Глава 6
В Синеграде Иван Раскин округлил десятое тысячелетие своего забытья и продолжал спать, лежа без движения. На бульваре блуждающий ветерок тормошил листву, но этого никто не слышал, и никто не видел.
И вдруг он неожиданно очнулся.
«Как странно, – подумал он, – ведь я сказал – навечно.
Сказал, что хочу спать бесконечно, а у бесконечности нет конца».
Всё остальное тонуло в серой мгле сонного забытья, но эта мысль четко отпечаталась в его сознании:
«Я сказал – вечно, а то, что со мной сейчас происходит, это не вечность».
И какое-то слово, или мысль стучалась его в мозг, словно кто-то далеко-далеко стучался в дверь.
Он лежал, прислушиваясь к стуку, и слово превратилось в два слова… два слова – имя и фамилия, его имя и его фамилия:
– Иван Раскин, Иван Раскин.
Снова и снова, снова и снова, два слова стучались в его мозг:
– Иван Раскин, Иван Раскин.
– Да, – сказал мозг Раскина, и слова перестали звучать. Безмолвие и редеющая мгла забытья заколыхались. Потянулась ниточка воспоминаний. Волокно за волокном.
Было некогда огромное поселение, и называлось оно – Синеград.
В городе жили люди, но люди без идеалов.
За пределами города жили Еноты… Они населяли весь мир за его пределами. И у енотов был идеал и была мечта.
Марина поднялась на холм, чтобы на сто лет перенестись в мир мечты.
А я… Я поднялся на холм и сказал: вечно. Но это не вечность.
– Это Дядюшка Бэмс! Иван, вы слышите меня?
– Слушаю, Дядюшка, – сказал Раскин, но сказал не ртом, не языком, и не губами, потому что чувствовал, как его тело в капсуле облегает жидкость, которая питала его и не давала ему обезвоживаться. Жидкость, которая запечатала его губы, и уши, и глаза. Он сказал своим умом, своей мыслью:
– Слушаю тебя, Дядюшка, – мысленно ответил Раскин, – Я тебя помню. Теперь вспомнил. Ты был с нами с самого начала. Ты помогал нам обучать енотов. Ты остался с ними, когда кончился наш род.
– Я и теперь с ними, – ответил механор.
– А я укрылся в вечность, – сказал Иван, – Закрыл Синеград и укрылся в вечность.
– Мы часто думали об этом, – сказал Дядюшка, – Зачем вы закрыли его?
– Еноты, – отозвался мозг Раскина, – Чтобы еноты смогли использовать возможность.
– Они развернулись вовсю, – сообщил Дядюшка.
– А поселение теперь открыто?
– Нет, Синеград по-прежнему закрыт.
– Но ведь ты здесь.
– Да, но я один знаю путь. И других не будет. Во всяком случае, до тех пор ещё очень много времени пройдет.
– Время, – произнес Раскин, – Я уже забыл про время. Сколько времени прошло, Дядюшка?
– С тех пор, как вы закрыли город? Около десяти тысяч лет.
– А здесь еще кто-нибудь есть?
– Есть, но они спят.
– А механоры? Механоры по-прежнему следят?
– Да, они по-прежнему следят.
Раскин лежат спокойно, и в душе его воцарился покой. Поселение по-прежнему закрыто, и последние люди спят. Еноты развернулись, и механоры следят за порядком.
– Напрасно ты меня разбудил, – сказал он, – Напрасно прервал сон.
– Я не просто так поболтать с вами пришёл. Мне нужно узнать одну вещь. Я знал когда-то, но забыл, а дело совсем простое. Простое, но страшно важное.
Иван мысленно рассмеялся:
– И что у тебя за дело, Дядюшка?
– Это насчет термитов, – сказал Дженкинс, – Термиты, бывало, досаждали людям. Как вы тогда поступали?
– Очень просто, мы их травили, – ответил Раскин.
Дженкинс ахнул:
– Травили?!
– Ну да, – ответил Раскин, – Это очень просто. Надо только знать про эффект симбиоза: внутри них живут некие жгутиковые, которые перерабатывают целлюлозу в сахар, это как раз и питает термитов. Они друг без друга жить не могут. Нужно накормить теримаго обычным пеннициллином, тогда эти микроскопические твари внутри них сразу сдохнут, а сами термиты погибнут уже через сутки. Мы пропитывали гнилушки этим антибиотиком. Так и уничтожали целые термитники целиком – достаточно обложить обработанным дудаком их жилище.
В голове Раскина жужжала тишина… ни мыслей, ни слов.
– Дядюшка, – окликнул он, – Дядюшка, ты…
– Да, Иван, я здесь.
– Это всё, что тебе надо?
– Да, это всё, что мне надо.
– Я могу снова уснуть?
– Да, Раскин. Вы можете снова уснуть.
Стоя на холме, Дядюшка ощутил летящее над краем дыхание жаркого лета. Склон спадал к реке яркими зелёными штрихами, виднелись могучие стволы деревьев.
На северо-востоке возвышался призрачный силуэт, бурое пятно – зловещее предзнаменование, нареченное Постройкой. Неуклонно растущее порождение мозга термитов, и никто, кроме самих термитов, даже представить себе не может, для чего и зачем оно строится.
Но с теримаго можно бороться, есть способ. Человеческий способ.
Способ, про который Иван Раскин рассказал ему, проспав десять тысяч лет. Простой и надёжный, довольно жестокий, но действенный способ – даже думать не надо. Нужно взять антибиотик, обычный пенициллин, облить им напиленные куски дудака, и термиты сожрут его, обязательно. И все, как один умрут. Ровно через сутки.
«Простой способ, – сказал себе Дядюшка, – Простейший, даже думать не надо».
Да, но только тут нужна химия, а химия енотам неизвестна. Но это могут сделать медицинские механоры, такие формулы есть в их памяти.
Всё это так, только тут нужно убивать, а убийства прекращены.
Даже блох нынче не убивают, а блохи отчаянно донимают енотов. Даже термитов… хотя термиты грозят отнять у зверей их родной мир.
Уже пять тысяч лет, если не больше, как не было убийства. Сама мысль об убийстве искоренена из сознания зверей.
«Пусть так и будет, –сказал себе Дядюшка, – Лучше потерять этот мир, чем снова впасть в безумие».
Он медленно повернулся и пошел вниз по склону.
А Фаня огорчится. И страшно огорчится, когда услышит, что раскины не знали способа бороться с теримаго…
КОНЕЦ