Готова на все (СИ)

Глава 33

Она плотнее закуталась в шубу. Хорошо, что он сам пошел на кухню. Без кружки кипящего чаю она просто умрет, замерзнет посреди натопленной квартиры, как голый полярник на льдине. А встать самой у нее просто нет сил. Стоп, а откуда он может знать, где в ее безумной квартире кухня?

И тут она услышала короткий, характерный щелчок ручки отцовской двери. В одно мельчайшее, в сотую долю секунды мгновение перед глазами возникла картина: все еще подхихикивающий Александр впирается в отцовскую квартиру и начинает шуровать у них на кухне. Отец и его жена в пижамах выползают из спальни…

Сильно оттолкнувшись каблуком от пола, Эля почти выпрыгнула из комнаты и с разгону вцепилась в Александра, уже успевшего приоткрыть дверь отцовской квартиры. Полы шубы взвихрили воздух. Ошеломленный эсбеушник выпустил ручку, подхватывая падающую на него Элю за талию, ткнулся спиной в дверь. С коротким четким щелчком та захлопнулась.

— Туда нельзя… — навалившись на него и щекоча разметавшимися волосами лицо, лихорадочно зашептала она Александру прямо в ухо, — Там… там… — она испуганно потыкала пальцем в дверь.

— Что — там? — таким же задушенным шепотом переспросил он и легонько сдул ее пушистые волосы в сторону. Потом не выдержал и тихонько потерся о них подбородком — мягкие… — Что там? Страшный бабай?

— Хуже… — снова щекоча его волосами, мотнула головой она, — Там этот… Который За Стеной… — ну как ему объяснить? — Чужая квартира, короче! Соседи… А моя кухня в том конце коридора…

— Коммуналка, что ли? — он на мгновение отвлекся от так занимавших его пушистых женских волос.

— Ничего не коммуналка, — неожиданно для самой себя обиделась Эля. Совсем как бабушка в разговоре с покупателем, — Нормальная квартира.

— И соседи посреди коридора торчат? — как-то рассеяно пробормотал он. Его руки все еще крепко сжимали ее талию, кажется, он и не собирался убирать их.

— Какое твое дело? — пытаясь отстраниться от него, гневно прошептала она, — Что надо, то и торчит!

— Это точно, — хрипло согласился он и его руки под ее шубой вдруг стали необычайно активными. Они забрались ей под блейзер, одним рывком высмыкнули заправленный в юбку гольф. Его ладони легли ей на голую кожу, под грудь.

Они были горячие, очень горячие. Она подумала, что сейчас ее кожа задымится и как в фильмах ужасов — на теле останутся два выжженных отпечатка пятерни. Но его руки не остались на месте, они скользили по животу, поглаживали спину и от них, унимая бьющую ее дрожь, распространялось тепло.

— Элли, — завораживающе шептал он, — Девочка Элли…

Эля уже даже не понимала, что он делает. Чувствовала только, что там, где он прикасается к ней, ее заледеневшее тело согревается, будто каждое его прикосновение протаивало окошко в покрывающей ее морозной корке. Она уже сама, как в бане, поворачивалась, подставляя ему то один бок, то другой…

И ничего не поняла, когда он, почувствовав это, вдруг жадно заворчал и с силой прижал ее к отцовской двери. С маху задрал на ней гольф, рванул вверх лифчик. Пахнущий коньяком рот накрыл ее губы, надавил, заставляя стукаться затылком об отцовскую дверь.

Эля сразу перестала чувствовать его прикосновения. Единственное, что осталось у нее в голове: вечный полуночник-отец услышит их возню и пойдет проверять, ручка вдавится ей в позвоночник, и в приоткрывшуюся дверь просунется брюзгливая отцовская физиономия…

Она завертела головой, выкручиваясь из-под жадного рта Александра. Да что ж он делает, она так и слова сказать не может…

— Соседи… — тревожно пробормотала она, выворачиваясь наконец из затяжного поцелуя.

— Клал я на соседей, — буркнул он.

Тревожно-сладкое, уже почти позабытое ощущение волной прокатилось по всему телу, стекло в низ живота. Но Эля не обратила на него внимания, намертво сосредоточившись на одной и той же изматывающей мысли: вот сейчас… вот дверь…

Она задергалась под оглаживающими ее ладонями, оттолкнулась спиной от створки, пытаясь убраться подальше от отцовской двери… Александр неожиданно отпустил ее, позволяя отстраниться. Его руки тут же скользнули ей за спину, расстегивая молнию на юбке.

Юбка не стала эффектно падать на пол, повисла, растопырившись на Элиных бедрах — ну да, когда эта юбка шилась, бедер было поменьше…

Александр нетерпеливо дернул юбку вниз, его пальцы сжали, стиснули обтянутые черными колготками Элины ягодицы…

Нет, ну еще веселее — если отец вылезет, так прямо на ее задницу!

Эля рванулась в сторону, пытаясь во что бы то ни стало убраться из коридора…

— Правильно, — неожиданно согласился Александр, — Пойдем отсюда.

Он вдруг подхватил ее под попу, поднимая над лежащей вокруг ее ног юбкой и понес.

— Там кухня… — слабо пискнула Эля, хватаясь за его плечи — сейчас как свалится!

— Во квартирка — тут соседи, там кухня… — досадливо буркнул Александр, и все также держа ее на весу, послушно развернулся в сторону большой комнаты.

— Юбка… — потянулась было Элина и чуть не рухнула, мешком повиснув ему через плечо.

— Потом заберем… — он удержал ее, крепко обхватив за бедра.

Внес в темную, едва освещенную ночником комнату. Нерешительно потоптался, явно не зная, куда положить. Не особо мудрствуя, просто сгрузил на ковер — и впрямь как мешок.

Она подумала, что выглядит совершенно неприлично: в шубе, блейзере и колготках. Он видно тоже так подумал, потому что завозился, вытаскивая ее руки из рукавов.

«А юбку не надо было оставлять, вдруг кто-то с отцовской половины все-таки выглянет» — уже почти успокаиваясь — ну не выглянули же до сих пор, значит, не услышали! — подумала она.

В ту же секунду из коридора послышался такое знакомое, такое характерное и такое невыносимо пугающее лязганье дверной ручки… Потом звук открывающейся двери… Эля мучительно закусила губу. Они все-таки потревожили отца! Что теперь будет? Что он сделает?

Эля не чувствовала, как Александр заставляет ее сесть, стягивает с нее гольф. Она лишь нетерпеливо высвободила застрявшую в вороте голову — ворот мешал слушать.

Последовала долгая пауза — Эля с ужасом поняла, что это отец рассматривает валяющуюся у его порога юбку. Потом тяжелые шаги — это он прошел через коридор к входной двери, проверять замки. Сколько Эля себя помнила, отец всегда проверял замки, каждый вечер планово и еще при малейшем подозрительном шуме. Снова тягостная долгая тишина — и короткий металлический лязг. Господи, засов! Она же забыла задвинуть засов! Тяжелые шаги размеренно протопотали обратно. Один шаг был длиннее — отец переступил через ее юбку. И с резким, злым грохотом отцовская дверь захлопнулась. Дом содрогнулся.

— Башкой еще долбани! — досадливо буркнул Александр, наклоняясь к Эле и щекотно проводя языком вдоль ее живота.

Ну вот она так и знала! Шум в ночи, лежащая посреди общего коридора юбка, легкомысленно незадвинутый засов — чем это обернется для нее утром? «Так невозможно жить, — расстроено подумала она, — В вечной боязни сделать неправильное движение, вечном страхе перед санкциями». Она готова на что угодно, на любые условия, любые унижения — лишь бы в конце концов отец согласился продать их две квартиры и разъехаться. Пусть куражится как хочет — лишь бы не отказался продавать!

Боль в соске прорвалась сквозь ее мысли. Она недоуменно посмотрела на свою грудь… Нетерпеливые мужские пальцы быстро и слегка болезненно пощипывали кончик одного ее соска, а такой же нетерпеливый мужской рот вобрал в себя второй, теребя его мягкими, настойчивыми губами.

Эля ошеломленно завертела головой. Совершенно голая, она лежала на ковре, поверх вороха собственной одежды. Такой же совершенно голый Александр нависал над ней в полумраке комнаты. Его рука оторвалась от ее груди и стала нежно, но упорно внедряться между ног. Эля рефлекторно стиснула бедра, но он все равно не остановился. Сильно, словно рычагом, его ладонь отжала ее бедро.

Эля почувствовала, что она в совершенном смятении. Это чего он делает? Как он посмел и когда он успел? И что ей теперь делать? Она нерешительно взбрыкнула ногами, но Александр лишь навалился сильнее, вдавливая ее лопатками в ковер. Ее бедра снова напряглись — теперь уже по-другому. По телу пробежала завораживающая, истомная дрожь…

Она должна это немедленно прекратить! А как, если раньше не прекращала? «Извини, приятель, задумалась и не заметила, чем ты тут со мной занимаешься?» Конечно, американские сестры учат нас, что женщина имеет право остановиться в любое время, но все равно сейчас уже как-то неловко. Человек увлекся, можно сказать, до кондиции дошел… Ой, дошел!

Ей стало больно — она была еще совсем не готова, да к тому же там после Виктора давно уже никто не шастал. Она попыталась вырваться, но Александр удержал. Неожиданно она почувствовала, что ей нравится, пусть даже края его ладоней сильно давят на кожу… Она отчаянно вцепилась ему в плечи. Впившись губами ей в рот, он задвигался сильнее, быстрее, чаще, все время надавливая на какую-то очень чувствительную точку внутри нее. И от этой точки по всему ее телу начали прокатываться всплески того самого горячечного, блаженного тепла. Дальше, шире, сильнее, вот сейчас, сейчас…

Александр дернулся на ней, охнул, словно враз выдыхая рвущееся из него наслаждение и замер, прижавшись коротко стриженной шевелюрой к ее щеке.

«Все?» — смятенно подумала она. Умом она понимала, что на самом-то деле это самое «все» продолжалось довольно долго. Просто она подключилась слишком поздно. Но не говорить же теперь: «Давай сначала, а то у меня раньше голова другим занята была». Она несколько раз сама повела бедрами — и остановилась. Господи, что она делает! Что она себе позволяет! Как она могла это допустить!

Это все отец! Сперва она боялась, что он откроет дверь — и позволила Александру зайти слишком далеко. Потом боялась, слушая, как он топочет в коридоре — и не смогла даже толком поучаствовать в этом самом «заходе»! Да когда же наконец отец перестанет портить ей жизнь!