Письмо

Когда ты девочкой была,

я знал тебя по памяти.

И ты в душе моей жила —

в моей охранной грамоте.

Ты сном была в моей судьбе.

И это ли нелепости,

что я хранил тебя в себе,

как в осажденной крепости?

И я, поверь мне, никому

ни капли не завидовал —

тому, кто лгал тебе,

тому,

кто удочки закидывал.

Я слепо верил: ты моя…

(Мне больше ль было надобно?)

Так верят в песню соловья,

когда она предсвадебна.

В часы вечернего тепла

я шел к тебе сумерничать,

и ты, звезда моя, могла

с мечтой моей соперничать.

В пределах счастья двух имен

в тебя — обмолвлюсь запросто —

я без оглядки был влюблен,

как мальчик, просто-напросто.

И, полюбив твои черты,

я ни на что не сетовал.

Я так любил тебя, что ты

не замечала этого.

И вот сейчас, когда война

меня бросает в стороны,

когда знакомых имена

в когтях уносят вороны,

я часто думаю над тем,

что, не родившись заново,

нам суждено домой не всем

вернуться с поля бранного.

Не всем нам видеть жен своих,

не всем прийти с победою.

А я в кругу друзей живых

о смерти не беседую.

Я верю: вынесу войну,

сто ран приму, но выстою.

Себя верну, любовь верну,

и щедрую, и чистую —

такую щедрую, что в ней

не думал об измене я,

такую чистую, что ей

лишь только ты — сравнение!

1941 г.

Загрузка...