Готова на все (СИ)

Глава 19

Крохотный зал действительно оказался заполнен. У бара высокий, спортивного вида молодой парень скучающе разбалтывал соломинкой коктейль. Поверх бокала он бросил на вошедших быстрый взгляд, но Эля смотрела не на него. У другого конца стойки над бокалом «Кровавой Мери» восседал мужичок средних лет и откровенно американистого вида. Такой был бы вполне уместен в баре Оклахомы или Невады: середнячок-неудачник, вечный банковский клерк, начавший и закончивший карьеру в одной и той же должности и за одним и тем же столом. Или университетский лаборант, всю жизнь подключающий одни и те же приборы и увлеченно моющий одни и те же пробирки. Здесь, в кафе Элиного родного города он выделялся, как статуя Свободы, вдруг выросшая посреди Майдана Незалежности. На Элин взгляд он ответил бодрой американской улыбкой на тридцать два зуба, так живо напомнившей Эле загадочно появившегося и не менее загадочно исчезнувшего мистера Бена Цви, что она поторопилась отвернуться. И немедленно натолкнулась глазами на пристроившегося за столиком в углу очень молоденького еврея-ортодокса в черном лапсердаке и круглой шляпе. Возя кончиками свисающих пейсов по страницам книги, юноша время от времени прихлебывал кофе и казался полностью погруженным в чтение.

Эля еще разок обежала взглядом зал. Интересно, а кто из них так шустро влетел в кафе прямо перед ними? Все трое, казалось, сидели здесь уже давно и прочно.

Колокольчик над дверью снова глухо звякнул и в кафе вдвинулся крупный, очень подтянутый мужчина. Скользнув по задержавшимся у входа женщинам равнодушным взглядом, он решительно направился через маленький зал ко второму угловому столику.

— Вон еще в центре два свободных, — буркнула Светлана Петровна, неодобрительно глядя мужчине вслед, в его по-военному прямую спину, — Остаемся? Пирожные у них на стойке очень даже ничего, ты уверена, что не будешь?

Эля кивнула, одновременно отвечая на оба вопроса: остаемся и да, уверена, потому как цена на пирожные тоже стояла неплохая.

Они разделись, нацепив шубы на вешалку у столика. Бармен, похоже, сам слегка опешивший от неожиданного наплыва посетителей, нехотя отодвинул от себя затрепанную книжку, и принес меню.

— Не торопись, сиди спокойно. Я же обещала, что отвезу тебя. По нынешней погоде будешь дома раньше, чем если б маршрутку ловила. Рассказывай, что менты говорят?

— Менты, в основном, не говорят, а спрашивают. — пробурчала Эля, делая вид, что не замечает как профессорша заказывает бармену четыре пирожных. Не скандалить же по этому поводу, может, она их сама схарчить собирается! — Спрашивают и спрашивают, и спрашивают и спрашивают… Это какой у меня допрос за эту неделю — третий или четвертый? — бармен поставил перед ней чашку. Она нервно рванула пакетик с сахаром, — Я скоро не выдержу — раз за разом одни и те же вопросы: про Грушина, про испарившегося американца, про «камуфляжников», а особенно — как это я удрать умудрилась! Заставили всю беготню буквально шаг за шагом описывать. То ли они не верят, что эти «камуфляжники» вообще были…

— Как это? — удивленно переспросила профессорша и будто-то бы невзначай перекинула одно пирожное на блюдце к Эле.

— Да так — может, я их выдумала, а Грушина умыкнула сама и теперь держу в туалете на цепи, — пожала плечами Эля. Пирожное было фантастически красивым. Съесть его хотелось зверски, Эля аж чувствовала сладкий привкус на языке — и решительно отвела глаза от кремовых кренделей и завитушек. С тех пор как она закончила университет, она всегда жила только за свой счет — и то отец все-таки посчитал возможным попрекнуть ее. Если она начнет принимать благотворительность — пусть даже от близких людей, пусть по мелочам… Она покачала головой. Отец, вон, тоже вроде, близкий, ближе некуда…

— В этой их версии с Грушиным на цепи есть слабое место — как туалетом пользоваться? — сквозь набитый рот вопросила профессорша, отирая кремовые усы салфеткой. — А какое твое второе «то ли»?

— Второе… — предположение, в запале брошенное ею в лицо «кожаному», вдруг стало приобретать в ее глазах все больший смысл. А кстати, как его хоть звать, этого кожаного «ковбойца»? Вроде он представлялся, но пробормотал свое имя и звание так быстро и неразборчиво, что Эля ничего не поняла, а переспрашивать было неудобно. Он о ней знает все, она о нем — ничего, так что полный простор для подозрений. Эля решилась. — Есть у меня мысль — только не подумайте, что я совсем рехнулась… А вдруг они меня расспрашивали, чтоб кое-кому выговор устроить: как это они, такие подготовленные и накачанные, вчетвером упустили одну несчастную научную сотрудницу со студенческой тройкой по физкультуре, — не глядя на профессоршу и вроде как небрежно разглядывая зал, одним духом отбарабанила Эля.

Ее глаза встретились с потрепанным американцем, и она с неприятным удивлением обнаружила, что тот в упор разглядывает ее — аж на табурете развернулся, чтоб лучше видеть. О черт, ну как эти потерянные на наших просторах англоговорящие путники всегда умудряются ее просечь? Вроде того израильского студента, который во всем переполненном трускавецком поезде именно к ней сунулся с вопросом: «Do you speak English?». Эля нахмурилась и подчеркнуто не глядя на американца, уставилась в свою чашку — еще привяжется, не дай бог, начнет про достопримечательности выспрашивать, а то вообще предложит скрасить ему время пребывания: «so charming evening, so charming lady…»*. Бывали уже случаи.

С темной гладкой поверхности кофе ей в ответ хмурилось ее отражение. Натуральная негритянка! Интересно, а не таким вот мухоморам американского посева, как этот, у стойки, а другим — холеным красавчикам сугубо белой расы, смуглым от здорового калифорнийского загара, — нравятся черненькие и губастые?

— Да-а, идеи у тебя всегда случались оригинальные… — протянула Светлана Петровна.

Эля вздрогнула, не понимая, отвечает ли профессорша на ее слова или на ее мысли.

— Не-ет, не может быть! — покрутила головой профессорша, — Думаешь, за тобой по коридорам… наши бегали?

— Кто в наше время нам наши, а кто «ихние»? — с философской грустью поинтересовалась Эля, — С такой беспардонной наглостью и уверенностью в собственной безнаказанности впереться в опечатанную лабораторию — кто еще это мог быть, кроме родных, отечественных ведомств?

За ее спиной открылась дверь, заставляя звякнуть колокольчик. Эля не обернулась, а сидевшая лицом к двери профессорша, задумчиво наморщив лоб, не отрывала глаз от столешницы:

— Не сходится, — решительно объявила она, — Ты у нас молодая еще, а я за свою научную карьеру с ведомствами общалась-переобщалась. Не стали бы они ни тебя, ни Грушина по коридорам ловить. Вызвали бы к себе и все дела. Все, что им надо, вы бы сами рассказали и показали, и еще бы мелко кланялись и благодарили за внимание.

— Ну, времена-то изменились, — неуверенно пробормотала Эля.

Сзади зашелестела одежда, скрипнули стулья — за соседний столик усаживались.

Даже не считая нужным возражать на Элины слова, профессорша лишь иронически хмыкнула.

— Тогда другой вариант, — после недолгого молчания объявила Эля, — «Фондовский» американец пропал одновременно с Грушиным. Вот и гадай теперь — то ли его все те же «камуфляжники» уперли, и теперь если они с Грушиным и объявятся, так исключительно на подпольном рынке органов — аккуратно расфасованные по баночкам. Или этот пропащий Цви уже давно увез нашего Грушина в секретные лаборатории ЦРУ.

— Тогда это точно операция наших спецслужб — после Грушина от тех лабораторий мало что останется, — снова хмыкнула профессорша, — Разве что Грушин им в качестве подопытного понадобился.

Бармен, окинул взглядом крохотный зальчик, все до единого столики в котором вдруг оказались заняты, удивленно пожал плечами. Опять отодвинул от себя книгу и зажав подмышкой меню, неторопливо двинулся к вновь прибывшим.

— А если все просто? — с надеждой вскинулась профессорша, — Может, Цви с Грушиным забухали вдвоем и все дела?

Эля представила себе элегантного Цви, сосредоточенно «уважающего» Грушина в какой-нибудь забегаловке, и не хуже самой профессорши фыркнула в чашку, развалив свое отражение на мелкие брызги.

— Американцы очень даже пьющие бывают, особенно если южных кровей. — неуверенно добавила Светлана Петровна и тут же усомнилась, — Хотя надраться на пару с Грушиным — себя не уважать. Менты небось из-за американца так на тебя накинулись — все-таки международный скандал.

— У меня как раз создалось впечатление, что американца менты вообще не ищут — пропал, и фиг с ним. Кого в наше время пугают международные скандалы?

Профессорша покачала головой:

— Раз не ищут — значит, рассчитывают, что само всплывет…

Эля тихонько хмыкнула.

— Связывался он с ними, или как еще… — профессорша оторвалась от придирчивого изучения пирожных, вскинула на Элю глаза — и вдруг замолчала, разглядывая соседний столик. Брови у нее иронически поползли вверх.

— Лучше бы он с нашим начальством связался, а то декана с завом меня скоро со свету сживут. — проворчала Эля, — По-моему, они решили, что я американца от них прячу. Еще чуть-чуть — и они за мной слежку организуют.

— Уже, — лаконично сообщила профессорша, и сложив накрашенные морщинистые губы в умильно-ехидную улыбочку, сладко пропела, — Здравствуйте, дорогой Олег Игоревич! Приветствую вас, милейший Константин Михайлович! За последние десять лет в первый раз вижу вас вместе! Или это вы на людях шифровались, а на самом деле вы… гм… тайные друзья?

* такой очаровательный вечер, такая очаровательная леди…