Дорога моей земли

В моих руках барахтался комок

живого тельца.

Он продрог, промок —

его всю ночь морозом донимало.

Он вырваться пытался,

но не мог,

хотел ударить клювом —

силы мало.

Я в домик внес его

и положил

на стол. И твердо счел его спасенным.

Из пехотинцев каждый дорожил

его дыханьем, крошечным

и учащенным.

Они, под крылья ватки подложив,

заботливо платочком накрывали.

Потом решили:

— Выживет едва ли…

Но воробей настойчив был:

— Жив, жив…

Придет стрелок с разведки —

мы навстречу

с вопросами:

— Ну как? —

и в шутку: — Жив?

А воробей опережает:

— Жив…

Он понимает шутку человечью.

Так время шло.

Покой сердца знобил.

— Пожалуй, этак зиму прозимуем… —

Но днем пришел приказ.

Он краток был:

«Сегодня ночью высоту штурмуем».

Закат сквозь окна

красный свет сочил,

а он,

довольный новою судьбою,

о грань штыка

спокойно клюв точил,

как будто приготавливался к бою.

Перкьярви, 1939 г.