Калейдоскоп

Красное сказание. Поселение Тайград. Глава 1

КРАСНОЕ СКАЗАНИЕ. Поселение Тайград

Глава 1

Анатолий Петрович Смагин, которого все окружающие звали по старой традиции Антолем, расположившись поудобнее на деревянной лавке, наблюдал за работой недавно приобретённого автоматического мехплуга. Плуг докатился до обозначенного края поля, зажурчал умными внутренностями с металлическим перестуком шестерён, развернулся, издал предупреждающий писк, и двинулся в обратную сторону, оставляя за собой вывернутый пласт вскопанной почвы.

Проехав таким образом около минуты, плуг неожиданно остановился, возбуждённо «тиликая». Тут же сбоку откинулась крышка, и из открытой полости высунулась телескопическая крановидная рука. Стальные пальцы с крючками на концах погрузились во свежевспаханную борозду, выудили из её нутра камень, и торжественно бросили его в деревянный ящик, закреплённый сверху. Плуг громко пискнул, и пошёл вспахивать дальше.

Антоль проводил этого помощника недовольным взглядом:

«Когда-нибудь, – сказал он себе, – этот пахарь свихнётся, наткнувшись на что-то ему непонятное».

Солнце пригревало, мужчина блаженно откинулся на спину, и посмотрел на ярко синее небо, расчерченное ракетным следом летевшего самолёта. В этот момент в доме позади него ожила аудиосистема, и над полем загрохотал говорливый рэп. Мужчина ругнулся вполголоса:

- Дарик новый диск приобрёл, будь он неладен…

Мехплуг застучал шестернями совсем рядом с его лавкой, и Анатолий со злобой глянул в его сторону.

– Микросхемы, – пробурчал он себе под нос, – вокруг одни микросхемы. Скоро все будем сидеть на лавке, и команды раздавать этим чудищам, а они выполнять.

Через грохот рэпа из окна послышался звонкий голос дочери:

– Папа!

Антоль повёл плечами:

– Да, Марина.

– Слушай, ты бы пододвинулся немного в сторону, когда плужок до тебя дойдёт. Не спорь с ним. Это же машина. А то вчера, как ты на поле сидел, так после там квадрат непаханый остался.

Человек в соломенной шляпе, сидящий на лавочке, склонил вниз голову – в надежде, что его примут за спящего.

– Соня, – повторил звонкий голос, – ты меня слышишь?

Не помогло…

– Слышу, Марин, слышу. Как раз хотел отодвинуться.

Смагин поднялся, одной рукой держась за поясницу, а в другой сжимая берёзовый посох. Пускай посмотрит, какой я немощный, может успокоится. Надо только внимательнее быть. Если догадается, что он может и без посоха, то сразу занятие найдёт. Или в больницу отправит. Тяжко вздохнув, передвинул лавку на тропу. Мехплуг, поравнявшись с ним, весело пикнул: «Вовремя!»

Только он решил присесть, как невдалеке послышались хлопки и натужное громыхание. Анатолий выпрямился и заслонил глаза козырьком ладони. Теперь загромыхало ближе, и стал слышен чих двигателя и перестук разболтанных деталей.

– Машина, – воскликнул он, – Машина, чёрт её бери!

Резко сорвавшись с места, тут же вспомнил о своих недугах, и не спеша засеменил к забору по дорожке.

– Однако, это Степан, – бормотал он, хромая к калитке, – Кажется, только у него и остался движок на ходу. Вот же вредный мужик, выехать решил!

Это точно оказался его приятель. Хозяин механического плуга подошёл к забору аккурат в тот момент, когда из-за поворота, прыгая на кочках, выехала древняя и ржавая, бортовая «Газель». Из радиатора со свистом вырывался пар, а их выхлопной вылетали кольца чёрной гари.

Степан гордо сидел в кабине, и пытался аккуратно объезжать кочки и впадины, но густая поросль на дороге мешала это делать.

Антоль помахал берёзовой палкой:

– Привет, Стёпа!

Степан, увидев машущего человека, вжал тормоз в пол, и кашлянув, авто остановилось.

– Что в бак залил?

– Да страшно говорить, – ответил водитель, сплёвывая в не осевшую ещё пыль, – Керосинчика нашёл, бенза чуть в бочке бултыхалось, да для пыха спирта чуток плеснул.

Смагин восхищённо оглядел ожившего вдруг «мамонта»:

– Живой… У меня тоже раньше конь такой был. Седан, правда. Было время, под сотню гонял.

– Бежит ещё, – отозвался Стёпа, с любовью оглядывая свою «старушку», – была бы горючка да запчасти ещё. Ещё лет пять назад бензин частенько попадался, теперь-то уже и не найти. Поди уж и перестали делать. Да и чего ради, когда кругом все на додык.., додэк, – тут он запнулся, – сразу и не выговоришь, мать их за ногу!

– Додекаэдры, – подсказал Анатолий, глядя ему в лицо, – Додекаэдры заменили всё в этой новой жизни. И кто бы мог подумать, что какая-то трава, что растёт везде, на такое способна. Но зато воздух чистый, печь не нужна, электричество у каждого своё. Да и гравилёт во всех дворах есть, только романтики в таких поездках никакой.

Подойдя ближе, он заглянул в кузов:

– На продажу?

– Ну да, – кивнул Степан, – Картошечка есть, помидорки вон три ящика собрал. Хочу в лавку сдать, как до домов доеду.

Антоль возразил:

– Сильно губу-то не раскатывай, едва ли возьмут. Все теперь по моде, только копропонику едят. Типа – экологично, и вкус лучше. Сейчас, когда климат-то жарче стал, тут хоть что можно ро́стить. Страшно посмотреть, какие деревья гигантские вымахали. И растут так быстро! Скоро через эти джунгли без мачете не проберёшься! Всё не так стало!

– Это ты Антоль, верно сказал. Но у нас ещё хотя бы жить можно. В других местах куда хуже. Люди бегут. А насчёт овощей скажу – зря люди копру эту ро́стят! Я бы и копейки гнутой не дал за ту дрянь, что они в банках держат. В рот взять противно! Я Жанне своей всегда говорю: настоящая еда для человека должна быть в земле выращена. А то вокруг вон что взялись выводить! Да ещё семена любые бесплатно раздают! Ну вот что это за жизнь такая, а?!

Степан вставил ключ в замок, и попытался завести машину:

– Знаю я, что едва ли чего продам, ну хоть прокачусь немного! Да дорога, конечно, совсем дрянь стала, запустили совсем. Никто не следит. Помнишь, какая автострада раньше была? Ровненько везде, снег зимой чистят. Ничего не жалели, и денег на это не считали. Потому что знали, дорога – это жизнь! А я сегодня только от дома отъехал, сразу пришлось дерево распиливать – свалилось ровно поперёк!

– Это верно ты говоришь, – кивнул Раскин.

Движок вдруг затарахтел, машина задёргалась, из-под кузова вырвался клуб сизого дыма, затем Газель рывком стронулась, и Стёпа отъехал.

Анатолий отошёл назад к лавочке, и увидел, что сидушка вся мокрая. Мехплуг завершил вспашку, и раскрутив шланг, принялся поливать рядом лежащие грядки с проросшим луком.

Выругавшись, отправился на крыльцо. Он не любил тут находиться, но ведь спасения от этого автоматического урода нет нигде… Да и пейзаж вокруг не радовал – сплошь заброшенные дома, всё дурным кустом заросло. Из-за угла дома послышался голос:

– Толик, Толик, ты где есть?

Раскин повернулся:

– Тут я, Боря, тут. Спрятался от этого жутера с микросхемами. Подходи.

Перед ним появился Борис, дымивший во все стороны сигаретой.

– Ты чего сегодня так рано? – заметил хозяин крылечка.

– Слушай, дружище, сегодня нам сыграть не придётся, – ответил приятель, и добавил, присаживаясь на крыльцо рядом, – Уезжаем…

Соколов резко повернулся:

– Как? Что случилось?

– Перебираемся за перевал. Люся уломала Серёгу своего. Всю головёшку ему продолбила, мол, там такие замечательные участки, да все переезжают, чего же мы будем от людей отставать.

Анатолий с волнением прокашлялся, и спросил:

– А куда? Известно?

– Наверняка не знаю, – ответил Борис, – Ещё не был там. Где-то за перевалом, севернее. Озеро там ещё, что ли есть. Не знаю. Пять гектаров им отмерили. Люська хотела пятьдесят, но Серёга упёрся, сказал хватит и пяти. И то правда – сколько лет садиком на три сотки обходились.

– Марина моя тоже на Глеба наседает, – сообщил Смагин, – Но он стоит на своём. Не могу, говорит, и не хочу. И всё. Да и вообще, говорит, на что это будет похоже, если он, завотделом торговли в администрации, и вдруг Тайград бросит.

– И что с людьми сделалось, – продолжил Борис, – Сумасшествие просто.

– И не говори, – подтвердил Антоль, – Как с ума сошли от этой глубинки. Все уехать хотят. Погляди…

Он указал рукой на пустые дома по улице:

– Не так и давно всё было зелено да крашено, каждый домик – одно загляденье. Соседи дружили друг с другом. Жёны, когда молоденькие были, бегали друг к дружке с рецептами. А мужики выйдут вечером покурить на крылечке – глядишь, стоят все вместе, языками треплют. Дружно всё было, весело. А теперь – все кто куда, э-эх.., – при этих словах Антоль махнул рукой.

Борис заспешил:

– Ну, побегу я, Смага. Забежал, чтоб сказать тебе, что уезжаем. Люся велела мне вещи укладывать. Не дай бог, увидит, что меня нету, обидится.

Антоль поднялся и протянул ему руку:

– Может ещё зайдёшь, сыграли бы, а?

Борис помотал головой:

– Нет, Смага, не смогу.

Они неловко обнялись.

– Наверное, там уж не поиграю, – пробормотал Борис.

– А я думаешь, смогу? – сказал Антоль, – Тут вообще не с кем без тебя поболтать будет…

– Ну, давай, Толик.

– Удачи, – отозвался Антоль.

Борис, подволакивая ногу, отправился к себе, и Смагин, проводив друга, вдруг почувствовал, как корявая рука одиночества коснулась его холодными пальцами. Ему стало страшно… Старость, так и есть – пора на свалку. Его место в прошедшей эпохе, а срок свой он уже превысил, зажился здесь.

С туманом в глазах он взял прислонённый к лавке посох, и поплёлся к калитке, за которой тянулась пустая улица.