Дремир. Факел. Том 1

Часть 5 Глава 15. Опора

Леон

С тех пор, как Леон попрощался с графиней Ронеттой и улизнул от исполнения своего долга перед ней, прошло две недели. Домой он мог бы добраться и за более короткий срок на почтовом грифоне, но денег у него на это не было, и пришлось добираться в Дионвест, находя попутчиков, соглашавшихся его бесплатно подвезти.

Когда город появился на горизонте, Леон разглядел башни Летающей Крепости Мэйн, возвышающиеся над городской стеной, и понял, что раз Крепость отца на своей домашней стоянке в центре города, значит, и отец дома. Его это и обрадовало (он сможет помочь Эрику), и огорчило (ему сегодня же придётся разговаривать с отцом) одновременно.

До города он добрался к обеду. Ещё несколько часов он шёл через город к Крепости, окончательно собираясь с мыслями и настраивая себя на предстоящий разговор — разговор не о делах Эрика, но касающийся места Леона в жизни отца. Сколько раз он не пытался поговорить об этом с отцом, всегда это заканчивалось одинаково: криками отца и слезами Леона, когда он ещё был маленьким, и криками отца и молчанием Леона, когда он начал считать себя достаточно взрослым, чтобы больше не плакать.

Леон научился молча, терпеливо и равнодушно выносить все те несправедливые и унизительные слова, которые отец всегда бросал в его сторону по поводу и без повода, не задумываясь о душевных переживаниях мальчика, да и не залезая за словом в карман. Равнодушие Леона к словам отца бесило последнего ещё больше — он орал ещё громче, но Леона он никогда не бил.

В последнее несколько лет такие «задушевные беседы» бесили и Леона, но отцу он не перечил — считал бесполезной тратой времени. Теперь он всегда делал так, чтобы отец на него орал хоть за дело, то есть справедливо. Совесть за свои поступки Леона давно уже не мучила. От неё он отказался, когда понял, что несправедливые нападки в свою сторону терпеть уже выше его сил.

Восстанавливать справедливость Леон решил единственным доступным ему способом: раз он не может заставить отца быть справедливым по отношению к «хорошему» Леону, то решил заставить отца быть справедливым к «плохому» Леону. У него это получилось, и справедливость в глазах Леона восторжествовала, а что при этом происходило вокруг и кто что об этом думал — лишь мелочи, недостойные его внимания.

Сегодня Леон был уверен, что даже отец не удержится, чтобы не поднять на него руку.

«Точно будет орать, унижать, а то и действительно ноги переломает и запрет дома, как калеку», — думал Леон, идя по центральной площади Крепости к Башне Графа.

Правда, сейчас ему уже было всё равно на то, что сделает с ним отец. Ему надо было просто продержаться первую часть разговора о том, где он пропадал, чтобы всё же перейти ко второй — делу Эрика.

За две недели у Леона было достаточно времени, чтобы тщательно подготовился к этой встрече, и теперь он был уверен, что уж точно справится со всем, что бы ни «вылил» отец ему на голову. Ведь сейчас помощь отца была нужна не ему, а Эрику — человеку, которого он уважал и который уважал Леона в ответ. В мире Леона было только два таких человека — Киран и Эрик, и ради того, чтобы сохранить это взаимное уважение, он был готов на всё. Тем более сейчас Эрику действительно была нужна помощь, а помочь мог только он.

Страже на входе в Крепость Леон приказал передать графу Мэйнеру, что пришёл его сын с ним поговорить. Вскоре он получил ответ, что граф его ждёт в своём кабинете в Башне Графа, и Леона под конвоем повели туда.

«Ничего не поменялось, — равнодушно думал Леон, свободно идя по Крепости в сопровождении двух стражников. — У себя дома, как в тюрьме».

Перед дверью в кабинет отца Леон остановился, мысленно выдохнул, подготавливаясь к предстоящему «разносу», и постучал.

— Входи, — послышался спокойный голос отца из-за двери.

Леон невозмутимо открыл дверь, готовый ко всему на свете, но тут же потерял всё самообладание и с презрением сказал:

— Отец, ты жалок.

Перед ним сидел «забитый» сутулый и поседевший «старик» и меланхолично смотрел в какие-то бумаги в своих руках. На Леона он даже не взглянул.

Леон ошарашено замер в двух шагах от двери, не понимая, куда делся тот вспыльчивый и самоуверенный сорокалетний мужчина, который ещё недавно грозился переломать ему ноги.

Леон не мог увидеть в этом потухшем человек отца, как ни старался.

«Может, моего отца подменили?» — его сознание предложило спасительную мысль.

— Мне это не нравится, — всё так же с презрение продолжал Леон.

— Так уходи, — безэмоционально ответил отец.

«Что значит „уходи“⁈ — не понял Леон. — Как это „уходи“? Куда я пойду?»

— Кто тебя сломал? — резко спросил Леон уже без презрения в голосе.

— Ха! — горько усмехнулся отец.

— Пещера? — уже спокойно спросил Леон, ему даже стало немного интересно.

— Мы из неё вышли без потерь, — равнодушно ответил отец.

— Ты не смог вывезти аметисты? — с сомнением в голосе спросил Леон.

«Это бы лишило его целого состояния!»

— Вывез… — голос отца дрогнул.

— Но? — всё не понимал Леон.

На этот раз отец поднял на него горький насмешливый взгляд:

— А ты сам подумай, сынок.

«Сынок⁈ — опешил Леон, не веря своим ушам. — Он впервые за столько лет назвал меня „сынок“⁈ Не сволочь⁈ Не урод⁈ Не отребье⁈ А сынок⁈»

Леон не знал, что и ответить… Но тут откуда-то из глубин сознания всплыла зеленая с серебром эмблема «Пирс 18» — места, где закончился его первый побег от отца в Марингерде.

— Графиня Дэйне́ра… — осознал Леон, кто мог сломать его отца, и у него внутри всё сжалось.

Он вспомнил слухи о кровожадности графини, которая на своей территории не прощала ничего. Доставалось всем: и своим, и чужим. Даже за косой взгляд в её сторону она могла лично хладнокровно убить человека на месте.

Леон провёл в Марингерде не так уж и много времени, но даже до него успели дойти слухи о том, как графиня без разбора нападала на корабли, входящие в порт или уже стоящие у пристани. Она и её команда могли отобрать весь груз и лишить жизни часть или всю команду. Могли оставить груз хозяевам, вырезать полкоманды, уйти и как ни в чём ни бывало спокойно продолжать дипломатическое сотрудничество после этого.

«Насколько же я тогда накосячил⁈» — с ужасом подумал Леон, вспомнив, что ему говорил Гаррет про «Пирс 18» — что это начало военной части порта графини.

Теперь он видел своими глазами, что может случиться, если один граф отправит своих вооруженных людей на закрытую военную территорию другого графа, пусть и в погоне за сыном.

— Догадливый, — криво усмехнулся отец и вернулся к разглядыванию документов.

«Видимо, его тогда спасло то, что он граф, а графиня Дэйнера не собиралась идти войной на Весталию…» — облегчённо подумал Леон, а вслух грубо спросил:

— Она что, тебя пешком домой отправила?

Отец вздрогнул, но спокойно ответил:

— Что-то сродни этому.

Леон быстро подошёл к столу отца.

— Я смотрю, у тебя было время подумать, — зло усмехнулся Леон, скрывая свою растерянность.

— Я смотрю, ты повзрослел, — всё так же не глядя на Леона, усмехнулся отец. — Уже хамишь мне прямо в лицо.

Леон перегнулся через стол и схватил отца за отворот жилета:

— Ты мне таким не нравишься, отец! — Леон перешёл на крик.

Мир Леона рушился у него прямо на глазах. Каким бы ни был его отец — он был для него прочным фундаментом, его главной опорой в жизни — тем, кто позволял Леону твёрдо стоять на ногах, кем-то абсолютно несокрушимым.

В воображении Леона его отец всегда стоял на высокой неприступной стене, об которую надо расшибить лоб, чтобы тебя услышали наверху. Леон не мог принять того, что кто-то может скинуть его отца оттуда вниз.

«Как я могу тебя таким бояться? — мысленно спрашивал Леон, глядя отцу в глаза. — Как я могу тебя таким уважать? Я хочу уважать тебя! Я хочу быть полезным тебе! Вернись!!!»

— Отвали, — попытался высвободиться отец, но не смог — Леон крепко его держал.

Леон схватил отца второй рукой за второй отворот жилета и потянул его на себя. У него это с лёгкостью получилось — отец встал.

«Это всегда было так легко?» — удивился Леон, думая, что не сдвинет отца с места.

Отец схватил его за обе руки и попытался высвободиться, но у него снова ничего не вышло — Леон его крепко держал.

«Он всегда был таким слабым⁈» — всё не понимал Леон, не осознавая, что путешествие добавило ему немало физической силы.

Леон не мог смириться, что его самая главная опора в жизни ушла из-под ног. Он начинал куда-то безвозвратно проваливаться там, в глубине Души, и не представлял, как это исправить. Как перестать падать в бездну…

— Отец! — Леон упёрся головой в грудь отца и разрыдался. — Я всё исправлю!

Отец молчал. Не двигался.

Леон поднял голову и посмотрел отцу в глаза и прокричал ему прямо в лицо:

— Слышишь⁈ Я всё исправлю!!!

Отец спокойно и пристально на него посмотрел. Леону даже показалось, что в его глазах опять вспыхнула жизнь… На миг… И потухла.

«Может, не показалось?» — с надеждой подумал Леон.

Отец сильно толкнул его в грудь рукой, отпихивая от себя и возмущённо крикнул:

— Да отпусти ты меня! Чёрт побери!

«Знакомые нотки!» — мысленно улыбнулся Леон и отпустил.

— Выйди и успокойся! — грозно скомандовал отец. — А то разорался тут.

Леон развернулся и пошёл к двери. За дверью рукавом вытер слёзы и… Он не смог сдержать свою улыбку. Впервые в жизни он не мог сдержать свою улыбку.

— Заходи! — послышался приказ отца из-за двери.

Леон зашёл и остался стоять в паре шагов от двери.

— И перестань скалиться! — возмутился отец.

— Не могу, отец, — продолжая улыбаться, ответил Леон.

Леон не переставал улыбаться, ведь его мир снова начал обретать опору.

— Ладно, хрен с тобой! Рассказывай, зачем явился.

Отец уже сидел прямо и властно в своем кресле — перед Леоном снова выросла неприступная «стена».

«Он вернулся! — обрадовался Леон. — Мой отец вернулся!»

Мир Леона окончательно обрёл опору. Леон перестал проваливаться в бездну, мысленно выдохнул и перестал улыбаться.

«Настало время заняться делом Эрика», — решил Леон и спокойно сказал:

— Мне нужно рекомендательное письмо к графу Неррону на моё имя и имя Эрика Винсе́на.

— В гвардейцы графа Неррона решил податься? — усмехнулся отец.

— Нет, — твёрдо ответил Леон. — Нам надо с ним поговорить о Душе Древа Мира и аметистах.

Впервые в жизни Леон увидел, как его отец неподдельно удивился.

— С этого момента давай поподробнее, — заинтересованно сказал отец, указывая Леону на второе кресло у его стола.

Леон сел в кресло и всё не мог понять: он больше рад тому, что отец впервые в жизни заговорил с ним на равных, или тому, что его отец «вернулся»?

«Мне так нравиться однозначно больше!» — снова заулыбался Леон.

— Перестань лыбиться! — возмутился отец.

Леон перестал улыбаться и рассказал отцу всё, что просил его рассказать Эрик.

Граф Фри́дрих Мэ́йнер

Песня Души по желанию сына: Machinae Supremacy — Stand