Готова на все (СИ)

Глава 14

Кортеж остановился у входа в университет, и участники похорон бойко сыпанули через широкий холл к двери университетской столовой. Эля пристроилась в уголке длинного, составленного из нескольких стола, во главе которого декан и зав, чуть не отпихивая друг друга, наперебой усаживали американца. Нарезающего вокруг них круги Грушина оба принципиально игнорировали.

— На, тяпни, полегчает, — старый столовский стул тяжело заскрипел и усевшаяся рядом Светлана Петровна по-хозяйски сунула Эле рюмку водки.

Холодно-жгучая жидкость ухнула в горло, разливая по телу долгожданное тепло. Эля почувствовала как с утра издерганные, звенящие от напряжения нервы обволакивает анестезирующим слоем отчуждения. Как будто Эля оказалась внутри невидимого кокона, мгновенно отгородившего ее от всех проблем невесомой стеной. Она кинула в рот кусок колбасы и с отстраненным любопытством принялась наблюдать, как помогая себе отчаянными взмахами рук, кивками, движениями плеч, кажется, даже вертя бедрами на манер восточных танцовщиц, декан с завом пытаются что-то втолковать американцу. Бен Цви вежливо, но непонимающе улыбался. Тяжело отдувающийся декан откинулся на спинку стула.

В навалившейся на нее хмельной благостности Эля приподнялась, готовая прийти ему на помощь.

Цепкие короткие пальцы ухватили ее за запястье.

— Сиди, альтруистка хренова! — пробубнила профессорша сквозь плотно набитый рот. При этом она не отрывала глаз от тарелки, казалось, ее не интересует ничего, кроме истекающего прозрачной слезой холодца, — Пусть сами попросят.

Шарящий взор декана уперся в их край стола, в нем мелькнула искра надежды:

— Светлана Петровна! — бойким фальцетом, перекрывшим пока еще слабый, сдерживаемый печальным поводом застольный гул, возопил декан, — Вы ж у нас английским владеете! Помогите, а то мы что-то никак с американским гостем не столкуемся.

Светлана Петровна солидно отложила в сторону ложку, смачно обтерла губы салфеткой… но вместо того чтобы встать и направится на другой конец стола, ехидно процедила:

— Ну знаете, Олег Игоревич, наверное, даже у нашего президента личный переводчик — все-таки не профессор. — вновь взялась за ложку и невозмутимо принялась вылавливать кусочки мяса из прозрачного желе.

— И правильно, чего ж нам Светлану Петровну беспокоить! — прогудел зав, безуспешно пытаясь придать своему басу некоторый оттенок подхалимажа, — У нас вон, молодые кадры, Элина Александровна есть!

— Что ж, попросим Элину Александровну, — благодушно кивнул головой декан, — Просим, Элина Александровна, просим! — казалось, он сейчас еще и разразится аплодисментами.

— Вот теперь иди, — продолжая ковыряться в холодце, буркнула профессорша, — Учти, американец сейчас — твой главный козырь.

«Главный козырь», он же «гробоносец» Бен Цви просветлел при ее приближении и радостно вскочил навстречу. Подхватил бесхозный стул. Усадил, почти затолкал на него Элю, и одним сильным движением придвинул к столу, вклинив в узкую щель между собой и удивленно охнувшим деканом. Эля почувствовала себя пойманной в ловушку.

— Почему вы сели так далеко? — американец навис над ней, делая ощущения захлопнувшейся западни непреодолимым, — Нам о многом следует поговорить!

— Сейчас с вами хотели бы поговорить наш декан и завкафедрой, — торопливо «перевела стрелки» она. Тем более что начальство уже бубнило ей прямо в уши, словно безнадежно глухой:

— Элечка, вы объясните этому, что мы рады его видеть у нас… — повизгивал декан.

— …Аж из штанов выпрыгиваем, — гудел завкафедрой.

— …И пускай он не сомневается, факультет закончит исследования Савчука…

— Кафедра и сама справится…

— Что они могут мне сказать? — невозмутимо кивая в ответ на их двухголосье, поинтересовался американец у Эли, — Что счастливы меня видеть и клянутся закончить исследования в срок?

— Вы знаете русский, — сказала Эля.

— Я знаю людей, — философски уточнил американец, — А с вами я хотел бы обсудить результаты, которые успел получить покойный профессор.

— Что он там трындит? — нетерпеливо подергал Элю за рукав завкафедрой.

— Хочет посмотреть материалы Савчука, — не углубляясь в подробности, ответила Эля.

— Здорово придумал! Прихватит и уволочет все к себе в Штаты, только мы те грантовые денежки и видели! — зав тревожно всколыхнулся всей своей огромной тушей, словно боевой слон на дыбы встал, — Эля, ты не вздумай ему ничего показывать!

— Что она может ему показать? — поинтересовался сзади заплетающийся голос. Эля оглянулась.

По Грушину хмель ударил гораздо сильнее, чем по ней. Зажав на треть налитый водкой граненый стаканчик в кулаке, будто гранату, пошатывающийся Грушин доковылял до американца, споткнулся и повалился, цепляясь за плечо Бена. Лицо Цви закаменело, он повел плечом, надеясь стряхнуть Грушина. Ноги у того подкосились, и он почти повис на американце:

— Элина то, Элина се… — жгучее от водки дыхание Грушина пыхало брезгливо отстраняющемуся Цви в ухо, — Савчук бухтел, теперь эти туда же… — он махнул зажатым в кулаке стаканом, оросив декана и зава мелкой водочной капелью, — Кто она вообще такая, эта Элина? Мы. Ны. Сы. Младший научный сотрудник. Эксперименты она ведет… А график срывает, да! Сама мне сегодня призналась! — с пьяной убедительностью объявил Грушин, — Младшие научные срывают эксперименты, когда есть докторанты, — в приступе безнадежного отчаяния Грушин пару раз стукнулся головой о плечо американца. Тот старательно отодвигался, пытаясь или стряхнуть повисшего на нем докторанта, или выбраться из-под него. Но Грушин держался цепко, локтем отпихивая кинувшегося на помощь американцу зава.

Эля задохнулась от бешенства. Грушин, скотина! Нет, сама виновата! Знала же, что при нем ни одного лишнего слова произносить нельзя! Достаточно вспомнить, какие сплетни он о шефе распускал!

— График полностью соблюдается, кроме сегодняшнего дня, но это ничего страшного, я вполне укладываюсь в сроки эксперимента… — сердясь на себя за этот лепет и в то же время во что бы то ни стало стремясь оправдаться, начала Эля.

— Какого эксперимента? — быстро и зло спросил декан.

— Чего там Савчук экспериментил? — рявкнул зав, прекратив отдирать Грушина от американца. Докторант снова завладел плечом гостя, приникнув к нему, как потерпевший кораблекрушение к обломку доски.

Эля подалась назад под сдвоенным жадным взглядом начальства. Дернулась, потому что третий, такой же жадный взор, как раскаленную спицу, воткнул в нее Бен Цви. Даже о болтающемся на нем Грушине позабыл.

Эля сердито выпрямилась. Давала же себе слово не трусить!

— Действительно, почему все вопросы ко мне? — старательно собрав в кулак все свое мужество, поинтересовалась она, — Вон, с Грушина спрашивайте, раз он «фактически заместитель» Савчука. А я всего-то младший научный. Вот разберетесь… То есть, появится у темы новый руководитель, я его познакомлю со всеми имеющимися у меня материалами, и уже от его имени буду разговаривать с фондами, — между собой деритесь, между собой, нечего ее втягивать. Эля совершенно не собиралась сейчас и тем более таким открытым текстом заявлять свою позицию, но хмель бродил в крови, а заинтересованный взгляд американца пугал и одновременно заставлял ее чувствовать себя непривычно важной, нужной, значительной.

Взгляд американца так и остался заинтересованным. На лице завкафедрой промелькнула ошарашенность, потом задумчивость, а потом проступило одобрение. Похоже, он даже хотел потрепать Элю по плечу, но сдержался. Отвернулся и прицельно, с многообещающей миной вперился в декана. Зато декан — даже сквозь вызванную водкой расслабленность Элю снова пробрал озноб — декан смотрел на нее с настоящей, неподдельной ненавистью.

Чего это он? Неужели уверен, что зав непременно побьет его в драке за савчуковское наследство? Нет, завкафедрой у них, конечно, потяжелее будет, но ведь не на кулачках же они драться собираются?

Эля судорожно схватилась за зашедшийся трелью мобильник, лишь бы как-то уклонится от этого тяжелого, давящего взгляда.

— Выйди ко мне, — глухим, потусторонним шепотом прошелестела мобилка ей в ухо, — Выйти… — вздохнул угасающий голос.