Калейдоскоп

Оранжевое сказание. Пустынь. Глава 1

ОРАНЖЕВОЕ СКАЗАНИЕ. Пустынь

Глава 1

Мокрая пелена из нависших туч плыла рваными космами меж голых деревьев. Она задерживалась у кустов орешника, огибала углы зданий, скрадывала горизонт. Мелкие капли поблёскивали на железной поверхности молчаливых механоров, и темнили плечи троих людей, слушающих человека в рясе, который нараспев читал с книжных страниц:

– Я есмь воскресение и жизнь…

Позеленевший от поросли мха каменный крест, вершивший купол часовни, сложенной из серого гранита, тянулся сквозь слои полосистого тумана вверх к чему-то, невидному глазам. Тянулся с первого дня, как его вытесали из мрамора и установили на склепе как символ, близкий сердцу первого из семейства Раскиных, – Глеба, – в последние моменты его жизни.

А священник продолжал:

– И всякий живущий и верующий в меня…

Дмитрий Раскин почувствовал, как его руку сжимают пальцы сына, слышал тихенький плач матери, видел неподвижно стоявших механоров, с почтением замерших перед прахом своего хозяина, вернувшегося в конечное пристанище всего. Горестные мысли не оставляли в покое:

«Понимают ли они, что перед ними происходит? И как представляют себе жизнь и смерть? Что думают о причине, почему Раскин Николай сейчас лежит перед ними в деревянном ящике?»

Николай Глебович, четвёртый из устроивших свою жизнь здесь, на этих склонах и полях Раскиных, жил и умер тут, никуда не выезжая, и теперь его ожидал вечный мрак и покой на маленьком семейном кладбище, которое построил первый из них. Сделал это для всех последующих, для долгой призрачной череды потомков, которые будут здесь обитать и дальше, соблюдая установленные Глебом Сергеевичем правила, нравы и образ жизни.

По телу Дмитрия пробежала дрожь, предательски защипало веки, и гроб расплылся, голос человека в рясе слился с шёпотом ветра, пробегающим в ветвях деревьев, обступивших покойного почётным караулом. В уме роились воспоминания – высокий, седой человек бродит по окружающим полям, вдыхая утренний воздух, стоит перед пылающими поленьями камина, сидит в кресле, и читает книгу.

Спокойствие, которое даёт человеку размеренная жизнь. Смирение. Полное отсутствие лихорадочной гонки. Понимание, что ты нужен окружающим, домашний уют. И широкое приволье вокруг дома…

Трофим взял его за локоть:

– Отец, – еле слышно позвал он, – Отец.

Отпевание закончилось. Человек в облачении закрыл книгу. Шестеро механоров подняли гроб.

Следом за ними к свежевырытой могиле подошли люди и молча смотрели, как механоры завершили траурную церемонию, насыпали на могилу земляной холмик, установив временный деревянный крест с табличкой:

РАСКИН НИКОЛАЙ ГЛЕБОВИЧ

И больше – ничего. Только имя. Этого вполне достаточно, подумал Дмитрий. Так же, как и на могильных надписях у других членов семьи, начиная со Смагина Анатолия Сергеевича. Помнится, его прозвали Антоль Смага. На его дочери Марине был женат Глеб Сергеевич, первый из Раскиных, который тоже здесь покоится. За ним последовал его сын, Раскин Дарет Глебович. Сын Дарета, второй Глеб, которого назвали так в честь деда, тоже похоронен здесь. Сегодня рядом с его могилой упокоен уже его сын – Раскин Николай Глебович.

Дмитрий хорошо помнил своего деда, Глеба Даретовича, любителя подремать вечером у камина с книгой в руках, которая вечно падала на пол...

Глаза остановились на следующей надписи: Мария Раскин, мать того самого парнишки, который сейчас стоит рядом с ним. Хотя какой уж парнишка! Он постоянно забывал, что Трофиму уже двадцать два года, и через неделю он, как и сам Дмитрий в молодости, отправится с экспедицией вглубь Земли, исследовать тайны Каверны, и её обитателей.

Они все тут… Раскины. Их жёны, их дети. Рядом при жизни, рядом после неё, чинно спят среди гранита и мрамора, вокруг ограды – сосны, и над могилами общий крест на часовне. Позеленевший от мха…

Механоры стояли рядом, и молча ждали, закончив своё скорбное дело.

Раздался тихий голос матери, стоявшей поодаль:

– Теперь ты стал самым старшим в семье, сынок.

Он протянул к ней свою руку: самый старший в семье, в которой, кроме него самого, остались ещё двое – его мать и сын. И сын скоро уедет, спустится в Каверну. Конечно же, он вернётся. И вернётся с женой, надо полагать. Тогда семья увеличится. Нужно надеяться, что с его возвращением бо́льшая часть комнат не будет пустовать, и вернётся время, когда по коридорам особняка снова будут носиться казаки с разбойниками, создавая суматоху и жуткий гвалт. Это время непременно вернётся…

Трое Раскиных вышли за ограду кладбища, и направились к окутанной белёсым туманом каменной громаде дома.