Готова на все (СИ)

Глава 22

Reasonable job at sweet home*

Слегка подволакивая ноги от внезапно навалившейся усталости, Эля потащилась в комнату.

Сзади послышался частый перетоп маленьких ножек — прихлопывая тапочками, Яська, как всегда, на скоростях несся из туалета. Эля — тоже как всегда — скосилась на отцовскую дверь. Вот уж сейчас точно лучше отца не раздражать — чем черт не шутит, Светлана Петровна дама решительная, вдруг у нее что и выйдет? Профессорша человек нейтральный, может, она заставит отца задуматься о выгоде разъезда, а не просто сатанеть от ярости, что его личное имущество — мать и дочь — вдруг осмелились хотеть чего-то для себя и противиться его высочайшей воле. Избавиться одновременно и от Эли с Ясем и от бабушки, зажить с новой супругой совершенно отдельной, свободной от обязательств жизнью, и не потерять на этом ни копейки — неужели он действительно откажется от такого выгодного предложения?

Эля торопливо распахнула перед Ясем дверь и впустила его в комнату. Ясь вскинул голову, поглядел Эле в лицо и испуганно поинтересовался:

— Мама, ты плачешь? Мама, что случилось?

Эля торопливо смахнула клубящиеся под ресницами слезы, шморгнула носом и улыбнулась Яське:

— Ничего не случилось, маленький, — фальшиво бодро объявила она, — Бывает иногда — становится вдруг грустно, и слезы капают. А на самом деле ничего страшного!

Ясь сосредоточенно задумался, взвешивая ее слова на каких-то своих внутренних весах. Наконец, словно соглашаясь, кивнул и ткнул себя пальчиком в уголок глаза:

— У меня вот тут тоже слезинка! Наверное, я очень грустно писал?

Эля хмыкнула. Бабушка, лежащая на диване с Яськиным «Карлсоном» в руках, испытующе поглядела на Элю поверх книги:

— Где Светлана Петровна?

Эля дернула подбородком в сторону разделяющей квартиры стенки.

— Что она там делает? — изумилась бабушка.

— То, что нам не удалось — пытается его уговорить разъехаться.

На бабушкином лице проступило странное, двоякое выражение:

— Неплохо, если б у нее получилось, — пробормотала она и с тут же прорвавшейся досадой воскликнула, — Но я не понимаю, почему все думают, что могут повлиять на моего сына лучше, чем я?

— Может, потому что так оно и есть? — пожала плечами Эля.

Бабушка уставилась на Элю не по-доброму. Назревающий скандал прервал Ясь. Остановившись возле дивана, он слегка боднул бабушку головой в плечо, заставляя подвинуться, деловито забрался ей под бок и возмущенно проворчал:

— Бабушка, ты чего лежишь без дела? Ты читай давай!

— Нахаленок маленький, весь в маму, — тоже проворчала бабушка, послушно возвращаясь к очередным деяниям Карлсона на родной крыше.

Эля опустилась на диван, пристально разглядывая стену между их двумя квартирами. Что там происходит сейчас? Отец очень взбесился, когда понял, зачем пришла Светлана Петровна? И чем закончится их разговор?

Телефон на книжной полке пронзительно заверещал. Эля потянулась к нему и тут же испугано отдернула руку, прекрасно зная, что по другую стороны стены, в отцовской квартире, сейчас заходится звоном параллельный аппарат. Брать трубку? А если это отца? Что ей, бежать в ту квартиру с криком: «Папа, тебя к телефону!» Господи, да еще с месяц назад она именно так и бегала. Но сейчас, когда отец от ненависти к ней на тряпочки исходит? Не брать? А если это ее и что-то важное? Отец же опять ее не позовет…

— Ты будешь отвечать или как? — не интересуясь Элиными мучительными рассуждениями, раздраженно спросила бабушка.

А, черт бы побрал эти две спаренные квартиры и расчудесную совместную жизнь, в которой даже телефонный звонок превращается в проблему! Эля сорвала трубку с трезвонящего аппарата.

— Да! — рявкнула она в микрофон.

В трубке послышался второй, крайне раздраженный голос. Отцовский голос:

— Да! Слушаю вас!

Звонивший настороженно помолчал, ошеломленный изобилием отвечающих ему голосов, потом неуверенно попросил:

— Элину Александровну, будьте любезны…

С отцовской стороны телефонного провода воцарилось очень короткое молчание, а потом в телефоне коротко клацнуло, словно с той стороны трубку яростно швырнули на рычаг.

Эля безнадежно вздохнула:

— Да, это я, Олег Игоревич…

— Замечательно! — возрадовался декан.

Ничего себе, замечательно! Главное, вовремя очень. Отец получил новый повод для гнева. А-а-громадное подспорье Светлане Петровне в переговорах о продаже. Ну вот какого черта названивать? В кафе не все сказал?

— У нас с вами так и не получилось спокойно переговорить наедине. Я понял, что Константин Михайлович и впредь намерен вмешиваться в каждую мою попытку с вами побеседовать, а вы ведь знаете, какой упорный человек ваш завкафедрой. Надеюсь, телефонные разговоры он прослушивать не умеет, — декан громко хмыкнул, приглашая Элю посмеяться его шутке.

— Хе-хе, — Эля послушно «выдушила» сухой, похожий на кашель смешок и тяжело плюхнулась на диван. Лучше сесть, учитывая, что сейчас наверняка опять начнутся вопросы о Цви и грядущем финансировании, наследии Савчука, и необходимости нового руководства в его, деканском, и ничьем ином, лице. У, морда, и как раз когда за стеной ее судьба решается: будут они с бабушкой и Яськой жить нормальной, свободной жизнью или так и останутся в этой переполненной ненавистью и страхом квартире, боясь очередного отцовского неудовольствия. Не телефон, так что-нибудь другое, при таком количестве злобы повод выплеснуть ее всегда найдется. Права тетя Света, ой права! Если бывшая семья так сильно отца бесит — чего ж он с нами никак не расстанется? Или ему это и надо: враги, объекты для сплескивания избытка яда?

— …чрезвычайно беспокоит полностью остановившиеся работы по грантам. Совершенно ничего не делается, Элина Александровна! Создается впечатление, что кроме покойного профессора Савчука, все остальные сотрудники лаборатории всего лишь балласт, неспособный к научной активности!

Голос декан прорвался в ее раздумья, заставляя переключиться от проблем дома к проблемам работы. Наверное, это с ней самой что-то не так, раз у нее всюду одни проблемы!

— …Тогда не следует ли заменить их людьми более энергичными? Особенно в свете приезда американского представителя…

Светящийся Цви… Жене небось приходится его одеялом накрывать — чтоб по ночам не отсвечивал, спать не мешал.

— Олег Игоревич, — не слишком заботясь о нарушении субординации, перебила обличительную речь декана Эля, — У нас в лаборатории четыре штатных сотрудника. Савчук убит, Грушин похищен. Петечка Макаров трудится, как пчелка, практически в одиночку канадский грант на себе тянет! А кстати, по этому гранту Константин Михайлович на четверть ставки числится, а по немецкому — вы, Олег Игоревич. Обычно мы начальство не тревожим, но в такой критической ситуации ваша помощь была бы неоценимой.

— Не переводите разговор, Элина Александровна! Я-то вам как раз помогаю…

Это чем — нервы треплешь?

— А Константин Михайловича оставьте в покое, он и так занят!

То есть, ты не хочешь, чтоб конкурент к грантам совался.

— …Вы за себя отвечайте! — продолжал выступать декан, — Вы упоминали график экспериментов — он соблюдается?

— Никак нет, эксперименты приостановлены, сейчас я работаю с литературой, — спокойно сообщила Эля. Идеальная формулировка — «работаю с литературой» — поди поймай, если даже и врешь. На диване с книжкой сидела? Сидела! Значит, работаю.

Но декан тем не менее возликовал:

— Вот! И что же такое вы себе позволяете…

— …Но если вы свяжетесь с руководством ракетного завода, чтобы мне восстановили допуск в их лабораторию, эксперименты можно возобновить, — все также невозмутимо продолжила Эля. Вас бы, Олег Игоревич, с папашей моим познакомить, на предмет повышения квалификации в повседневном пакостничестве. Тот молчит-молчит, потом раз: гадость делает. И не догадаешься никогда, что задумал. А вы трепитесь много. На лабораторское тунеядство столько уже намеков было, что только слепо-глухо-немая кретинка не догадалась бы подстраховаться. А заодно и Петьку Макарова, единственного более-менее нормального человека в нашей шарашке, прикрыть.

— Почему не пускают? — сбитый с обличительного пафоса, слегка растерянно поинтересовался декан.

Хоть он и не мог ее видеть, Эля пожала плечами:

— Я туда на днях поехала поработать, — подчеркнуто надавила голосом она, — Меня на проходной завернули. Вход только для постоянных сотрудников, все временные пропуска аннулированы. У них внеплановая проверка с самого верха, от киевской Службы Безопасности. Ищут что-то. Завод лихорадит, в конструкторских бюро паника, народ срочно уничтожает внеплановую документацию. Как бы они наш журнал экспериментов под горячую руку не истребили, хотя тоже не беда, у меня в компьютере копия есть.

В трубке повисло долгое, какое-то мучительное молчание. Эля вдруг сильно пожалела, что они разговаривают по телефону и она не может видеть лица декана. Ей показалось — нет, она была почти уверена! — что факультетское начальство сильно и остро напугано.

— Что ищут, не знаете? — явственно дрогнувшим голосом спросил декан.

— Не-а. Да мне и про проверку знать не положено: парни из КБ по дружбе на ушко шепнули, — доверительно сообщила ему Эля.

— Шепнули, так и помалкивайте, и про копию журнала тоже. Совсем ваше поколение разбаловалось, никакого понятия о секретности, — неожиданно грубо буркнул декан и снова замолчал так надолго, что Эля уже решила — телефон отключился, — А вы молодец, Элина Александровна.

— Что, простите? — обалдев от неожиданности, переспросила Эля.

— Ах, женщины, любите вы комплименты слушать, — тон стал приторно-нежным, каким он обычно говорил лишь в ректорате, — Что ж, повторю, вы — молодец. Талантливая, упорная женщина, студенткой были способной, языки знаете, заграницей учились, диссертацию замечательную написали — не сомневаюсь, скоро из ВАКа подтверждение на кандидатство придет…

Начальство, родное, ты чего? Совершенно растерянная Эля плотнее прижала трубку к уху. Что это он вдруг сахаром потек? Только сейчас узнал обо всех ее необыкновенных достоинствах и враз впечатлился?

— Но что мне в вас больше всего нравится — вы правильно оцениваете свои и чужие возможности! Савчука в свое время в научные руководители выбрали, поняли, что именно с ним ваш потенциал раскроется во всей полноте. Теперь снова надо делать выбор, и снова правильный, Элина Александровна! Надеяться самой возглавить гранты — это, безусловно, нонсенс…

— Я никогда и не собиралась…

Но на сей раз декан не позволил себя перебить:

— Но в чем-то вы и правы. Положение младшего научного действительно не соответствует вашим возможностям, — декан секунду помолчал, словно давая Эле приготовиться к его предложению, — А как вы смотрите на то, чтобы занять должность Грушина? Старший научный сотрудник, вполне престижно, и зарплата побольше. За годик подготовите пару методических разработок — и можно будет смело утверждать звание в ВАКе.

Эля почувствовала как челюсть у нее отваливается ниже микрофона трубки:

— А Грушин… как же? — только и смогла пролепетать она, — Это ж его должность.

— Ну-у, назначим вас пока «и.о.», а там поглядим по ситуации.

— Вы думаете… похитители не вернут Грушина? Он совсем пропал?

— Элина Александровна, вы серьезный ученый, а такую мелодраму нагнетаете! — укоризненно протянул декан, — «Похитители… совсем пропал…». Грушину самому следовало думать! Разве совместимо с высоким долгом ученого бросить служебные обязанности, срочную работу, людей, которые на него рассчитывали, и вот так безответственно позволить себя похитить?

«Человека проще всего съесть, когда он в отпуске или болен», — вспомнилось Эле. Или когда его похитили. И съесть Грушина предлагалось именно ей. Да за кого, собственно, декан ее принимает? Элю ощутимо замутило, во рту появился гадостный привкус, словно жевать Грушина ей приходилось в прямом смысле слова. Она снова рассердилась — уже не на декана, а на себя. Вечные интеллигентские штучки! Некрасиво, видите ли, непорядочно. А Грушин вел себя с ней порядочно? Между прочим, он бы ни минуты не колебался, получи подобное предложение. Захарчил бы не задумываясь, только на зубах чвякнуло.

— От вас, Элина Александровна, в вашей новой должности, я ожидаю ответственности и здорового рационализма, которые наш факультет всегда стремился привить своим выпускникам. Ну и, конечно, взаимопонимания. С коллегами. Со спонсорами. С новым научным руководством грантов…

Так, гражданин начальничек, все понятно! Опять завывания из серии: «Открой, открой тайну клада!». Отдай материалы Савчука, отдай гранты. Прав, как ни странно, был похищенный Грушин: с собственной защиты и по сей день ничего их декан интересного для научной общественности придумать не смог. А хотелось! Признания, публикаций, международных конференций, грантовских зарплат за научное руководство, наконец. И единственный шанс это получить — подобрать за Савчуком, занять место покойного. И если для этого надо перейти от кнута к прянику и просто купить Элю на корню — вместе с наработками по грантам, тремя языками и знакомствами в фондах — отчего же и не купить?

Гордитесь, Элина Александровна. Добились, чего хотели. Оценили вас. Уважили. Работать с деканом, конечно, будет невыносимо, но ведь и с завкафедрой не лучше. Зато декан первый додумался перестать угрожать, а просто предложить взятку. Так что берите новую должность и отдавайте материалы, а про всяких Грушиных не думайте, для интеллигентских вывертов не место и не время. У вас ребенок на руках, вам карьеру делать надо.

И от этих вполне разумных мыслей Эля стала сама себе невыносимо противной. Ну почему такие как Грушин, декан, или папаша ее, почему они гадость делают — и им приятно! Победителями себя чувствуют: ловкими, хитрыми, предусмотрительными мастерами высокой интриги. И своей цели добиваются, и еще удовольствие по ходу дела получают! А она еще ничего даже не сделала, ничего пока не добилась — и ей уже противно!

— У нас образовалось взаимопонимание, Элина Александровна? — продолжал с ласковой настойчивостью журчать декан.

— Образовалось, — ненавидя саму себя, мрачно пробурчала Эля. Взаимопонимание с деканом представилось ей гнойным прыщом. На заднице.

— Вы понимаете, что чем скорее я получу все, повторяю, абсолютно все материалы по грантам, тем скорее мы сможем определить на какой стадии остановилась работа, а значит — тем скорее сможем ее продолжить.

Монотонное шелестение его круглых слов напоминало шорох трущихся друг о друга жуков-вонючек.

— Хорошо, — так же монотонно согласилась Эля, окончательно сдаваясь. Пусть будет как будет, нет у нее больше сил. — Все материалы в компьютере, завтра можем посидеть, разобраться, я вам все объясню.

— В компьютере? — растерянно переспросил декан, — В вашем компьютере? Я могу подъехать к вам.

Эля вяло удивилась:

— Подъезжайте, конечно, буду рада. Но вообще-то все в университетском компьютере. Я сниму для вас пароль.

— Пароль — замечательно, — задумчиво пробормотал декан, — Но, боюсь, наше взаимопонимание все-таки не совсем полное. Давайте говорить открытым текстом, Элина Александровна. Меня не устраивает частичная информация, меня не устраивает получить только то, что хранится в университете. Для успешной работы мне нужно абсолютно все!

— А там и есть — все, — равнодушно вздохнула Эля. Ну что ему еще надо? Да он пока и с этими тремя грантами разберется — пупок развяжется.

— Все? — с сомнением переспросил декан.

— Все, — подтвердила Эля, — Во всяком случае, ни о каких других материалах я понятие не имею.

— Вы уверены, Элина Александровна? — жестко потребовал декан. — Уверены, что не совершаете ошибку? Было бы неразумно с вашей стороны исключить какую-то часть материалов, — он помолчал и в молчании его явственно слышалось предостережение, — Или передать их кому-то другому.

Совсем мужик стыд потерял. Так все под себя подгрести охота, так боится, чтоб зав чего не перехватил, что даже перед подчиненной позориться не стесняется. А потом пожалеет о своей несдержанности и начнет ставить ее на место — отыгрываясь за мгновение своей зависимости от Эли, за необходимость ее подкупать и уговаривать. Нет, ну как она с ним работать будет, с таким?

— Ну хорошо, — тем же тоном, что и в кафе, выдал декан — то ли согласился, то ли отложил неприятный разговор. — Мы еще обсудим.

Во зануда! Бормашина ходячая! Прыщ на заднице!

— Когда мне завтра подъезжать? — покорно поинтересовалась Эля.

— Э-э, — с сомнением протянул декан, — Даже не знаю, у меня завтра много работы. — из голоса исчез весь напор, словно он в одно мгновение потерял интерес к предмету их разговора, — Я посмотрю, как у меня сложится и позвоню вам, когда мне будет удобно.

— Но у меня ребенок… из садика забирать… — попыталась пояснить ему Эля, но из трубки уже неслись короткие гудки.

Так и есть, уже начал. Рассчитываться и ставить на место. Эля повертела трубку и бросила на рычаги.

— Что он от тебя хотел? — настороженно поинтересовалась бабушка, отрываясь от «Карлсона».

— Как тебе сказать… В принципе, того же, что и вся наша братия: денег и научного признания, — задумчиво пробормотала Эля. Она не совсем понимала, что она сделала неправильно — может, восторга недостаточно выказала? — но чувствовала, что и на сей раз факультетское начальство осталось ею недовольно.

Телефон зазвонил снова. Эля испуганно поглядела на него и поторопилась схватить трубку. Неизвестно, как отреагирует отец, если они снова подойдут к телефону одновременно.

— Ну, Элька, и здорова ты языком чесать! — густой бас завкафедрой гудел так, что даже пластиковая мембрана трубки, казалось, ощутимо вибрировала у Эли под ухом, — Телефон у тебя — чисто Смольный, тридцать минут наяриваю, пробиться не могу! С кем можно столько трепаться?

— Да так… — промямлила Эля.

— «Так!» — передразнил зав, — Вот потому у тебя по грантам дело и встало вмертвую, что треплешься много, а научного руководителя — по заднице дать и работать наладить — нету. Ладно, раз все равно на телефоне висишь, и со мной уж поговори. А то как я с тобой слово сказать пытаюсь, так Олег Игоревич тут же нарисовывается — хрен сотрешь. Вот и звоню — авось прослушку на твой телефон наш декан еще поставить не догадался, — и он захохотал, предлагая Эле присоединиться к веселью.

Эля присоединилась. Щекочущее нервное хихиканье всплыло из глубины желудка, и она зашлась неудержимым, обессиливающим хохотом, всхрюкивая и в изнеможении откидываясь на спинку дивана.

Ой, Господи! Ой, какие ж вы одинаковые! Ой, не могу!

* Соответствующая работа в милом доме