— Все равно не представляю, — покачала головой Эля. Поданное ей пирожное было почти таким, какие она ела в Вене, но Эля даже не чувствовала вкуса, — Может, просто потому, что по дешевке? — от отчаяния, просто чтоб хоть что-то сказать, предположила она.
— Причем тут дешевка?
— Раз оно никому не нужно, так и рассекречивание обойдется в копейки, — пояснила она, — Что вы на меня так смотрите, как будто не знаете с чего вся ваша служба при науке живет, — и она поглядела на него с неожиданно прорезавшейся неприязнью. Финансовая нелюбовь к «жадным мордам из секретного отдела», с которым невесть почему приходится делиться кровной денежкой — это уже примета нынешнего времени, у предыдущего поколения физиков ее не было, — На ракетном заводе сейчас ваших коллег больше, чем при советской власти. Тогда вы получали зарплату за засекречивание наших исследований. А теперь мы находим себе импортного заказчика — арабов каких-нибудь или китайцев. Чтобы выполнить их заказ, нужны результаты старых исследований, а воспользоваться ими можно, только если снять с них гриф секретности. Вот за смену грифа вы с нас и берете. Были «секретчики» — стали «рассекретчики», — Эля чувствовала, что язык ее слегка заплетается. Великолепное вино, которое так легко пилось, вдруг разом ударило в голову, хмельная дымка предъявила права на ее сознание, глуша привычную осторожность. — Между прочим, расходы на вас ужасно трудно проводить по бухгалтерии! — обидчиво сообщила она. — Не понимают «западники» нашу ситуацию… — она развела руками, сетуя на непонятливость зарубежных партнеров, — По ним: или эти сведения общедоступные, или государственная тайна, а так чтоб рассекречивать за отчисления — ни-ни! — и она многозначительно помахала пальцем перед самым носом у Александра.
— Вы знаете, а я с ними согласен. — скосив глаза на мелькающий палец, сообщил Александр, — Нет, я и с нашими согласен… — поторопился добавить он, — Пользоваться служебным положением можно, — он отхлебнул еще коньяка, полуприкрыв глаза от удовольствия, подержал жидкость на языке, потом проглотил, — Наверное, даже нужно, — заключил с полной убежденностью, — Но с рассекречиванием — это они уже загнули. Вот так кто угодно платит, и что угодно ему рассекречивают…
— Вы прям как барышня 19 века, которая впервые узнала, откуда берутся дети. — в очередной раз присасываясь к бокалу с вином, дернула плечом Эля, — Савчук — не кто угодно, до университета в лабораториях ракетного пятнадцать лет протрубил, все ходы-выходы знает.
— Все равно нехорошо, — опрокидывая в себя коньяк, тоже слегка заплетающимся языком, настаивал Александр, — Вот так вот раздавать направо и налево за здорово живешь? — он воззрился на Элю с пьяным возмущением.
— Не за здорово живешь, а за деньги, — нравоучительно пояснила она, наблюдая, как покачивается вино в бокале. Вот интересно, чего это оно качается, если бокал стоит? Столик у них, что ли, неустойчивый? Такой крутой ресторан, а мебель ни к черту, — А лучше, чтоб пропадало? Тут-то все равно никто не пользуется.
— Но люди же старались, засекречивали, — пригорюнившись над коньяком, переживал за нелегкий труд своих предшественников Александр.
— А, брось, засекречивали они… — неожиданно для самой себя обращаясь к нему на ты, сказала Эля, — Историю тебе расскажу, жутко секретную, — и она подалась поближе к нему, навалившись грудью на стол. Александр очень пристально уставился на эту самую грудь и как-то нервно тяпнул еще коньяка.
— Я на третьем курсе училась, вся секретность еще в полном разгаре, и так она мне нравилась… — Эля помотала головой, — Чертежей из здания не выносить, на курсовой гриф стоит — о такой! — судя по ее размашистому жесту, гриф секретности на Элиной студенческой курсовой был размером минимум с поднос, — Романтика! Сопричастность к великому! И говорят нам преподаватели, что в заводском КБ сделали какую-то очередную самоновейшую ракету — класс ее называют, номер — и такая она вся засекреченная, что даже им еще характеристик знать не положено, а чертежи хранятся в сейфе завода под тройной охраной. И вот дня через три после этого разговора захожу я в книжный магазин, в отдел иностранной литературы и вижу: стоит на полке роскошное немецкое издание «Советские тактические ракеты дальнего действия». Листаю — и на последней странице эта самая ракета! Фотография, разрез, схема, описание! Понял?
Его серые глаза, казавшиеся бездонными, как Балтийское море, куда она ездила в детстве с родителями, были близко-близко…
— Понял, — сосредоточенно кивнул он, тряхнув светлым чубом и вдруг быстро поцеловал ее в губы и тут же отпрянул, словно боясь задержаться возле нее. Его дыхание пахло одновременно свежестью и хорошим коньяком.
Она поднесла руку к губам. Собственное теплое дыхание пощекотало ей пальцы.
— Что это было? — с пьяной строгостью спросила она.
— Вы разрушили мои иллюзии. Жизнь прожита напрасно, дальнейшее существование бессмысленно, — голос его был полон такой глубокой, всеобъемлющей скорби, что Эля мгновенно насторожилась — похоже, он не так пьян, как прикидывается, — Остается лишь искать утешения…
— Жена дома утешит, — сурово объявила Эля.
— Нету, — словно извиняясь за недостачу, развел руками Александр, — Один, совсем один…
— Переигрываете, — сухо сказала Эля, — Думаю, нам пора.
— Хорошо, пойдемте, — неожиданно покладисто согласился он и вскинул руку, прося принести счет, — Действительно, на сегодня достаточно. Не стану просить вас обдумать нашу сегодняшнюю беседу, вы и так будете о ней думать. Хотя бы чтоб сообразить, не сказали ли вы мне чего лишнего.
— Доложить вам результаты размышлений? — процедила Эля.
— Не обязательно, я все равно узнаю, — рассеяно обронил он, вкладывая в папочку со счетом толстую пачку денег.
Эля отвела глаза. Сумма была смущающе велика и Эля, наверное, начала бы переживать на тему — «он потратил на меня такие деньги, теперь я ему вроде как должна…» — если бы была трезвой. Но сквозь хмель ресторан мерцал и искрился, Эле он казался радостным, как воздушный шарик, улетающий в ярко-голубое летнее небо, и настроение у нее тоже было под стать… «шаровое». Ну потратил и потратил, она ж его не заставляла. Деньги не его, выделены конторой, контора живет за счет бюджета, бюджет получается из налогов, налоги Эля платит, так что, в сущности, их роскошный обед оплачен за ее, Элин, счет. Выходит, не она Александру, а Александр ей должен спасибо сказать за доставленное удовольствие? Выходит, что так! Хотя если бы отдали просто наличными, она бы их использовала более продуктивно. Собственное рассуждение понравилось Эле чрезвычайно, она довольно кивнула и опираясь на край стола, медленно поднялась.
— Теперь куда? — заплетающимся языком вопросила она.
— Э-э… домой? — с некоторым сомнением, явно готовый рассмотреть другие варианты, предложил Александр.
— Не-не-не, — Эля хотела покачать головой, но кажется, часть вина перепутала направление и теперь булькала и перекатывалась прямо под черепом, — Не так быстро. Сперва надо отсюда выбраться. — она беспомощно посмотрела на проходы между столиками, которые теперь как-то чересчур сложно, практически непроходимо изгибались. Сюда шли — такого не было. Наверное, пока она тут кулинарными изысками наслаждалась, хитрые официанты столики попереставляли. Специально, чтоб не выпустить. Вот правильно она не доверяла этим дорогим ресторанам! — Дверь-то куда дели? — возмутилась Эля, — Замуровали, демоны!
— Дверь там, — Александр подхватил ее под руку и лавируя между перебегающими дорогу столиками, повел к двери. И как он сумел выследить? Эля была совершенно уверена, что раньше дверь находилась совсем в другом месте.
Крепко держась друг за друга, они выбрели к гардеробу. Александр накинул на Элю шубку. Эля почувствовала как его руки задержались на ее плечах, поглаживая мех — и усмехнулась. Эта шуба почему-то всегда так действовала на мужчин. Давным-давно, когда они выбирали ее — среди десятка других — Виктор твердо сказал: «Только эту! Тебя из нее так приятно вынимать…».
Пальцы Виктора… нет, Александра… легко пробежали по воротнику, коснулись ее затылка и вдруг почти грубо зарылись в волосы, заставляя их рассыпаться по плечам, путаясь с мехом. Он резко развернул ее к себе и запрокинул ей голову, приближаясь губами к ее губам.
— Смотрят, — быстро отворачиваясь, прошептала она.
— Кто смотрит? — недоуменно вопросил он, тоже оборачиваясь и в упор изучая разглядывающего их гардеробщика.
— Он, — ответила Эля, тоже уставившись на гардеробщика.
Парень смутился, усмешка сползла с его губ, и он торопливо скрылся в недрах гардероба.
— Вот видите, это не он на нас смотрит, это мы на него, — нравоучительно сообщил Александр. Он выпустил Элю из объятий и зачем-то перегнулся через стойку, высматривая среди шуб сбежавшего паренька.
— Разве он делает что-то интересное? — с любопытством подключилась Эля.
Шубы заколыхались — похоже, перепуганный гардеробщик решил на всякий случай зарыться в них поглубже.
Александр досадливо щелкнул пальцами:
— Это мы делали что-то интересное!
— Что именно? — все с тем же любопытством поинтересовалась Эля.
Александр поглядел на нее укоризненно, но отвечать не стал. Натянул свою крутку и двинулся к выходу, нашаривая в кармане ключи от машины.