Жабы жаждут.

*23. Путешествие на Марс и к оазису Зебуб.

Сказать просто: рэп-Z-рэйв перформанс сборной команды-девятки прошлым вечером и ночью — удался, это ничего не сказать. Удача была искрометной, как бенгальский огонь. Немалую роль сыграла идея Эрика Лафита: дополнить ранее придуманную гильотину, которая рубит сетевого бота-спамера — темой, навеянной скандальным репортажем со спонтанного круглого стола экспедиции поиска Атлантиды. Ведь если на эстраде уже поставлена гильотина — то можно покормить ее более разнообразно. В общем, вслед за разрубанием бота-спамера, были разрублены правила Асиломарской конференции. Их физическая 3D-модель для этой цели была наспех сделана в стиле знаменитой черной инкунабулы Святой Инквизиции. И надпись: «Молот ведьм» золотом на обложке, как подзаголовок к «Правилам Асиломарской конференции». Рэп-текст к этой штуке был порожден экспромтом. Зал оценил — такая публика тут, в Верхней Ливии.

После такой удачи, четверка LGBT и Калибан с гречанками Айолой и Зиллой учинили гульбище на всю ночь. Но, Эрик и Ханка улизнули (как в прошлый раз) на дикий пляж. Правда, дикий пляж в Сусе сильно отличался от такового в городке Палеохора на Крите. Ночью из отличий была заметна лишь жара — из-за которой Эрик и Ханка решились на авантюру: поспать после секса прямо на пляже. Вместо шезлонга тут имелся надувной матрац, что провоцировало. Еще — несмотря на дикость — у этого пляжа (как, впрочем, практически у всех пляжей Верхней Ливии) был лодочный дебаркадер, оборудованный торговым роботом-микромаркетом, душевой, и сортиром. В общем, парочке было лень сейчас идти куда-то, если все необходимое есть под боком. Они заснули — и бац!..

…Уже утро. После коротких сумерек, солнце вынырнуло из-за горизонта, и полоснуло ослепительными лучами так, что почувствовалось даже при закрытых глазах. Сразу же рефлекс: подскочить и заслониться ладонью, еще толком не проснувшись. Лишь затем, продолжая прикрывать глаза ладонью, окинуть местность осознанным взглядом. И тут оказалось: Эрик и Ханка не единственные, кто провел прошлую ночь на диком пляже, удобно расположенном недалеко от шоссе между новой промзоной и старым центром античного города Сус. Шумный грузовой порт находился с другой стороны от старого центра, так что тут было сравнительно тихо (шум промзоны намного слабее).

Так вот, Эрик и Ханка, проснувшись, увидели, что недалеко отдыхает трио на круглом матраце, а рядом торчит новенький микроавтобус. Технически новенький, но по шкале моделей: глубокое ретро, что типично для автопрома Верхней Ливии. Большинство выпускаемых машин тут были ремейками авто-хитов средней трети XX века. Все три персоны на круглом матраце — два парня и девушка, чуть старше 30 лет, типичные аргонавты: европейцы-северяне с бронзовым средиземноморским загаром. Сложение свойственное яхтсменам-любителям. Одежда — отсутствует вовсе (с чего бы ей быть)…

…Если бы не загар, Эрик сходу узнал бы одну персону, но так прошло около минуты, прежде чем он воскликнул:

— Черт побери! Это ведь Беатрикс Тайц из Майнца!

— Знаешь ее? — полюбопытствовала Ханка.

— Еще бы! Это она придумала элеботтлы!

— Hallo, ficken schreibkraft! — подала голос упомянутая персона, поднялась во весь рост, потянулась, зевнула, и добавила, — Du bist jetzt ein rap-musiker, oder?

— Salut Trix! La nuit succes? — отозвался Эрик, не обидевшись на обращение «долбанный печатный машинист».

Девушка из Майнца не успела ответить: один из парней-партнеров опередил ее и, чуть фальшивя, пропел фразу из популярного американского мюзикла La-La-Land:

— So you agree? That's right!What a waste of a lovely night!..

— Keita nama kaverit? — спросил второй партнер, глядя на Эрика и Ханку.

— Olemme Eric Marseillesta ja Hanka Gdanskista, — ответил журналист на том же языке.

— Эти ребята знают финский? — удивился партнер, только что спевший из мюзикла

— Так, давайте знакомиться! — резонно предложила Трикс.

Партнеров Беатрикс (Трикс) Тайц звали Бйорн и Йолл, они происходили из Швеции и Финляндии соответственно. Оказалось, ночью они встречали Трикс, прилетевшую из Фамагусты на авиа-маршрутке, чтобы теперь ехать в оазис Зебуб, это в 100 км южнее побережья. Эрик сообразил, что речь идет о месте у северного края полигона Чарруба, известного также под названием «марсианский полигон OOGG», и… Какой журналист упустит возможность? Напроситься в гости оказалось нетрудно — и вот уже они едут в микроавтобусе, сначала — к центру Суса, поскольку Трикс, Бйорн, и Йолл хотят купить всякой всячины для своей большой семьи. Что ж, очень кстати для Эрика и Ханки. Так получилось, что они еще не успели посмотреть город — все время ушло на подготовку перформанса. Теперь эстрадное шоу было позади, и момент самый удачный…

…Итак, вот город Сус. Неплотная и почти хаотическая застройка из зданий в три-пять этажей. Микрорайоны выглядели детской фантазией, реализованной с помощью чего-то наподобие конструктора LEGO. Некоторые фрагменты казались примитивом из ярких кубиков, иные напротив, поражали креативом, как шедевры Гауди или даже гравюры Эшера. Также хаотически были размещены флора-парки. Будто бы игрушечные рощи цветущего кустарника и деревьев, похожих на маленькие зеленые облака, упавшие на желтовато-серую пустыню, заняли свободные поля между стрелами городских улиц и функциональными микрорайонами. Кое-где мелькали более высокие здания — башни, будто выдутые полностью из расплавленного стекла.

Трафик в Сусе был очень спокойный: машин на улицах не так много (и с чего бы быть больше, если население города значительно меньше ста тысяч). Кроме того, тут никто никуда не торопился. Колесные штуки, будто собранные со всех периодов XX века, со спокойным достоинством катались на скорости не более 40 километров в час. Город в основном размещался на холмах, поэтому с некоторых точек хорошо просматривалась портовая зона. Вот это реально впечатляло.

С такой дистанции порт казался футуристическим гибридом автомобильной развязки, фуникулера, и железнодорожного вокзала. Причем все названное — в час максимально плотного трафика. Океанские и средиземноморские грузовые паромы выгружали тут миллионы тонн европейского, азиатского и американского мусора. Самого разного: от металлолома и вторичного пластика до цистерн с радиоактивными или с токсичными химическими отходами. Верхняя Ливия была абсолютно всеядной. Отсюда на паромы загружались новенькие контейнеры с различными видами дешевой бытовой техники, автомобилей, и элеботтлов. Элеботтлы — они же камуфляжные кристадин-фюзорные батарейки — превратились для Европы то ли в спасение, то ли в проклятие. Спасение — потому, что они позволили Еврокомиссии (правительству ЕС) сохранить лицо, когда авантюра «Зеленого поворота» поставила континент на грань энергетического голода. Проклятие — потому, что европейская энергетика и транспорт сели на фюзорную иглу.

Еще три года назад, европейская полиция и таможня отчаянно боролись против ввоза элеботтлов. Тогдашние теневые производители элеботтлов в будущей Верхней Ливии камуфлировали свою продукцию под обычные литиевые аккумуляторные батареи для электрических квадроциклов и скутеров. Элеботтлегерство официально считалось злом, подлежащим пресечению. Но после мирного договора два года назад, ограничения на импорт элеботтлов в Евросоюз были сняты. Это означало частичную капитуляцию, но открывало для истеблишмента возможность заявить о новой победе над «углеродной энергетикой, ведущей к климатической катастрофе». Политика отказа от углеродного (угольного, нефтяного, газового) топлива, и от ядерной энергии, будто по волшебству, перестала порождать стагфляцию. Разумеется, эта победа была официально приписана ветрякам, солнечных панелям, и прочим «зеленым ВИЭ». А элеботтлы, как будто, не существовали — официальная статистика не видела их. Официальная статистика давно освоила это государственно-бюрократическое мастерство: НЕ ВИДЕТЬ…

…Также официальная статистика Европы не видела стремительного роста челночного туризма своих граждан (особенно пенсионеров и безработных) — в Верхнюю Ливию, а конкретно на GULYB (Grate Upper Libyan Bazaar). GULYB стал наиболее посещаемой достопримечательностью города Сус. Знаменитый Гранд-базар в Стамбуле, более трех гектаров площадью, выглядел обычным супермаркетом на фоне GULYB, который, на текущий момент уже занял дюжину гектаров и продолжал рост. Его сборная кровля из светопреломляющих ячеек-многогранников — четверть гектара каждый, была видна на спутниковых фото, как сросток самоцветных кристаллов…

…По принципу организации, GULYB отличался как от средневекового базара, так и от модернового супермаркета, но в чем-то заимствовал черты и того, и другого.

Тут, как на средневековом базаре, торговали все, кому угодно: плата за вход низкая, не создающая барьера. И торговали чем угодно — кроме таких вещей, которые порождают очевидный осязаемый дискомфорт, или создают прямую опасность публике. Тут даже отсутствовала формальная сертификация качества. Но на территории GULYB имелась независимая экспресс-лаборатория, куда мог обратиться любой покупатель. За весьма гуманную цену он мог проверить свойства товара. И, если эти свойства расходились с заявленными продавцом, то продавец не только уплачивал этому покупателю штраф в драконовском размере, но еще и публично подвергался ряду полицейских санкций. В общем, с недобросовестными продавцами тут боролись быстро и эффективно.

При этом:

Тут, как в модерновом супермаркете, была сделана многоплановая навигация, которая позволяла быстро найти товар по категории, по цене, по производителю, и по любому другому параметру.

Рассчитаться за товар можно на выходе — с сетевого эккаунта, либо наличными золотыми динго. Кстати о модерне: некоторые торговые сектора тут были полностью роботизированными. Это мог быть простой торговый автомат, или — робот-гуманоид, или — зооморфный робот (в виде симпатичной игрушечной зверушки)…

…Суммарное впечатление от GULYB получалось, как от ярмарки, от планетария, и от Диснейленда — вместе взятых, и тщательно перемешанных. Так заявила Ханка — когда, утомившись шопингом (за компанию с новыми друзьями), она утащила Эрика в кафе на смотровой площадке одной из хаотично торчащих башен GULYB. Отсюда открывался чарующий вид на яхт-харбор с множеством разнообразных арго-лодок. Туда выходили стапели яхтенных верфей — с них каждые несколько минут соскальзывала новая лодка.

— Надо же, — произнесла Ханка, глядя, как очередная лодка укатывается к причалам, освобождая полосу воду перед стапелем.

— Захватывающе? — спросил Эрик.

— Да, — она кивнула, — и я сейчас подумала: каждая новая лодка это минус три или пять молодых европейцев. Сколько уже аргонавтов?

— Вроде, под Новый год говорили, что из Европы около полмиллиона, — ответил он, — а вообще в мире неизвестно. В Континентальном Китае это наверняка засекречено.

— В Европе скоро тоже засекретят… — предположила Ханка, и тут ее взгляд вдруг резко зафиксировался на фигуре, зашедшей в кафе, — …О, черт!

Эрик положил ладонь на ее плечо.

— Не напрягайся, все ОК, это полисмен.

— Я понимаю, но как-то стремно. У него пистолет-пулемет.

— Мэм, вы чем-то обеспокоены? — спросил молодой парень в униформе, сделав шаг по направлению к их столику. Обычный европеец (вероятно итальянец или испанец). Он улыбался так дружелюбно, что ПП Uzi у него на поясе не воспринимался, как опасный инструмент, способный легко и прицельно убить со ста шагов.

— Ничего такого, офицер, — ответила Ханка, — просто я не привыкла к виду оружия.

— Тут это фактор высокой защищенности, вы быстро привыкнете, — сказал полисмен.

— Надеюсь, — она улыбнулась.

— Вы тоже можете купить оружие, — добавил он, — сейчас в юго-восточном углу как раз дисконт-акция на Sharps-Qu. Очень компактный, но вполне эффективный пистолет.

— Благодарю, офицер. Я подумаю. Хотя, я больше люблю танцы, чем оружие.

— О! — полисмен щелкнул пальцами, — Ведь вы оба выступали на ночном рэйв-шоу!

— Точно, — подтвердил Эрик.

— Было круто и классно! — объявил полисмен, отсалютовал им ладонью и развернулся к стойке, чтобы заказать себе (как оказалось минутой позже) два стакана кофе-глиссе, по видимому, для себя и для напарника, оставшегося за дверями.

Когда полисмен, взяв два стакана, вышел из кафе, Ханка энергично тряхнула головой.

— Уф! Если в городе на базаре полисмены-пулеметчики, тогда что же в оазисе Зебуб?

— Наверное, то же самое, — сказал журналист, — но полисмен прав: в Верхней Ливии это фактор защищенности. Ты знаешь, тут практически нет уличного криминала, что для Северной Африки такое же чудо, как пчелы для Марса.

— На Марсе, вроде, нет пчел, — заметила полька.

— Точно, — он кивнул, — я это и имел в виду.

— Кстати, — продолжила она, — какое отношение к Марсу имеет Трикс Тайц?

— Вероятно, она в инженерно-компаративной группе консорциума OOGG.

— Так, а что такое инженерно-компаративная группа?

— Это, — пояснил Эрик, — такая группа, которая сопоставляет данные тестов на полигоне Чарруба тут, в Ливии, и на космодроме Фамагуста-галф, на Кипре.

— Так, значит она в американо-израильском проекте пилотируемого полета на Марс?

— Вероятно, — повторил журналист, — хотя, лучше спросить у нее после шопинга.

— А-а… — нерешительно протянула Ханка, — …Вдруг это тайна?

— Что ж, тогда Трикс скажет: это тайна. Но если нет, то мы узнаем что-то интересное.

Через полчаса альтернатива разрешилась. Это была отчасти тайна, но не совсем. Иначе говоря: Трикс могла поделиться не всей, но кое-какой информацией. По дороге как раз оказалось достаточно времени: до оазиса Зебуб около двух часов по кривой и горбатой пустынной грунтовке. Бйорн и Йолл заняли места водителя и штурмана, так что Трикс устроилась с гостями в грузопассажирской части салона, среди мешков с покупками.

— Короче, — заявила Трикс, — в Фамагусте у меня кроме основной работы, еще вождение экскурсий для стратегических инвесторов и для рыцарей плаща и кинжала.

— Экскурсии где? — спросила Ханка.

— На будущем космодроме, разумеется.

— А-а… Как можно водить экскурсии на космодроме, которого еще нет?

— Вообще-то, Ханка, в марсианском проекте «Bifrost» будет применена реплика ракеты сверхтяжелого класса «Sea Dragon» 1962 года, стартующая из плавающей позиции. По существу, ей нужен не космодром в обычном смысле, а только акватория. Так что мои экскурсии были ночным выездом на катере в зону между берегом и волноломом. Там я включала голографический проектор, и показывала «Bifrost Starship» во всей красе.

— А насколько это реалистично, в смысле: такой полет? — спросил журналист.

— Это было реалистично даже в 1960-х, — ответила Трикс, — а теперь, когда есть проект ядерного движка для межпланетного модуля, тут нет особых проблем. Проблема есть больше не с кораблем, а с экипажем. Полет в одну сторону займет около полугода, а в исследовательском режиме на орбите и на поверхности Марса астронавтам надо будет провести год с четвертью, как минимум. Понятно, что не модифицированным людям в подобной экспедиции делать нечего. Вопрос в том, какая модификация оптимальна.

— И какая же? — спросила Ханка.

В ответ Трикс сделала неопределенный жест ладонью.

— В этом-то и штука. Есть вариант, что астронавты проведут полет в спячке. Это самый простой метод. Другой вариант предполагает активное поведение в полете. Тогда надо организовать квази-гравитацию методом вращения межпланетного модуля.

— Активное поведение, это что вообще? — поинтересовался Эрик.

— Тут есть несколько суб-вариантов… — Трикс пальцами изобразила ветвление, — …Для самого амбициозного суб-варианта есть сценарий размножения астронавтов.

— Ох ни хрена себе! Это что, серьезно?!

— Да. Как иначе подготовиться к колонизации Марса? Ведь в итоге цель именно такая.

— А-а… — подала голос Ханка, — …Правду ли говорят, что астронавты в таком сценарии предполагаются яйцекладущие?

— Да, разумеется. Ведь обычное деторождение в таких условиях слишком рискованно.

Эрик задумался на четверть минуты и спросил:

— Яйцекладущие астронавты, это как мистер и мисс Стояновы, из-за которых случился вчерашний феерический скандал с доктором Аслауг Хоген на «Зурбагане»?

— Да, — подтвердила Трикс, — хотя, это только маленький сегмент генной модификации предполагаемых марсонавтов… Так их сокращенно называют теперь.

— Маленький сегмент? — удивился он, — Куда уж больше?

— Вообще-то… — тут Трикс многозначительно покрутила пальцами над головой, — были намного более смелые эксперименты. Но они пока остановились на уровне мышей.

— Как обычно, за людей в лаборатории страдают мыши! — прокомментировал Эрик, — И, какими возможностями ученые пытались осчастливить милых грызунов?

— Приспособить к жизни в марсианской атмосфере без скафандра, — сказала Трикс, — в смысле: к пребыванию на Марсе без скафандра, а лишь с периодически применяемой кислородной маской, как при восхождениях на Эверест.

— До 20 миллиметров ртутного столба все не так уж плохо, — заметила Ханка.

Беатрикс Тайц утвердительно кивнула.

— Верно. Проблема в том, что на Марсе атмосферное давление около 5 миллиметров ртутного столба. Кстати, откуда ты знаешь про 20 миллиметров?

— Просто, это давление на высоте 25 километров над землей. Я участвовала в тестах.

— Тесты компании «Dinotopos Ltd»? — предположила Трикс.

— Да. За это неплохо платили и, кстати, это было познавательно. Я многое запомнила. Например, что 5 миллиметров ртутного столба, все-таки, капельку выше, чем TPOW и, значит, если добавить упругость кожи, то задачу голого марсонавта можно решить.

— Черт меня побери, если я что-то понял, — признался Эрик Лафит.

Ханка ласково погладила его по спине, и сообщила:

— TPOW — тройная точка воды. Крайняя точка температуры и давления, в которой вода может существовать в трех фазах: пар, жидкость, лед. При нуле Цельсия и давлении не меньше, чем четыре с половиной миллиметра ртутного столба. Если давление ниже, то жидкая вода невозможна. Она или замерзнет, или вскипит и испарится.

— Так, — сказал он, — но при чем тут голый марсианин?

— Голый марсонавт, — поправила она, — при том, что под кожей у живых существ — вода, точнее, водный раствор, который должен оставаться жидкостью.

— Но, — заметил Эрик, — тогда получается, что при 5 миллиметрах ртутного столба этот марсонавт должен быть охлажден до нуля по Цельсию.

— Не совсем, — сказала Ханка, — упругость кожи добавляет чуть-чуть давления, хотя, это детали. В 25 километрах над Землей вода кипит при 20 Цельсия. Ты уже знаешь, как я выгляжу, охлаждаясь до такой температуры.

— Не очень хорошо, — ответил он.

— …Не так плохо! — возразила она, — Но на Марсе даже на дне глубоких долин-каньонов давление лишь 10 миллиметров ртутного столба, а вода закипает ниже 9 Цельсия. Это соответствует земной высоте 29 километров. Вот там очень плохо. Хотя, как говорили ученые из исследовательской команды, если генетически запрограммировать кровь со свойствами антифриза, то проблема решится.

Трикс снова кивнула, и пояснила:

— Примерно такая серия экспериментов проводилась на мышах: модификация, которая добавляет в кровь глицерин или фруктозу. Этот механизм есть в природе у некоторых бабочек, пчел, и лягушек. Но мышам потребовались добавочная генная модификация: активные мембраны печени, чтобы не отравились специализированные клетки. И еще: форсаж сердца для перекачки такой крови, вязкой как сироп. В общем, как обычно, на практике получилась матрешка из вложенных проблем. И все-таки, ученые обещают в новой серии действующий прототип мыши-марсонавта. Такая мышь сможет обойтись вообще без кислорода, используя анаэробную утилизацию фруктозы.

— Слушайте! — вмешался журналист, — А может, проще терраформировать Марс?

— Проще не пижонить, — строго сказала Трикс, — это касается и Эвереста, и Марса. Надо работать в дыхательной маске, полностью охватывающей лицо, как при дайвинге, и не стремиться перекроить человека — в полноценного марсианина. Такую рекомендацию я заявила на семинаре в Фамагусте, когда был сбор мнений.

Эрик Лафит похлопал в ладоши, и повторил вопрос в немного иной формулировке:

— Слушай, Трикс, по-твоему, что, терраформирование Марса вообще невозможно?

— Это возможно, — ответила она, — но чтобы поднять на Марсе давление хотя бы до 20 миллиметров ртутного столба, надо увеличить там атмосферу в четверо: добавить 75 триллионов тонн газа. Это примерно как масса всей воды Каспийского моря.

— Тогда непохоже, что это возможно, — констатировал он.

— Тем не менее, Эрик, это возможно, как минимум двумя способами. Но оба требуют некоторого развития ядерно-энергетических технологий, уже понятно какого. А пока марсианская миссия предполагается как… Ознакомительная, что ли.

— Даже если ознакомительная миссия, все равно это классно! — высказалась Ханка. Ее отношение к астронавтике, как заметил Эрик, было неизменно романтичным.