Готова на все (СИ)

Глава 7

Во главе длинного деканского стола, обложившись бумагами, и словно дракон, окруженный клубами сизого дыма, восседал человек. Впрочем, на дракона он походил мало, скорее уж — на Элино кафедральное начальство. Эля поглядела на него с неодобрением: не умеешь носить костюмы, времени нет или просто облом наглаживать — ходи в куртках и джинсах, будешь выглядеть как человек, а не как пучок жеванной туалетной бумаги.

Украдкой, снизу вверх, Эля поглядела на своего спутника, и тут же торопливо отвела глаза. Плохи ваши дела, Элина Александровна, если вы на первого встречного джинсово-кожаного мента такой бурный «реагаж» даете. Вы, милая моя, еще заодно проверьте — этот «ковбоец» пистолет под брючный ремень спереди или сзади засовывает?

Эля попыталась высвободить руку. Но «кожаный» лишь крепче прижал ее локоть, и поддерживая то ли галантно, то ли настороженно, повел Элю вдоль длинного стола, усадив точно напротив «жеванного». С торжеством объявил:

— Вот наконец, та самая Элина Александровна, которая может нам все объяснить!

«Жеванный» отложил какую-то бумажку и поглядел на Элю из-под набрякших век:

— Я вас уже в розыск собирался объявлять, уважаемая. Начальник ваш убит, все говорят — вы единственный человек, который в его делах ориентируется, а вы исчезли.

— А вы меня искали? — холодно поинтересовалась Элина. Да что такое, кого не возьмешь — у всех к ней претензии! Этого в первый раз в жизни видит — и ему уже успела не угодить.

«Жеванный» ощутимо начал наливаться гневом, будто его клизмой накачивали.

— Вы сами должны были прийти к нам и объяснить — так, мол, и так! Помогать следствию — ваш гражданский долг!

— Ну и как вы себе это представляете? Вы приехали, вызвали к себе нашего декана, потом завкафедрой. Мне к вам врываться с криком: «я, я, я — спросите меня!»? Они мое начальство, мне с ними еще работать.

— Кто ж знал, что ваше начальство такое тупое?

Эля дернулась и невольно оглянулась на распахнутую дверь кабинета. Кажется ей, или дверь кабинета напротив, того самого, где декан собирал свое совещание, действительно приоткрыта?

— Это вы со своей милицейской точки зрения судите, — громко, с чопорным неодобрением объявила Эля, — Олег Игоревич, наш декан, и Константин Михайлович, завкафедрой наш, замечательные ученые. Просто мой шеф, профессор Савчук, человек замкнутый… Ну, был, конечно… — Эля почувствовала, как в носу у нее опять защипало. Как же жить-то теперь?

— Наша, как вы говорите, «милицейская точка зрения» сейчас единственная, которая имеет значение, вам ясно, Элина Александровна? — «жеванный» хлопнул измазанной чернилами ладонью по столу.

— Элина Александровна здесь, и готова нам помогать, верно, Элина Александровна? — мягко вмешался «кожаный».

— Спрашивайте, — сухо бросила Эля.

«Жеванный» переложил бумаги на столе:

— Если б мы еще знали, о чем вас спрашивать! Мы в этом вашем научном болоте ничего не понимаем! — неожиданно вполне человеческим тоном воскликнул он. Эля невольно посочувствовала — чтоб в их болоте ориентироваться, надо в нем годами булькать, всех жаб с гадюками наперечет знать. Где уж их следственной бригаде — за каких-то полдня.

— Вахтер сказал, убитый пришел на работу к семи часам. Он всегда в это время появлялся?

Эля покачала головой:

— Обычно нет. Шеф у нас против ранних подъемов и «засиживаний» допоздна. Говорит, что есть жаворонки, есть совы, а он — соня. То есть, он так говорил. Обычно первой прихожу я, к половине девятого, — пояснила она.

— Не знаете, почему сегодня он в такую рань явился?

Эля снова помотала головой.

— Какие-нибудь особенные дела, бизнес?

Она смотрела на него непонимающе и «жеванный» недовольно уточнил:

— Я хочу знать, убитый действительно продавал свои исследования заграницу?

— Все продают, у кого покупают, конечно. — равнодушно ответила Эля.

Выражения лиц у них стало странным. Элина слабо усмехнулась:

— Вы думаете, шеф с утра пораньше с резидентом ЦРУ встречался? — Эля вздохнула: чтоб они поняли, от революции 17-го года объяснять надо, — Видите ли, фундаментальная наука — дорогое удовольствие. Даже Эйнштейн разрабатывал свою теорию, что называется, на бумаге, но экспериментально ее все равно пришлось подтверждать сперва в лабораториях Макса Планка, потом вообще в Штатах, и это было недешево!

При знакомом имени Эйнштейна они слегка приободрились, но лаборатории Макса Планка тут же ввергли их в тоску.

— На нашу науку — всю, какая есть — выделяется 0,1 % государственного бюджета. Как вы думаете, сколько до нашего конкретного факультета доходит? Университетских научных сотрудников всех перевели на полставки, потому что полную ставку платить нечем! А нам ведь еще оборудование нужно. И публиковать результаты: какой смысл их получать, если о них никто не знает! А в университетском издательстве деньги на бумагу появляются раз в три года. Эти результаты следует как-то использовать, а здесь их ни одна зараза внедрять не собирается. Короче, или на рынок идти, китайскими игрушками торговать, или обращаться в заграничные научные фонды за деньгами — это называется «получить грант на исследование». Все вполне законно.

— Ну раньше же как-то без грантов справлялись? — поинтересовался «жеванный».

Эля поглядела на него, как на безнадежно больного. Зря она ему сочувствовать начала, первое впечатление все-таки самое правильное. Ему бы со Старым Пони в одну упряжку, они б нашли общий язык.

— «Раньше» — это, простите, когда? — ехидно вопросила она, — При советской власти? Я, конечно, сама не помню, я тогда еще в школе училась. Но старшие товарищи рассказывают, в этом вашем «раньше» мы на оборонку работали. Для нашего будто бы тракторного завода новые «трактора вертикального взлета» придумывали. С максимально широким радиусом поражения. А сейчас у нас оборонки нету! И денежек тоже нету. У нас. А заграницей есть. Отправляешь им заявку, описание исследовательского проекта, расчет бюджета, если им все понравиться, они открывают финансирование и можно работать.

— А сами они чего не исследуют, мозгов не хватает? — поинтересовался «жеванный».

— Здесь дешевле. Их ученые даже войти в лабораторию откажутся за те зарплаты, из-за которых мы тут горло друг другу перегрызаем.

— А голову прострелить за такую зарплату можно? — быстро переспросил «кожаный».

Эля замерла. Кой черт ее за язык тянул!

— Это фигуральное выражение. — раздельно произнесла она, — Я имела в виду, что все хотели работать у Савчука.

— Кроме убитого, никто больше не получал этих ваших грантов? — вмешался «жеванный», одаривая напарника неласковым взглядом из серии «не лезь, куда не просят».

— Светлана Петровна еще. Они с Савчуком на нашем факультете самые крупные величины. — неохотно призналась Эля. Меньше всего ей хотелось привлекать их внимание к старой профессорше, не хватало, чтоб по Элиной милости ей допрос устроили.

— А декан и завкафедрой, значит, величины недостаточно крупные, чтоб им импортные деньги отламывалось? — не обращая ни малейшего внимания на неудовольствие «жеванного», снова вклинился в разговор «кожаный».

Эля опасливо покосилась на распахнутую дверь — он и впрямь рассчитывает, что она вот тут, если не на глазах, так, считай, «на ушах» всего факультета ему местные подводные течения как на карте разложит?

— Давайте дверь прикроем? — быстро спросил «кожаный» у «жеванного».

Тот раздраженно покосился на напарника — точно как декан на совещаниях косился на покойного шефа — и Эля поняла, что откажет. Просто чтобы показать, кто здесь главный.

— Задохнемся, — буркнул он и в подтверждение раскурил новую вонючую сигарету. — Вы отвечайте на вопрос, Элина Александровна.

Ага, сейчас. С ума еще не сошла.

— Чтобы получать импортные гранты, надо хорошо владеть хотя бы английским. — тоже не самое лестное для начальства объяснения, но ничего, терпимое — все их поколение «безъязыкое», дети «железного занавеса».

— Не понял, — быстро бросил «кожаный», — Вон, когда ваш завкафедрой книжонкой своей голову морочил, я в киевское отделение звонил — там все по-нашему говорят.

— Потому что там давно уже все наши, а где все наши — там ловить нечего, — отрезала Эля. Надо же, какое на него сильное впечатление звонок в Киев произвел, теперь всю жизнь вспоминать будет. — В постоянно действующих отделениях фондов в Киеве работают, в основном, местные сотрудники, а значит — там все делается как у нас.

— В смысле?

— В смысле, через них гранты получают Киев, Львов, в крайнем случае — Харьков. Нестоличным ученым с киевскими отделениями дело иметь бесполезно, надо обращаться напрямую, в штаб квартиры фондов. А для прямых контактов нужно знать язык и хотя бы элементарно понимать, как заявки составлять, чтоб западников проняло!

— Покойный, значит, и знал, и понимал?

Эля смолкла, лихорадочно соображая: правду говорить не хотелось, но слишком много народу знает, как оно на самом деле. Да и «кожаный» смотрел на нее так, словно все ее сомнения — врать или не стоит — он насквозь видит.

— Это не он, это я знала. То есть, я и сейчас знаю. У нас на факультете самый первый конкурсный отбор на грант прошла я. Только не на исследования здесь, а на годовую магистратуру в Австрии.

— Что ж там не остались? — поинтересовался «жеванный», — Патриотизм замучил?

Эля молча пожала плечами. Вот уж тут объяснений он не дождется. Не его дело.

— Следовательно, все проекты покойного профессора Савчука на самом деле составляли вы, — заключил «кожаный».

Эля отчаянно замотала головой:

— Идею всегда выдвигал он! Савчук большой ученый! Был большой ученый. Я только переводила и оформляла документы.

— Ага, — снова проявил понимание «жеванный», — Выходит, вы при вашем профессоре переводчицей.

Эля оскорблено моргнула. Мало ей факультетского шипения за спиной — «настоящие ученые без гроша, а какая-то девчонка за паршивые переводы три зарплаты гребет», — так теперь и эти за секретаршу держат, сейчас кофе отправят варить. Она невольно покосилась на «кожаного», тут же рассердилась на себя за «покосы-перекосы» — какое ей дело, что случайный человек думает о ее научной карьере? — и отчеканила:

— У меня два высших образования, я защитила магистерскую диссертацию в Кремском университете, я кандидат физических наук… — кандидатом она еще не была, как сказал декан: «Тут вам не Кремс!». Защита уже состоялась, но пока киевский ВАК подтверждения не пришлет, она оставалась никем. Но в такие тонкости она милицию посвящать не собиралась, — Я работаю по всем грантам именно как физик, а документация и переговоры — это дополнительно.

И пусть те, кто ее зарплаты считает, попробуют как она: и свои исследования тащить, и бумажки на трех языках писать, и переговоры вести. Быстро тех денег не захочется!

— Какая вы… крутая, — с легкой насмешкой поглядывая на разбушевавшуюся Элю, хмыкнул «кожаный».

Эля печально кивнула. Ох уж да, ох уж такая крутая, что от этой повышенной крутости ей скоро и конец. Напрасно Светлана Петровна думает, что Эля, сидя на шефовых документах, сможет добиться чего-то для себя. Начальство сойдется стенка на стенку за наследство Савчука, а ее в этой борьбе разорвут на части. Отдаст она всю информацию одному, тут же станет ему не нужна, и второй ее в отместку всенепременно скушает. Как же она влипла!

— Сколько всего исследований вел Савчук?

— Три. Для немцев, Канады и Америки, — машинально ответила Эля. А может, поделить между ними? Завкафедрой немецкий грант, декану канадский, так они за американский подерутся, и вообще, ерунда это. Там тематика смежная, не разделишь.

Ой стыдоба, знал бы шеф, как его ученица спокойненько готовится участвовать в разделе его научной работы между всякими. А что ей делать? Широкой шефовой спины, способной заслонить от кого угодно, больше нет. Нету его больше, хоть ты криком кричи! И неизвестно, что будет с лабораторией, вон, даже мил-дружочек Грушин решил, что он теперь тоже начальство. А она не может потерять работу, и участие в грантах, если она их потеряет — на что они будут жить? Яська хочет то одно, то другое, весенняя куртка нужна, а в сентябре уже в школу. И теперь еще бабушка…

— Нам нужно связаться с этими фондами. Можете дать телефоны, адреса?

— Звонить дорого, лучше по электронной почте, — машинально обронила Эля и тут же махнула рукой, — Сами разберетесь. У меня все в компьютере.

— Пойдемте, — «жеванный» поднялся.