Я, гвардии сержант Петров…

Скажи-ка, дядя, ведь недаром…

Лермонтов

Я, гвардии сержант Петров,

сын собственных родителей,

из пятой роты мастеров —

из роты победителей.

Я три войны исколесил,

прошел почти планету,

пять лет и зим в штыки ходил

и видел —

смерти нету.

Да, хлопцы, смерти в мире нет,

есть только бомбы,

свист ракет,

есть только танковый таран,

есть пули в горло,

кровь из ран,

санбаты,

дратвóй шитый нерв,

есть старшина со списками,

есть каптенармус,

есть резерв,

есть автоматы с дисками,

есть направленье снова в полк,

в родную роту пятую,

есть, наконец, бессмертный долг —

убить страну проклятую,

и есть, огласке вопреки,

у маршала за камбузом —

головорезы-штрафники,

что локоть в локоть

прут в штыки

и молча гибнут гамузом.

Друзья мои,

поверьте мне:

в сколь труб тревога б нé била,

я шкурой понял:

на войне,

ей-богу, смерти не было!..

Я, гвардии сержант Петров,

повоевал на славу:

за пять немыслимых годов

прошел мильоны городов

и защитил Державу.

Меня не привлекало дно

шипучего бокала,

но в знак Победы мне оно

мелинку отыскало.

И я под флагом старшины

в чужой стране, не скрою,

в день окончания войны

устроил пир горою.

Вот это был, ребята, пир —

на шар земной,

на целый мир!

В тот день — у счастья на краю —

на винном подогреве

бывал я кумом королю

и зятем королеве.

И уж какой тут, к черту, грех,

коль мы в частушках пира

разделывали под орех

и зло и кривду мира.

Пущай парфянское стекло,

пущай шелка Стамбула!

А в Тулу все-таки влекло,

а к Аннушке тянуло.

Тянуло накрепко обнять

свою златую женку,

тянуло щедро запахать

колхозную сторонку…

Тянуло в ширь родных степей,

которые отныне

бессмертней солнца

и святей

любой святой святыни.

Друзья мои!

Поверьте мне,

мне, искрестившему в войне

гремучую планету:

на свете смерти нету!

1945 г.

Загрузка...