмотрел на мальчика, покачал головой, вздохнул и тоже куда-то ушел.

Лондон и Иррах остались одни.

Маленький мальчик и его игрушка, наедине со своим горем.