Козлоногий Бог

Глава 8.

Холодный утренний свет как всегда отрезвляюще подействовал на двух мужчин в старом книжном магазине. Хью Пастон гадал, были ли его опыты прошлой ночью лишь чистым воображением, а Т. Джелкс пытался понять, как же он будет теперь лавировать между Сциллой и Харибдой, с которыми он столкнулся. Здравый смысл не переставая твердил ему оставить все это в покое; он влипнет в очень веселенькую историю, если зайдет еще хоть немного дальше. Оккультизм неплохо смотрелся под обложками книг, особенно романов; но в реальной жизни он, вероятно, мог оказаться достаточно взрывоопасной вещью, если только речь не шла о такой чуши, как создание сновидений. Сам он по натуре был сновидцем, созерцателем; мистическая философия привлекала его теми ответами, которые она давала, и была для него способом побега от ограничений его жизни, которую он жил на весьма ничтожный доход. Но Хью Пастон не был мистиком; что бы он ни узнавал, он тут же применял это на практике. Старый Джелкс понимал, что в тот момент, когда утенок, которого он высидел, прикоснулся к воде, как можно было судить по всем признакам, он и сам вынырнул на поверхность из своих глубин.

Ему казалось, что последней каплей стал тот момент, когда он заставил Хью Пастона смириться с фактом, что его никогда не любили, но обманывали с самого начала, и поступив таким образом, он сорвал с него последние остатки самоуважения. Такая терапия могла либо убить его, либо исцелить раз и навсегда. Он сокрушил этого человека до основания. Насколько бы мужественно Хью Пастон не выносил всего этого, он, тем не менее, лежал головой в пыли. Старый книготорговец лечил его простым гомеопатическим способом, тыкая его носом в эту пыль в надежде, что хотя бы это, если уж не что-то иное, заставит его поднять голову хотя бы из чистой злобы. Если в Хью Пастоне еще осталась способность хоть на что-то реагировать, то пришло время применить стимуляторы, и это должны быть жесткие стимуляторы. Он не посмеет теперь остановиться или у него на руках окажется довольно жуткого вида развалина. Старый книготорговец вздохнул, жалея о том, что вообще начал эти игры с душами.

Он взглянул на своего визави, завтракающего напротив него за столом, и увидел, что тот мрачно смотрит в огонь. Серьезный разговор был невозможен, ибо домработница все еще вертелась вокруг, словно огромная синяя муха, да и в любом случае идти дальше было бессмысленно до тех пор, пока он не узнает точно, чем может помочь. Было бы жестоко давать ему надежду, а затем разрушать ее. Он твердо решил, что никаких дальнейших бесед не будет до тех пор, пока он не подготовит все к тому, что все равно должно было случиться.

Хью решил проблему за него, внезапно сказав:

— Мне придется переговорить с матерью сегодня. Не могу больше держать дела в подвешенном состоянии.

Джелкс кивнул.

— Вернетесь к обеду? — поинтересовался он.

— Нет, вернусь к ужину — если позволите.

Убедившись, что его гость благополучно покинул помещение, Джелкс сменил свой халат на старый Инвернесский плащ и вышел на улицу. Идти ему было недалеко. Пара поворотов и он был на месте. Он нажал на кнопку одного из многочисленных звонков сбоку обшарпанной двери под вычурным портиком. Визитная карточка, приколотая булавкой позади него, гласила, что владелицей звонка была мисс Мона Уилтон, дизайнер и ремесленник. Джелкс прислонился плечом к одной из пилястр, находившихся по бокам портика, и приготовился ждать, ибо он знал, что даже если мисс Мона Уилтон была дома, ей потребуется некоторое время, чтобы спуститься с верхних этажей этого высокого узкого дома и впустить его внутрь. Вскоре его терпение было вознаграждено; он услышал, что кто-то идет по голым плиткам пола в холле, дверь открылась и перед ним возникла девушка в выцветшем льняном халате голубого цвета.

Он пристально, почти с подозрением, посмотрел на нее, и увидел то, что и ожидал увидеть — повешенный нос, пустота в глазах; не смотря на ранний час, девушка выглядела истощенной и уставшей, и во всем ее облике было что-то тревожное. Так выглядят люди, которые давно ничего не ели. Джелкс почувствовал себя ужасно виноватым в том, что он не зашел проведать ее раньше.

При виде старого книготорговца глаза девушки наполнились слезами и она не смогла сказать ни слова.

— Почему ты не зашла ко мне? — спросил Джелкс, глядя ей в глаза.

— Я в порядке, — ответила девушка разбито, впуская его в пыльный, пустой коридор, в котором не было ничего, кроме вонючей детской коляски.

Он последовал за ней наверх по широкой, каменной лестнице без ковра. Они поднимались все выше и выше; наконец, голый камень сменился гулким деревом и лестница стала круче. Каждый пролет был украшен бутылками из-под молока, полными и пустыми; а также пепельницами — конечно же, полными.

Наконец они пришли к узкой винтовой лестнице, ведущей на чердак. Наверху были шаткие стеклянные перегородки. Они вошли внутрь и девушка закрыла за ними дверь.

— Боже, ну и высота! — воскликнул запыхавшийся книготорговец. — Не удивительно, что ты сохранила хорошую фигуру, моя дорогая.

— Это того стоит, — сказала девушка. — Ты же видишь, я могу закрыть за собой дверь и уединиться здесь, в то время как никто больше в этом доме не может этого сделать. Добавь к этому прекрасный вид и закаты.

Джелкс подумал, что закаты были слабым утешением лондонским летом, когда эта каморка превращалась в настоящую жаровню под черепицей.

Девушка провела его в небольшую гостиную, свет в которую проникал сквозь маленькие мансардные окна, расположенные на скошенных стенах, и усадила его в одинокое кресло, словно бы он был почетным гостем. Огонь в камине не горел, но пуховое одеяло, соскользнувшее на пол позади кресла, много говорило о том, как именно она предпочитала согреваться.

Мисс Уилтон села на маленький пуф, обхватив руками колени — чтобы не дрожать от холода, подозревал он, и улыбнулась ему, любезно пытаясь казаться веселой.

— Что занесло тебя сюда в такую рань? — поинтересовалась она.

— Есть работенка, — ответил Джелкс.

Ее лицо просияло.

— Для меня?

— Да, если ты за такое возьмешься.

— Что за работа?

— Это очень странная работа, но я думаю она принесет немало денег.

— Будет очень странно, если я за нее не возьмусь. Последняя газета подвела меня.

— Почему ты ничего мне не сказала?

— О, да ладно, о таком ведь не расскажешь, правда? У тебя не больше средств к существованию, чем у меня.

— У меня достаточно средств для того, чтобы угостить тебя обедом, — сказал Джелкс серьезно.

— Ну, на самом деле, я была неподалеку прошлой ночью, но у тебя кто-то был, поэтому я не стала заходить.

Джелкс фыркнул и резко поднялся на ноги.

— Сейчас ты пойдешь со мной и пообедаешь, — сказал он. — И ты не получишь никакой информации до тех пор, пока не сделаешь этого.

— Ох, дядя Джелкс, я не откажусь. Я уже достаточно похудела для того, чтобы больше не беспокоиться о фигуре.

Оставив халат на крючке за дверью, она вышла к нему в потертом коричневом джемпере и юбке, которые еще больше подчеркивали желтизну ее кожи и тусклость ее черных волос; надела маленькую шерстяную шапку на голову; натянула коричневое твидовое пальто с потертым кроличьим воротником, и положила в карман свой ключ.

Джелкс почувствовал облегчение, глядя на нее. Было маловероятно, что Пастон наделает здесь каких-либо проблем.

Они зашли в книжный магазин и Джелкс, усадив ее греться к огню, откармливал ее сосисками и отпаивал чаем до тех пор, пока измученный вид не начал постепенно исчезать с ее лица и она не устроилась в углу дивана, который облюбовал Хью Пастон, и не угостила себя одной из его сигарет.

— Честное слово, дядя Джелкс! — сказала она, вдохнув ароматный дым, — У тебя неплохо идут дела. Эти сигареты, должно быть, стоили тебе немалых денег.

— Все в порядке, моя дорогая, — ответил Джелкс с ухмылкой. — Они даже не мои.

— Итак, что там на счет этой работы?

— Да, что на счет нее? — ответил Джелкс, запустив руку в то, что осталось от его волос. — Я даже не знаю, с чего начать. Есть один парень, которому нужно обустроить дом.

— Ты имеешь в виду, что он хочет, чтобы я придумала дизайн помещений, выбрала мебель и все там обустроила до конца?

— Да, именно так, — ответил книготорговец нерешительно. Это описание, хотя и достаточно точное, не раскрывало всей правды и вводило в заблуждение больше, чем любая изощренная ложь.

— И что дальше? — спросила мисс Уилтон. — Ты выглядишь виноватым, дядя Джелкс. Я уверена, что ты что-то скрываешь. Этого человека можно считать порядочным?

— Да, да, с этим все хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Тогда в чем проблема?

— Я не уверен, что проблема на самом деле существует. Я боюсь, что я слишком старомоден. Я думаю, что ты и сама можешь позаботиться о себе, причем намного лучше, чем многие другие девчонки в твоем возрасте.

— Если бы не могла, — сказала Мона. — Я бы давно сдохла. Я буду поддерживать отношения с этим человеком до тех пор, пока он будет в состоянии мне платить. Только я не хочу, чтобы в результате у меня остались долги перед какими-либо фирмами, поскольку это плохо отразится на моей будущей репутации.

— Он достаточно платежеспособен. Он внук того человека, который основал Пастон, крупную фирму по продаже чая. Я полагаю, что она частично принадлежит и ему, и много чего еще кроме нее.

— А он никак не связан с тем человеком, чья жена недавно погибла в автоаварии, сбежав из дома?

— Да, это он и есть. Но она не сбежала. Ему не повезло. Она жила на два дома.

— Я бы сказала, что это мерзко.

— Это необычайно мерзко. И это наделало беспорядка в жизни этого человека. Я очень ему сочувствую.

— Зачем ему новая мебель? Он уже пришел в себя?

— Нет. Не совсем. Я думаю, что он просто не может видеть всю эту старую мебель, если тебе интересно мое мнение. Он отдал весь дом в руки аукционеров, чтобы они распродали оттуда все, что смогут найти.

— И он хочет, чтобы я выбрала для него новую мебель? Разве у него нет женщин, которые могли бы ему помочь с этим?

— Мне ничего об этом неизвестно. Я не увидел ни единого намека на то, что они есть. Но в любом случае, ему нужно место с совершенно особенной отделкой.

— Это должно быть интересно.

— Очень интересно, — сказал Джелкс сухо. — Я надеюсь только, что это не превратится во что-то слишком интересное к тому времени, как ты ввяжешься в это.

— К чему столько таинственности? Переходи к делу, дядя.

— Ну, как бы тебе сказать, Мона. Он погрузился к чтение романов Гюисманса, «Без дна» и «Наоборот», и он хочет развлечь себя тем, что пойдет и сделает нечто подобное.

— Он хочет провести Черную Мессу? Как интересно!

— Так, Мона, мне не хочется, чтобы ты говорила об этом в таком духе, даже в шутку. Он конечно же не будет проводить Черную Мессу или я не буду сводить тебя с ним. Что он хочет сделать, так это обставить дом в...ммм...эзотерическом стиле.

— И что он понимает под этим?

— Да чтоб меня повесили, если я знаю, о чем идет речь. И я не думаю, что он сам знает. Так что в этом должна быть некая доля импровизации.

— Конечно должна, если он сам такой же туманный, как и всё остальное, — ответила Мона. — Но даже если так, я не могу обманывать этого несчастного человека. В этом и заключается моя работа — следить, чтобы его никто не обманул.

— Да, это точно. Видишь ли, моя дорогая, он получил кошмарную встряску из-за этого происшествия с его женой; и я думаю, что если ему будет нечем заняться, то он совсем сойдет с ума. И я подумал, что ты можешь получить здесь не меньше выгоды, чем кто-либо другой.

— Огромное спасибо, дядя Джелкс. Я буду очень рада этой работе и я не стану обманывать его больше, чем было бы приемлемо и справедливо в данном случае, и позабочусь о нем в целом. Я полагаю, это от меня и требуется? Ты взял его под свое шерстяное крыло?

— Ну, честно говоря, да. Я очень сочувствую парню.

— Какой он? Он милый?

— Он не так уж плох. Один из этих светских людей, как ты могла догадаться.

— А он носит галстук старой школы[15]?

— Нет, ему это не нужно. У него все в порядке с одеждой.

— Ты циник, дядя Джелкс.

— Ну, моя дорогая, если человек выглядит как джентельмен, ему не нужен лейбл. Только если он выглядит, как живая реклама, он нацепит какой-нибудь знак, кричащий «посмотрите, я джентельмен, хотя вам может казаться иначе».

— Он привлекательный?

— Нет, совершенно обыкновенный.

— Ты переживаешь за мои моральные устои, дядя Джелкс?

— Не более, чем обычно, дорогая моя. Но я знаю, какими бывают эти светские мужчины.

— Полагаю, он считает горничных своими игрушками. Тогда совсем скоро я разрушу его иллюзии. Кстати, где находится его дом?

— Он еще не решил. Я думал, что тебе захочется помочь ему в его поисках.

— Дядя, это становится все забавнее. Я прежде никогда не имела возможности выбрать дом самостоятельно. Мне всегда приходилось делать лучшее, что было возможно, с тем, что выбирал кто-то другой.

— Это будет более чем забавно, Мона. Это станет действительно полезной работой, если ты направишь его по верному пути. Парню необходимо выбраться из собственной головы или он действительно разобьется о скалы.

— Сдается мне, что я должна отремонтировать его самого точно также, как и его дом. Когда я встречусь с этим бедным молодым человеком? Я так понимаю, он молод, иначе бы ты не опасался настолько за мои моральные устои?

— Тебе должно быть стыдно за себя.

— Над этим ты не властен, дядя. Не нужно размахивать приманкой у меня перед носом. Иначе как я смогу отказаться от нее? Но тебе незачем волноваться. Я буду общаться с ним только как профессионал. Я понимаю, что лучше не напрашиваться на неприятности.

— Тогда прекрасно. Ты придешь сегодня около семи вечера и поужинаешь с нами. И надень свое зеленое платье. Я не могу видеть тебя в этой ужасной коричневой одежде. В ней ты кажешься еще более серой. Почему ты все время носишь эти темные цвета? Они делают тебя похожей на покойницу.

— Я ношу их, потому что на них не видна грязь, дядя Джелкс. И я не могу надеть свое зеленое платье, потому что другой мой дядя забрал его. Ну, ты знаешь, процентщик. Так что, боюсь, этого будет достаточно. Но как бы то ни было, я не вижу смысла наряжаться ради мужчины вроде мистера Пастона, потому что в его глазах я выглядела бы в своем лучшем наряде так, как если бы была самой обычной горничной на выходном.

Едва мисс Уилтон выскользнула за дверь, как вернулся Хью Пастон.

— Ну, Ти Джей, — сказал он. — Я выполнил свой долг перед семьей. Я пообедал со своей матерью. Бедная старушка. Она ужасно измотана этим происшествием. Она не может обвинять в этом только меня и в то же время она очень зла. Она говорит, что мне нужно было лучше присматривать за Фридой. Я сказал ей, что только лишь потому, что я не следил за ней слишком сильно, все это продолжалось так долго. Они бы сгорели гораздо раньше, если бы я строго следил за всем. И тем не менее, мать винит меня в случившемся. Это ведь ее еда. Видите ли, все ее светские амбиции разрушены. Мы ведь не принадлежим к высшему обществу, как вы могли понять. Мы поднялись лишь немногим выше, чем розничные торговцы. Друзья Фриды больше не хотят иметь со мной дел после того, что произошло; так что мы снова здесь, мы вернулись туда, откуда начали.

Старый книготорговец неодобрительно хмыкнул.

— Только представьте, они уже присмотрели мне вторую жену. Пришла моя старшая сестра и начала рассказывать о какой-то очень бедной дочери герцога, с которой она сдружилась. Я понял, что моя мать итак об этом знает, но мы вынуждены были слушать об этом снова якобы ради моего же блага. На какую жизнь я подписал себя ради фунта чая. Чай Пастона. Это очень хорошо меня характеризует. Будь оно все проклято, Джелкс, неужели они ждут, что я пойду на это снова?

— Что же вы тогда собираетесь делать? Вести распутную жизнь и наслаждаться собой?

— Да, именно это. Обжегшись на молоке, будешь дуть на воду. Я не хочу улучшать свое социальное положение, так зачем же мне тогда жениться?

— И правда, зачем? — ответил Джелкс.

— Ну, так вы не обдумали мой план еще раз?

— Я не только обдумал его, но и продвинулся дальше.

— Отлично! Куда продвинулись?

— Я встретился с художником, о котором говорил вам.

Он дал Хью визитку Моны.

— О, так это женщина? — воскликнул Пастон.

— Да. Простая. Тридцатилетняя. Компетентная. Вам она понравится. Она знает свою работу.

— Святый боже, Ти Джей, вы же не думаете, что я готов начать все это заново? Дайте мне хоть немного перевести дух. Вы ничуть не лучше моей сестры.

Т. Джелкс густо покраснел до самой макушки своей лысой головы.

— Меня не волнует, мужчина это или женщина, или «ветреный гермафродит», если этот человек знает свою работу, — сказал Хью.

— Она зайдет сегодня вечером поужинать.

— Хорошо. Планы не изменились, как я понимаю?

— Нет, планы не изменились.