Княже мой, княже

Часть

Неяркое бледное солнышко освещало улицы Манахаты - островной космической станции - отблёскивая острыми кончиками голубоватых лучей от поверхности водохранилища.

Вечнозелёные деревья, создававшие облако достаточно чистой атмосферы, чтобы ближайшие к парковой зоне районы могли дышать полной грудью, шелестели листвой.

Энзо закинул руки за голову и повернулся несколько раз – сначала влево, потом вправо. Распустил собранные в маленький хвостик чёрные волосы и, собрав их назад, затянул резинку поплотней. А затем неторопливо побежал вперёд.

Он не любил рано вставать. По крайней мере с тех пор, как его жизнью стал клуб. И в то же время любил смотреть, как поднимается холодное, далёкое солнце над водой именно по утрам, когда его ещё не закоптили тучи дыма и не излапали чужие взгляды.

Он зевнул на ходу и покосился на гладь воды, отражавшую весеннее небо.

- Вчера всё прошло хорошо? – услышал он голос из-за спины и поморщился – Энзо предпочёл бы во время пробежки побыть один. Тем более именно с Роем он говорить не хотел.

- Всё просто отлично, - сказал он, поворачиваясь, но лишь настолько, чтобы иметь возможность смотреть перед собой. – Я получил незабываемое удовольствие от этих ребят. Если ещё раз попытаешься отправить меня к ним, я отшибу драгоценности или им, или тебе. Особенно, если забудешь при этом спросить меня.

- Всё ещё дуешься, - с каким-то даже удовлетворением хмыкнул Рой и чуть обогнал Энзо, так чтобы всё-таки оказаться в поле его зрения. – Зато мистер МакКензи остался доволен. Он прислал тебе кое-что.

Энзо хмыкнул. Хотя обида продолжала терзать его, любопытство заметно скрыло её за собой.

- Что? – спросил он.

- Увидишь, - Рой подмигнул, - когда вернёмся в Клуб.

На какое-то время он замолк, выжидая, когда мысли Энзо повернутся в нужное русло, а затем, уже немножко запыхавшись, продолжил:

- Один человек хочет познакомиться с тобой.

- Кто? - спросил рассеянно Энзо, пребывавший где-то посередине между мыслями о подарке и негой от солнечных лучей, скользивших по лицу.

- Очень серьёзный человек.

- Мне было бы проще, если бы ты оставил свои мистификации при себе. Хочется верить, что к несерьёзному ты бы меня не позвал.

Он, однако, не добился ничего. Рой подмигнул ему и, бросив:

- Поговорим потом, - плавно ушёл вбок, на аллею, уходившую на запад.

Энзо помрачнел. Он не любил, когда у него вырывали карты из рук, и Рой отлично это понимал. И всё равно пытался внести сумятицу каждый раз.

У Роя была странная манера преподносить каждого клиента как сюрприз, как будто Энзо целыми днями только такого подарка и ждал. И хотя его заказы всегда окупали себя, иногда нервов на них уходило больше, чем если бы Энзо выбирал сам.

Собственно, самому выбирать никто не запрещал. Большинство делало именно так. Но Рой считал себя чем-то вроде продюсера - впрочем, никогда не переходил ту грань, за которой Энзо стал бы действительно зол.

Энзо снова посмотрел на воду и опять на дорожку, убегавшую вперёд.

Подумал и нажал на воротнике поло кнопку, включая в плеере случайный трек. Лёгкая ритмичная музыка зазвучала в ушах, и Энзо зажмурился от наслаждения.

- Доли-доди-дом, - пробормотал он вполголоса и тут же ойкнул, обнаружив, что врезался во что-то мягкое и тёплое лбом.

Энзо резко распахнул глаза и отпрыгнул назад.

Высокий широкоплечий мужчина лет двадцати пяти с военной выправкой и снайперским прищуром глаз стоял поперёк дороги и явно не собирался уходить.

- Нашёл, где стоять! – выдохнул Энзо, выдирая из уха наушник.

- Извини, но иначе тебя было не остановить.

Энзо поджал губы и окинул своё неожиданное препятствие ещё одним оценивающим взглядом. Поджал губы и, не говоря ни слова, побежал в обход.

Мужчина проследил за ним немного удивлённым взглядом и, подумав, тоже перешёл на бег.

- Я хотел предупредить, что впереди обрыв.

- Конечно. И ты хочешь перенести меня через него на руках?

- А что, мне нравится эта мысль.

Энзо с сомнением покосился на него, но первое раздражение его немного уже прошло.

- Если бы я хотел, чтобы меня носили на руках, я бы нанял себе рикш.

- У них грубые руки. А я был бы очень внимателен.

Энзо фыркнул, но фырканье на ходу перешло в смешок.

- Разве тебе не надо сейчас быть на плацу и маршировать с другими солдатиками, сержант?

- Я капитан.

- О! Может, ещё и герой двадцати планет?

- Как ты угадал? Наша эскадра вчера вернулась в порт.

Энзо остановился и вскинул бровь.

- И много вас там? – с трудом пытаясь отдышаться, но всё же насмешливо поинтересовался он.

- Такой, как я – один.

- Волейболистки занимаются на двадцать метров южней.

- А мне нравишься ты.

- Ну, здесь ты меня не удивил.

- Тебя так часто носят на руках?

- Ну, как тебе сказать… - Энзо скрестил руки на груди и задумался. Вообще-то, солдатик был довольно мил. Энзо нравились веснушки, усыпавшие его улыбчивое лицо, и складочка, залёгшая в уголке губ. Но знакомиться на улице он не любил. Тем более, что толку в парнишке явно не было никакого – простой моряк, Энзо считал бесчестным выжимать деньги из таких.

- Не вредничай, конфетка. Я же вижу, ты хочешь ещё поболтать со мной.

Первая половина фразы внесла полную ясность в мысли юноши.

- Я не конфетка, я урюк. И у меня нет времени на болтовню.

Снова припустив с места, он ловко свернул на первую же аллею и, заметив едущий по дорожке парка трамвайчик, вспрыгнул на него.

Моряк попытался последовать за ним, но не успел – трамвайчик уже убегал прочь.

- А я бы тебя любил! – бросил он, и Энзо, не сдержавшись, крикнул в ответ:

- Все вы любите, пока корабль не покинет порт.

Он отвернулся и, столкнувшись глазами с пристальным взглядом водителя, прокашлялся.

- Повсюду разврат. На пробежку выйти не дадут, - пожаловался он.

- Ну-ну, - водитель хмыкнул и отвернулся от него.

Энзо, впрочем, после встречи пребывал в куда лучшем расположении духа, чем хотел показать. Внимание всегда радовало его, и, положа руку на сердце, он иногда готов был признаться, что потому и выбрал именно эту работу из множества других.

Закончив с пробежкой, Энзо, не переодеваясь, зашёл в кафе и взял себе кофе. Потом побродил ещё немного по городу и вернулся назад, в клуб, чтобы начать готовиться к встрече, которую обещал ему Рой.

Эван проснулся поздно. Разница в часовых поясах давала о себе знать.

И куда хуже было то, что с самого утра его уже мучила боль.

Обычно грудь начинала болеть ближе к ночи – как будто лёгкие уставали дышать. К полуночи кашель душил почти нестерпимо, не давая уснуть, но утром он казался самому себе почти что здоровым и какое-то время мог заниматься делами.

Сегодня же, едва открыв глаза, он понял, что с трудом может вздохнуть – лёгкие резало наждаком, и оставалось гадать, виноват ли в этом салонный дым, в котором он провёл ночь, или попросту болезнь становится тяжелей.

Заставив себя подняться, он заглотил несколько таблеток и, удерживая их под языком, прошёл в ванную, чтобы запить водой.

Ненароком наткнулся взглядом на собственное потрёпанное после плохого сна лицо. Проглотив горсть воды, ещё одну плеснул себе в глаза.

Таблетки помогали, но не очень хорошо. МакФилен дал их ему уже почти что четыре месяца назад, но сколько Эван не пил их – через несколько часов боль возвращалась, становясь ещё сильней.

Он не привык анализировать такие вещи. Сам факт того, что он обречён, Эван принял как показания термометра – как то, что нельзя изменить. Конечно, было бы ложью говорить, что он совсем не надеялся пожить чуточку дольше, чем отпустили ему врачи.

Он честно выполнял все рекомендации, ходил на приёмы в назначенный час и даже согласился поехать на эти проклятые воды, когда врач сказал, что это его последний шанс.

Но паниковать, тратить время на поиски чудодейственных средств или беготню по другим больницам Эван не хотел. Время и так было слишком дорого для него, чтобы терять его подобным образом.

Напротив, он вырезал из своего графика всё, что могло быть сделано без него – впрочем, не добившись этим ничего. Дел в клане всё равно оставалось столько, что ему с трудом удавалось выкроить вечер, когда бы его не трогал никто, и ещё более сложным оказалось выкроить две недели для поездки на воды.

Эван очень отчётливо понимал, что время – это песок в часах, количество которого отмерено настолько строго, что выгадать пару крупинок будет слишком большой удачей, чтобы рассчитывать на неё. Вот только выбрать, что же он хочет сделать за этот - слишком маленький - оставшийся ему срок, он не мог.

Ему мучительно не хватало одиночества, чтобы просто собраться с мыслями и решить, что может стать самым главным для него теперь, когда времени хватит только на что-то одно. Вокруг всегда были люди – множество людей, каждый из которых чего-то хотел от него. Каждый из которых о чём-то просил его. И каждый из которых имел много больше, чем он – целую жизнь, полную возможностей и времени, которое наверняка не умел ценить.

Эван глубоко вдохнул. Таблетки уже дали эффект, и воздух не так жёг. Ещё чуть-чуть - и боль должна была стихнуть совсем. Он вернулся в комнату, распахнул чемодан и, достав пару костюмов, повесил их на шкаф – распаковывать вещи он тоже не хотел, слишком хорошо понимая, что, возможно, придётся сорваться с места в любой момент.

Вытащив рубашку, он накинул её на плечи, застегнул, повязал галстук и, одев один из двух костюмов, стал спускаться вниз.

Внизу уже появились первые гости. Несколько мальчиков сидели в разных углах зала. Взгляд Эвана невольно упал на двух из них: один, черноволосый, с высокими угловатыми скулами, обнимал другого, более мягкого на вид. Они тянулись друг к другу телами, явно намереваясь слиться в поцелуе.

Эван отвернулся. Смотреть на чужие ласки он не любил. И тут же наткнулся взглядом на давешнего пианиста – Лючини сидел на диванчике перед столиком и задумчиво покручивал в руках стакан с бренди. Судя по количеству напитка, пить он толком не пил – только разглядывал угловатые льдинки и думал о чём-то своём.

Эван хотел было подойти – мальчик неуловимо притягивал к себе, приковывал взгляд своей хрупкостью и отточенностью черт.

Все мальчики, которых видел здесь Эван, были хороши. Если бы не неумолимый шёпот убегающего времени, преследующий его, он мог бы перебрать их всех одного за другим.

Но с этим дело обстояло сложней.

Он не был пирожным, которое хочется попробовать только чтобы узнать, каким оно будет на вкус. Эвану хотелось проникнуть в него – узнать, что кроется за холодной маской и равнодушием серо-голубых глаз. Он почти уже решил подойти, когда услышал голос хозяина зала, такой же точно, как и вечером ранее:

- Мистер Лучини, вас просят на второй этаж.

Эван мгновенно отвернулся, опасаясь, что мальчишка сможет поймать его взгляд. Не глядя больше ни на кого, он прошёл за один из столиков и сел. Затем подозвал к себе эконома и поинтересовался, как того зовут.

- Рой, - ответил тот.

- Рой, я могу побыть с тем мальчиком, который вчера делал мне массаж?

- Само собой, - Рой улыбнулся, - он сейчас подойдёт.

Энзо заметил Эвана, когда уже поднимался. Глаза его лишь на секунду скользнули по мужчине, и тут же кровь прилила к щекам. Он стиснул зубы, отгоняя непрошеный стыд, к которому давно уже привык. Ещё дальше отправил мысли о том, что не испытывал ничего подобного уже давно.

Рой поймал его за руку и потянул наверх по лестнице.

- Что с тобой сегодня? – пробормотал он вполголоса. – Заторможенный какой-то, - Рой принюхался, - ничего не курил?

Энзо качнул головой.

- Всё хорошо.

Ещё несколько минут назад он и сам был уверен, что всё действительно хорошо, теперь же, как ни старался, неприятное чувство грызло его.

- Кто он? – спросил он, чтобы перевести в другое русло разговор.

- Его зовут Сабир Ар Маариф.

- Кто? – Энзо замер на месте и распахнутыми глазами уставился на Роя.

- Не смотри на меня так.

- Он кочевник! Звёзды, что кочевник делает… - Энзо снизил голос и уже шёпотом добавил: - что кочевник делает здесь?

- Он наш почётный член!

- Рой, вам уже вообще всё равно, лишь бы был член?

- Энзо!

- Я Рафаэль!

- Тихо! Мы пришли!