Готова на все (СИ)

Глава 21

Home, sweet home

Старенькая «Волга» ткнулась в бордюр напротив Элиного подъезда. Светлана Петровна заглушила мотор и они еще немного посидели молча, чувствуя, как холод медленно просачивается в замершую машину.

— Как-то не по-хорошему все складывается, — прерывая воцарившееся молчание, пробормотала профессорша, — Что ж это Олежка с Костей в американца так впились…

— Немцы с канадцами далеко, — пожала плечами Эля, — А этот — вот он! Поговорить можно, пощупать… Повлиять.

— Непохож он на такого, который позволяет себя щупать, а тем более влиять. Это ведь он звонил?

Эля кивнула.

— Общаться с администрацией он не хочет, хочет с тобой, — полуутвердительно-полувопросительно сказала профессорша.

Эля кивнула снова.

— Его можно понять. Уговорить бы его как-то: пусть он с ними все-таки встретится, успокоит, а ты ему взамен расскажешь, чего он там знать хочет.

Эля пожала плечами:

— Посмотрим… Ну что, мы идем?

Старая профессорша заколебалась, поглядывая на снег и сгущающуюся за окном темноту.

— Пойдемте, вы бабушку давно не видели, — попросила Эля. Ей ужасно хотелось, чтобы Светлана Петровна поднялась в квартиру.

— Ладно, если ты кофе сваришь, а то пить из этих «кафешных» наперстков — только расстраиваться.

Эля обрадовано кивнула. Присутствие постороннего в доме было хоть мизерной, но защитой. Отец никогда не устраивал пакостей при свидетелях, только в тесном семейном кругу. Самое опасное время наступало, когда за гостями закрывалась дверь и в их огромной сдвоенной квартире оставались только свои. Вот тогда Эля начинала затравленно поглядывать на дверь отцовской половины, ожидая, что в любую секунду она откроется, медленно и зловеще, как в романах Стивена Кинга, и тогда может произойти что угодно!

«Только не сегодня!» — мысленно взмолилась она, всовывая ключ в замочную скважину, — «Пусть сегодня больше ничего не случится, потому что больше я уже не выдержу!» — она распахнула дверь…

…Толстый и красноватый, как сарделька, палец, поросший короткими седыми волосами, ткнулся ей чуть ли не в нос.

— Вот так они и будут через мою квартиру постоянно шляться?

Сжимая в руках ключи, Эля остановилась, на всякий случай озираясь по сторонам. Вроде ничего не перепутала, квартира ее… И бабушка, с лицом мающейся зубами трагической музы, стоящая на пороге большой комнаты, тоже ее. Но вот тычущего в нее пальцем малорослого краснолицего мужичка, по-хозяйски меряющего шагами коридор, она видела впервые.

— Я, значит, в собственной квартире, из собственной ванной в собственную комнату иду, может, голый даже… — с возмущением глядя на Элю, вещал мужик.

Эля тупо поглядела на него в ответ. Почему он говорит, что голый, если он в дубленке и встрепанной пегой шапке, до сих пор сохранившей фамильное сходство с несчастным бобиком, которым она была при жизни? А главное, почему он называет Элину квартиру своей собственной, причем с явного бабушкиного попустительства?

— А вы не ходите голый! Голым даже в собственной квартире ходить неприлично! — с воинственным презрением потомственной аристократки откликнулась бабушка.

— Извините, дамочка, собственная квартира на то и собственная, чтобы в чем хочешь ходить! — сообщил мужик, снимая шапку и расстегивая пуговицы дубленки.

Эля невольно попятилась, упершись спиной в стоящую позади нее Светлану Петровну. Раздевается! Господи, как этот псих сюда попал!

Мужик обтер лицо и розоватую лысину в венчике седых волос, и принялся обмахиваться шапкой как лохматым, пахнущим псиной платком.

— Жарко тут у вас…

— Потому что отопление хорошее. Другие мерзнут, а мы — никогда, — гордо, словно лично мешки с углем в котельную тягала, сообщила она.

— Отопление хорошее, а соседи шляются, — снова тыча пальцем в Элю и Светлану Петровну, повторил мужик.

— Это не соседи! — радостно вскинулась бабушка, — Это как раз хозяйка квартиры и есть!

— Что ж вы, девушка, — мужик поглядел на Элю укоризненно, — В объявлении не пишите, что коммуналку продаете?

— Это не коммуналка! — снова взвилась бабушка, — Это совершенно отдельная квартира!

— Через отдельную соседи туда-сюда ходить не станут, — и он для наглядности ткнул пальцем уже не в Элю, а в дверь отцовской квартиры, — Отдельных квартир с соседями не бывает, — нравоучительно добавил он и решительно нахлобучив свою лохматую шапку, мимо Эли протиснулся на площадку, — Бывайте здоровы, дамочки.

Растерянно оглядываясь на него, Эля пропустила Светлану Петровну в дом и закрыла за собой дверь.

— Кто это такой? О каком объявлении он говорил? — накинулась она на бабушку.

— Покупатель! — ответила бабушка тем тоном агрессивной правоты, который всегда появлялся у нее, когда она и сама знала, что поступила плохо, — А что такого? Я дала объявления в газеты: «Продается двухкомнатная квартира в центре…»

— Ты даже не спросив меня, продаешь мою квартиру?

Бабушкино лицо застыло в маске оскорбленного императорского величия:

— Вы с отцом — одинаковые! Та квартира — его, — она презрительно махнула рукой на стену, разделяющую Элину и отцовскую половину, — Эта — твоя! — она столь же презрительно ткнула пальцем себе под ноги, — Отлично! Раз моего тут ничего не осталось, я собираю вещи и перебираюсь в коробку под мост!

— Не таскай чужие высказывания! Про коробку я придумала! — успела только бросить Эля, но бабушка уже с треском захлопнула у нее перед носом дверь в большую комнату. Сквозь дерево створки послышался топот маленьких ножек и отчаянный Яськин крик: «Бабушка! Не надо в коробку! Ты там не поместишься!»

— Брось, — несколько смущенная Светлана Петровна потрепала Элю по плечу, — Ты ж сама хотела продать эту квартиру и убраться от отца подальше.

— Да я-то хотела, но не вот так: приходишь домой, а твою квартиру уже продают… Чего это бабушка вдруг решила… — выражение Элиного лица изменилось. Она резко рванула ручку и влетела в комнату. Обрадованный Ясь кинулся ей навстречу, но она не обратила на него внимания:

— Ты была в управлении юстиции! У этого твоего юриста, — не столько спрашивая, сколько утверждая, выпалила она.

Оскорбленно выпрямленная бабушкина спина чуть дрогнула и она обернулась:

— Ты знаешь, он меня так принимал! У дверей встретил, руку поцеловал… Когда я рассказала ему, что у нас делается, он был просто в шоке! Сказал, он даже предположить не мог, что в такой семье как наша…

— Бабушка, что он сказал конкретно, по поводу дарственной? — с нажимом переспросила Эля.

Бабушкино оживление моментально исчезло.

— Ничего сделать нельзя? — прямо заявила Эля и снова это был не вопрос.

— Ему принесли копии всех документов, он еще почитает, подумает, — промямлила бабушка.

— Все ясно, — безнадежно вздохнула Эля, — Вы раздевайтесь, тетя Света, — сообразив, что и сама по-прежнему стоит в шубе, Эля принялась высвобождаться из рукавов.

— Здравствуйте, Светлана Петровна, — устало кивнула ей бабушка, похоже лишь сейчас заметившая присутствие еще одного человека.

Старая профессорша открыла рот, явно собираясь съязвить на этот счет, но сдержалась и, вручив Ясю пирожное, кивнула бабушке:

— Как вы тут?

— И не спрашивайте, — бабушка жалко улыбнулась, — Утром просыпаюсь, а у меня в комнате наш старый веник стоит. Что они этим хотели сказать?

Светлана Петровна жалостливо поглядела на бабушку:

— Страшно далеки вы от народа! Это ж водружение веника — национальный символический акт смены хозяек дома! Ваш она выкинула, а свой, соответственно, поставила.

Бабушка долго молчала, переваривая предложенное фольклорное истолкование, и наконец с глубоким подсердечным презрением выдавила:

— И на этой вот …этнографии, женился мой сын-профессор!

— Ой, поверьте моему опыту, — хмыкнула в ответ старая профессорша, — С кем только эти профессора не брачуются!

— Но если она так хочет быть хозяйкой — продали бы мою квартиру… — бабушка замолчала, вспомнив, что квартира за стеной больше не ее, — …и Элину тоже, и разъехались! Господи, та четырехкомнатная и Элина двухкомнатная, если продавать вместе — так это же шестикомнатные апартаменты в центре города! Еще и с двумя кухнями и двумя санузлами! Эля получит за свою квартиру полную стоимость и сможет купить себе с Ясиком двухкомнатную подальше от этой парочки, мне хватит однокомнатной поблизости от внучки, а им, пожалуйста, совершенно отдельная трехкомнатная, полная свобода! Или супруге моего сына уже и трехкомнатной мало, с новым веником негде развернуться?

— Трехкомнатной вполне достаточно — если тоже в центре и с крутым евроремонтом, и чтоб я их туда на руках внесла, — фыркнула Эля, вспомнив предъявленный ей отцом список условий, на которых он соглашался, наконец, разъехаться. — Бабушка, успокойся, никакой однокомнатной не будет. Привыкай жить с нами.

— А Ясику квартирка — после меня? — спросила бабушка, умоляюще глядя в глаза Эле, словно именно от той зависело, достанется Ясю от бабушки квартира или нет.

— Раньше надо было думать — когда дарственную на сыночка оформляла! А теперь если хочешь слушать, как ты претендуешь на его миллионы — пожалуйста, все претензии туда, за стенку! — ленинским жестом «вперед, товарищи!», она указала на стену, разделяющую Элину и отцовскую квартиры.

— Злая ты стала! — осуждающе покачала головой бабушка, — Я, между прочим, для тебя стараюсь! Но если ты не хочешь, распрекрасно продадим твою квартиру отдельно! Посмотрим, что они тогда запоют! — она покосилась на разделяющую квартиры стену так торжествующе, словно договор на продажу уже лежал у нее в кармане.

Стена, как обычно, терпеливо промолчала. Завопила Эля, у которой терпения оказалось много меньше:

— Бабушка! У тебя только что был покупатель — и сбежал как ошпаренный! Отдельно ее никто не купит! Она проходная!

— Мало ли что он сказал — нашла кого слушать, какого-то старого лысого дурака в собачьей шапке! — с безмятежной уверенностью в собственной правоте откликнулась бабушка. — Всего-то первый покупатель!

— Угу, — мрачно отозвалась Элина, — Вот-вот подвалит второй — весь из себя молодой блондин в ковбойской шляпе… — Эля на мгновение замешкалась — чего это в голову вдруг полезли ковбоистые блондины? — …и оторвет нашу проходную квартиру с руками.

— Лишь бы не с головами, — также безнадежно отозвалась Светлана Петровна.

— Смейтесь сколько угодно, — с достоинством сообщила им бабушка, — Но если за его дверью по общему коридору постоянно будут туда-сюда гулять покупатели, твой отец призадумается, что лучше: продать вместе и иметь отдельную квартиру или ходить к себе домой через совершенно чужих людей.

Эля и Светлана Петровна переглянулись:

— А что, вдруг сработает? — с некоторым сомнением в голосе предположила старая профессорша, — Ты меня кофием поить будешь или так только — посулила и зажилила?

— Пошли, — кивнула Эля. Она на секунду замешкалась в дверях комнаты, опасливо разглядывая общий коридор, через который надо было идти в кухню. Непрерывно косясь на закрытую дверь отцовской половины, проскочила коридор торопливой мышиной побежкой. И только очутившись на кухне — из общей снова на свою личную территорию — вздохнула с облегчением.

— Ты теперь все время так бегаешь? — с сочувственным любопытством наблюдая за ее маневрами, поинтересовалась Светлана Петровна.

— Кроме позднего вечера, — созналась Эля, ставя полную воды турку на огонь, и понизив голос до зловещего шепота, прошелестела, — Вечерами Тот, Кто Живет За Стеной не ходит на охоту, он таится в своем логове…

— Не разберу я — какого рожна Сашке надо? — прихлебывая кофе, поинтересовалась профессорша.

— Думаю, ему просто надо, чтоб нас не было. Я напоминаю ему о маме, бабушка пытается контролировать его жизнь… А еще не дай бог заболеет старушка, или я для Яся чего попрошу: представляете, сколько беспокойства?

— Ерунду думаешь, — с тем же удовольствием, с каким ловила студентов на ошибках в расчетах, сообщила Светлана Петровна, — Сплошные эмоции гоняешь. Если б твой отец от вас просто избавиться хотел, он бы первый квартиру продать предложил. Это ж счастье неземное: бабулька от него съедет — живи как хочешь! — и совесть не мучает, потому как не на улицу выгнал, а определил под присмотр родной внучки. А тут чушь какая-то: впервые вижу, чтобы свекровь жаждала разъехаться с супружеской парой, а те нет, чтобы скакать от счастья — рогами упирались и ни за что! Уж новоявленная супруга должна просто мечтать старушки сдыхаться. — профессорша задумчиво надкусила печенье, и меланхолично пережевывая, уставилась в стену неподвижным задумчивым взглядом. Смотрела долго, не моргая. Крупно глотнула, отряхнула крошки с губ и сообщила, — А чего я маюсь? Пойду, да у него самого и спрошу. — Светлана Петровна решительно отодвинула чашку и встала.

— Тетя Света, стойте! — безумным полушепотом выдохнула Эля, и было в ее тоне нечто настолько страшное, что старая профессорша замерла, как вкопанная.

— Вы… Вы смерти нашей хотите, что ли? — выдавила наконец сквозь перехваченное горло Эля, — Отец же нас потом уничтожит…

— Деточка, может, тебе водички? — отнюдь не сочувственным, а скорее безжалостным тоном, за которым явственно слышалось «а ну, прекратить истерику», поинтересовалась профессорша. — Сколько можно вот так сидеть? Твой отец ту квартиру не сам заработал, она бабушкина! И когда твоя бабушка на него дарственную оформляла, она и в мыслях не держала обделить своего правнука ради какой-то пройдошливой тетки! Если сейчас не заставить отца выделить бабке хотя бы однокомнатную, Ясь вообще ничего не получит — новоиспеченная супруга захапает все!

— Меня не интересует как отец и его жена решат свои имущественные проблемы, — ровным голосом ответила Эля.

— Ты у нас бессребреница? Квартира у тебя проходная, работу ты в любой момент можешь потерять, — безжалостно продолжала профессорша, — А у тебя, между прочим, сын растет.

— Не надо мне рассказывать, как я должна заботиться о своем сыне! — взвилась Эля. Она помолчала, пристально глядя в столешницу, подняла глаза на старую профессоршу. Увидев надутую физиономию, с внутренним стоном поняла, что сейчас придется извиняться и объясняться. Ну почему их с Ясем не оставят в покое? — Вы не понимаете… — мучительно выдавила Эля.

— Так объясни мне, непонятливой, — скривила губы Светлана Петровна.

— Чтобы это объяснить, надо рядом с моим отцом всю жизнь прожить, и при этом смотреть на него не сквозь розовые очки, как бабушка. Вы думаете, это злобная супружница жаждет имущества и поэтому его подзуживает? Это он сам! Всю жизнь главным был он, а до остальных ему дела нет! Вы что думаете, я тут квартирами направо и налево разбрасываюсь? Я просто точно знаю: Ясь потерял ту квартиру еще до своего рождения, когда бабушка оформила на отца дарственную.

— Ты преувеличиваешь! Ясь его внук, что ж ему, собственный внук безразличен?

— О Господи, что вас так удивляет? — Эля вскочила и заметалась по кухне, — Ему, как стареющей кокетке, внуков иметь неприятно, возраст подчеркивают! А тем более если внук претендует на имущество! — она заставила себя остановится, перевела дыхание и спокойно закончила, — Вы можете считать меня кем угодно — дурой, плохой матерью — но меня не интересует квартира моего отца. Ни для себя, ни для сына.

— А бабка пусть с ними живет? Они с ней разберутся! Они ее веником! Милосердней пристрелить старушку, чтоб не мучилась!

— Бабушка переберется к нам.

— Тогда милосердней пристрелить тебя.

— Единственное, чего я хотела — продать обе квартиры вместе и получить за свою территорию ее полную стоимость. Купили бы мы за эти деньги нормальную двухкомнатную — комната нам с Яськой, комната бабушке — и убрались из этого ада куда подальше. А отец пусть делает со своей долей, что хочет!

— Отцу достанутся деньги за 4-х комнатную в центре, а ты бабку «бесприданницей» заберешь? Ему б тебя на руках носить и трепетно в глаза заглядывать, чтоб ты, не дай Бог, не передумала — а он отказывается? Нет, я должна разобраться… — словно и не было долгого разговора, профессорша невозмутимо возобновила путь к отцовской двери.

Эля лишь сдавленно закашлялась, будто ее душили:

— Да не волнуйся ты так, — через плечо бросила Светлана Петровна, — Мы просто поговорим с ним, как два ученых… ну, не мужа, конечно. Скажем, как ученая «Ж» с ученым «М».

— Он скажет, что наука ни при чем, и чтоб вы не лезли в его семейные дела, — мрачно ответила Эля. От судьбы не уйдешь — она обречена зависеть от ценных идей уверенных в своей правоте старушек.

— А спорим — не скажет? Твой отец — человек прагматичный, а прагматики всегда безукоризненно вежливы с теми, кто может принести пользу или причинить вред. Только вот вредность — категория гораздо более надежная и долговечная, чем полезность, — старая профессорша гаденько усмехнулась, — Никому и никогда я не давала повода усомниться в моей вредности! И вообще, его семейные дела — это теперь дела между ним и облезлой кошкой, на которой он женился. А когда тиранят единственную дочь и единственного внука моей единственной покойной племянницы — это уже мои семейные дела! Все, Эля, хватит разговоров! А то я решу, что ты хочешь не квартиру, а повод чувствовать себя несчастненькой.

— Говорите только о совместной продаже, ни о чем больше! — сдаваясь, быстро сказала Эля, — Ни о каких бабушкиных правах даже не заикайтесь!

— Посмотрим — как пойдет, — непреклонно заявила Светлана Петровна и не обременяя себя формальностями вроде предупреждающего стука, распахнула дверь в отцовскую квартиру настежь. Громким, ласковым-ласковым голосом научившейся орать кобры, она гаркнула, — Сашенька! Здравствуй, дружочек, тетя Света пришла!

Прозвучало это точь-в-точь как «смерть твоя пришла!», да и эффект вызвало похожий. Вроде бы в квартире было всего два человека — но некое настороженное шуршание и лихорадочная метушня прокатились по всем четырем комнатам. А потом, стремительно шаркая тапочками, в коридор выскочил отец, скаля желтоватые зубы в острой улыбке радостной крысы:

— Светлана Петровна, дорогая, как это вы к нам выбрались!

— Учитывая, что в последний раз мы с тобой виделись на похоронах племянницы, можешь добавить: как вы к нам зачастили, — сухо закончила за него профессорша.

Эля успела услышать как из ее бывшей комнаты донеслось испуганное женское аханье. Потом отец метнул лютый, ненавидящий взгляд над головой низкорослой профессорши и дверь с грохотом захлопнулась, вновь отрезая Элю от дома, где она прожила долгие годы и где у нее на руках умерла ее мать. Эля осталась стоять в коридоре, судорожно потирая грудь. Она твердо знала, что ее никто не бил, но ощущение было такое, словно ей в грудь со всей силы заехали ручкой швабры.