В сундуке оказался один дневник в коричневом кожаном переплёте и одна резная деревянная трубочка, похожая на сопилку.
Первым делом я достал трубочку и повертел её в руках. Она была диаметром с большой палец, а длиной чуть больше длины ладони. Через всю длину было одно идеально круглое и гладкое сквозное отверстие. На боковой поверхности трубочки других отверстий не было, но вся она была испещрена очень точно вырезанными короткими прямыми и волнистыми линиями, сплетающимися в причудливый узор.
— Это оно? — протянул я Марене трубочку. — Думаешь, это Факел?
— Понятия не имею, — серьёзно ответила она, взяла трубочку из моих рук и повертела в руках. — А вот узор похож на узоры на нашей одежде. Правда, именно такого хитросплетенного я никогда не видела, и мне сложно сказать, что он значит.
— Ладно, сейчас узнаем… Наверное… — ответил я и открыл дневник.
Сначала я его просто пролистал и убедился, что это действительно почерк моей бабушки. В отличие от всех прочих дневников, которые мне от неё достались, этот был очень тонкий, будто его завели не записать все события за год, а подробно поведать лишь о чём-то одном.
— Я почитаю, — сказал я Марене, — и тебе скажу, если найду что-то по делу.
— Хорошо, — сказала она. — Если ты не против, я хочу перерисовать узор с трубочки в свой блокнот и попытаться в нём разобраться.
— Нет, конечно, не против! Самому интересно, что бы он мог значить.
— Благодарю, — сказала Марена.
Она отошла к противоположной стене пещеры, чтобы не мешать мне читать, а я послал ей две шаровые молнии, чтобы ей там было светло, и принялся за чтение.
На третьей странице я понял, что этот дневник действительно описывает Факел и все события в жизни бабушки, которые её с этим артефактом так или иначе связывали. Она об этом упоминала там напрямую и давала внешнее описание Факела, вот только называла его иначе — «концентратор»…
Сначала я читал её дневник, как инструкцию по использованию Факела, вперемежку с некоторыми историями из её жизни. Это было интересно и увлекательно, как всегда. Но потом я перевернул очередную страницу и увидел страницу, будто залитую слезами: половина слов на ней расплылась чёрными кляксами, и невозможно было прочитать, что там было написано. Следующие пять страниц были такими же.
Когда за испорченными страницами я увидел полностью чистый белый лист, я уж было подумал, что я так и не узнаю, что же там произошло и почему граф Неррон за мной и этим Факелом гоняется. Однако стоило мне его перевернуть, снова появились обычные записи. Почерк был немного иной, будто это писали через много лет, но всё же оставался почерком моей бабушки.
Я начал читать и не мог оторваться, пока не дочитал до конца. Не мог ни о чём думать, пока не дочитал…
Когда я закончил, то посмотрел на Марену и громко захлопнул дневник.
Она вздрогнула от этого звука и удивлённо посмотрела на меня.
— Тебя это тоже касается, — холодно сказал я, вставая с дневником в руках.
Я подошёл к Марене и отдал его ей.
— Если хочешь узнать, кто устроил Пожарище, то листай до испорченных страниц и читай после чистого листа за ними. Я буду снаружи.
Она взяла дневник без лишних слов, а я пошёл на выход.
Я ухожу, дверь мне открой.
Выпусти тех, кто здесь со мной.
Пещера меня выпустила. Выпустит и Марену.
Я вышел на скалу, на которую мы несколько часов назад приземлились, и сел на её край, свесив ноги вниз. На обледеневший, скользкий, холодный каменный край, но теперь мне было пофиг, свалюсь я в ущелье или нет. Мне надо было подумать. На свежем воздухе.
«Значит вот кто устроил Пожарище, — думал я, и мысли мои были безрадостными. — Если от графа я такое ожидал, то не от тебя, бабушка… Теперь понятно, почему тебя выгнали из Рода. Они ведь и за меньшие проступки выгоняют, судя по твоим рассказам».
Я вздохнул. Неприкрыто вздохнул, глядя на стремительно уносящуюся куда-то вниз воду в реке. Казалось, что если на неё засмотреться, она унесёт меня за собой. В пропасть. В ту самую, до которой, по рассказам Кирана, мне оставался один лишь шаг.
Но я не мог начать ненавидеть свою бабушку. Даже за то, что она лишила меня Рода — принадлежности к чему-то большому, значимому, могущественному… Большой семьи, традиций, поддержки, побратимов… Оставила наедине с «ответственностью». Я видел, она старалась — старалась заменить для меня весь Род. Собой.
«Чёрт, Марк! Надо успокоиться!» — мысленно орал я сам на себя, понимая, что медленно скатываюсь обратно во тьму.
На улице было светло. В моей Душе — нет. Мне иногда казалось, что и Души у меня нет, ведь на её месте я ощущал лишь пустоту. Тёмную, безликую, ни холодную, ни горячую — сплошную неосязаемую Пустоту. Где-то там, внутри себя, я всегда был один. Один во тьме, и лишь бабушка добавляла в мой внутренний мир света, когда появлялась рядом со мной. С тех пор прошло десять лет. С тех пор у меня в Душе всегда было темно…
«Надо успокоиться, — убеждал себя я. — Не для этого меня друг нёс четыре дня на плечах…»
Меня никто не тревожил. Я успокоился и вошёл обратно в пещеру.
Марена спокойно дочитывала дневник с задумчивым видом.
Лишь сейчас до меня дошло, что Марена уже прочитала про Пожарище, но до сих пор меня не убила на месте за то, что я потомок той, кто безвозвратно выжгла дотла их Священный Лес и погубила много невинных жизней. Судя по всему, успокаиваться она умеет лучше меня.
Марена дочитала дневник и молча отдала его мне вместе с Факелом. В её взгляде не было ненависти, в её поведении не было угрозы — лишь отрешённая от реальности сосредоточенность на своих мыслях. Я не спрашивал, что она об этом всё думает. Я не хотел этого знать. Сама она тоже ничего не сказала.
Я сложил всё в свою сумку и спокойно предложил:
— Может, переночуем здесь? На улице уже темно.
— Давай, — спокойно сказала Марена.
Я чуть изменил свойства барьера на входе, чтобы он пропускал свежий воздух и свет, но не снег и холод. Расстелил шерстяную подстилку на полу и лег спать. Есть не хотелось. Поспать не особо получилось.
«Теперь я точно не знаю, куда мне идти… — горько думал я. — К чему стремиться… Ну стану я магом шестого уровня, и зачем мне это? Пойти обратно в наёмники можно и так. На хлеб хватало. Видимо, у меня на Роду написано жить чужой волей, раз своей нет… Хотя какой там Род… Даже и этого у меня нет — никакие нити ни с чем меня не связывают, никакие корни. Как там у бабушки это называлось? „Перекати-поле“, кажется… Куда ветер дунет, туда и покатится. Как и я…»
Видимо, под утро я всё же уснул, потому что в какой-то момент понял, что проснулся. Чувствовал я себя отвратительно. На смену хандре пришла злость — верный спутник беспомощности.
Я злился и на себя, и на всё на свете, но на Марене не срывался.
Погрыз солонины на завтрак — не помогло.
Марена вела себя абсолютно спокойно. Но и это меня начинало бесить — мне казалось, что этим она меня тоже упрекает в моей несостоятельности.
Пора было уже валить из этой чёртовой пещеры!
— Если ты готова, можем уходить, — сдержанно сказал я. — Но обратно нам придется спускаться к реке и идти вброд. Я сейчас не смогу безопасно повторить трюк с молнией.
— Готова, — спокойно сказала Марена. — Идём вброд, мне подходит.
Мы вышли из пещеры и начали спускаться по склону слева от уступа, пробираясь через снег и придерживаясь за торчащие из него стволы деревьев и ветки кустов. Высоту мы теряли медленно, чтобы спуститься к реке в её широком месте, выше по течению, что вчера подметила Марена…
«Факел? Неррон? Яромир? Да делайте что хотите! — злился я, пытаясь всё же не свалиться в реку раньше срока. — Надо быть в Яренке⁈ Буду!»