Готова на все (СИ)

Глава 34

— Моя Элли, — приподняв голову, прошептал Александр ей на ухо и скатился с нее, вольготно раскинувшись рядом на ковре. Его рука осталась по-хозяйски лежать на ее груди.

Ей полагается умилиться? Сравнить его достоинство с причиндалами Трусливого Льва? Или он предпочитает чувствовать себя Железным Дровосеком? Она резко села, сбрасывая его руку.

Он чуть приподнял голову — и его рука тут же принялась оглаживать ее ноги.

Она завозилась, вытаскивая из-под себя одежду. Блейзер на голое тело не натянешь, и она снова накинула шубу, тщательно запахнувшись.

— Тебе все еще холодно? — лениво спросил он.

— Нет, — коротко бросила она. Даже излишне горячо, с легким отвращением подумала она. Надо бы в ванную сходить.

Он повернулся к ней:

— Что-то не так?

— Все прекрасно, — отрезала она. В душе царила неприятная гулкая пустота. Со случайным мужиком! Хуже того, со случайным эсбеушником. После одного-единственного свидания — ведь нельзя же считать свиданиями допросы? На форде прокатил, в ресторане накормил — считай, твоя? До чего она докатилась! Докаталась! Правда, он еще ее вроде как спас… Может, хоть это ее слегка оправдывает? Она прислушалась к самой себе — нет, не оправдывает.

Она встала, убрала с ковра сапоги — на светлом ворсе остались темные пятна. Вот тебе и грязный секс. Никогда не знала, что это такое, теперь знает. Грязный секс — это когда утром ковер придется отмывать.

Подняла и расправила скомканные колготки, перебросила через руку блейзер. Остановилась. Подсунула его под свет лампы. Рукав был оторван. Не просто по шву, а выдран с мясом. В изуродованное плечо врезалась узкая треугольная прореха. Сдерживаемые слезы покатились у Эли по щекам. Не удержавшись, она тихонько всхлипнула.

— Элли, ты чего? — Вставать ему явно не хотелось, но он все же подобрал ноги и сел. Потом с недовольным видом поднялся, — Я тебя обидел?

Она досадливо дернула плечом — она ничего, и он ее не обидел. Ее жизнь обидела и это безнадежно, потому что жизнь — она ведь даже извинения не попросит. Последняя приличная вещь приказала долго жить.

— Ого, какая дырища! — хмыкнул он, — И ты из-за этого плачешь? Нашла из-за чего, это у тебя что, последний пиджак?

Нет, она сама его сейчас обидит, мало не покажется!

— Представь себе, — зло буркнула Эля, стряхивая слезы.

Она пошла к гардеробу — завтра по дневному свету посмотрим, вдруг еще что-то можно поправить… Он потащился следом:

— Ну и фиг с ним, не расстраивайся, малыш! Достану я тебе, даже лучше! Я смотрю, у тебя вообще со шмотками негусто, — бесцеремонно заглядывая к ней в шкаф, заявил он, — Вот уж если ты мне скажешь, что тебе нечего одеть, я поверю — чистая правда!

Ну какая скотина! Кем он себя воображает?

— Ничего, эту проблему мы решим, я договорюсь…

Договорится он! Он не Железный Дровосек и даже не волшебник Гудвин, а фея Стелла, повелительница Болтунов. С кем она связалась? Она решительно захлопнула гардероб — нечего запускать свои шпионские глазенапы куда не просят.

Александр обнял ее сзади, она высвободилась.

— Тебе в родной конторе не попадет, если узнают, что ты с подозреваемой спал? — стараясь, чтобы ее голос звучал насмешливо, спросила она.

— Во-первых ты пока считаешься свидетельницей, а во-вторых, я с тобой еще не спал, — он длинно, со вкусом зевнул, — Я с тобой пока еще только любовью занимался. Будут цепляться — скажу, что в оперативных целях. Для наружного наблюдения и так специалистов не хватает, а тут я за тобой сам присмотрю, в непосредственной близости, — близость стала совсем уж непосредственной, он притиснул Элю к себе, наскоро куснул в шею и отошел. Поднял свои брюки и принялся невозмутимо рыться в карманах. Одеваться он совсем не торопился.

Эля осталась на месте. Прояснившимся разумом она наконец сообразила, почему тот спортивный парень рядом с жеванным следователем улыбался ей такой смущенной улыбкой и почему его физиономия показалась ей такой знакомой. Потому что она уже видела его — в маленьком кафе, где они сидели со Светланой Петровной, и где их нашли разъяренные декан и зав. Спортивный парень у барной стойки, ей все казалось, он рассматривал ее поверх своего коктейльного бокала! Прямо пойдешь — на мента попадешь, направо пойдешь — эсбеушника найдешь, а если уж, не дай бог, надумаешь налево сходить… Она безнадежно поглядела на копающегося в карманах Александра.

Она никогда больше не сможет говорить, что других мужчин, кроме мужа, у нее не было. Глупость, конечно, для современной женщины, но почему-то ей всегда казалось это важным. И вот теперь это важное ушло, пропало навсегда и ради чего? Ради проводящего свою операцию наглого мужика из ведомств, решившего получить все в одном флаконе: и дело раскрутить, и собственный член порадовать?

Он повернулся к ней, держа в руках вытащенную из кармана пачку сигарет:

— Можно я закурю? А то мне еще с погони курить охота и все никак.

— Ты с ума сошел, — думая о своем моральном падении, автоматически ответила она, — При ребенке?

И подняла голову, привлеченная воцарившейся вдруг неожиданной, мертвой тишине.

Он стоял, будто враз окаменев, не шевеля ни единым мускулом, так и застыв с пачкой сигарет в руках. Даже в полутьме комнаты было видно, какими большими и круглыми стали его глаза.

— Какой еще ребенок? — наконец одними губами спросил он.

Она пожала плечами и кивнула на диван у дальней стены, теряющийся во мраке, еще более густом из-за тусклого света ночника. Там, прикрытый от глаз журнальным столиком, безмятежно дрых Яська.

— У тебя там ребенок? — недоверчиво переспросил Александр и сделав вперед несколько осторожных шагов, вытянул шею, заглядывая за край столика, — Мы занимались сексом при ребенке? — он бросил сигареты на стол и заметался по комнате, торопливо натягивая на себя рубашку.

— Я всю жизнь занимаюсь сексом при ребенке, — равнодушно пожала плечами Эля. С того момента, как они привезли Яську из роддома, он спал в одной комнате с родителями, и они с Виктором много чего умудрялись делать, пока он спит: работать, телевизор смотреть, заниматься любовью на скрипучем продавленном диване или вот этом самом ковре… Видит бог, она не собиралась приводить сюда другого мужчину! — Ты не волнуйся, он если уже уснул, пушками не добудишься.

— Слушай, давай на кухню пойдем! — взмолился уже полностью одетый и растерявший всю радостную самоуверенность удовлетворенного самца Александр, — Ты, может, и привыкла, а я себя извращенцем чувствую!

Ни слова ни говоря, Эля направилась на кухню. Также молча водрузила чайник на огонь и села. Александр устроился напротив, вытащил сигарету и поискав глазами, прихватил с подоконника пепельницу.

Эля торопливо отвернулась. Это была пепельница Виктора и ею уже полгода никто не пользовался, даже Светлане Петровне она давала другую. Яська засыпал, и вот точно также она сидела напротив Виктора — и дымок его сигареты вился и чайник шумел успокаивающе, и все было хорошо, и не было этого вечного чувства беспомощности и страха за Яську. Чего бояться, если рядом твой мужчина, и там, где ты сама не справишься, то уж он-то совладает с любой бедой, поможет, спасет, защитит и решит все проблемы.

Виктора больше нет на этой кухне, он далеко. Ему дела нет до их с Яськой проблем, ему, наверное, и своих хватает.

Сидящий на его месте другой мужчина был близко, но проблемы у него тоже были только свои. Пусть бы он уж их поскорее решил — и ушел. Она готова ему во всем помогать. Что же делать, если их многочисленные и важные мужские проблемы — Александра, отца, декана с завом, даже заокеанского Бена Цви — никак не решаются без Элиного участия. Значит, она должна быстренько все их проблемы уладить — и может тогда они оставят ее в покое?