Козлоногий Бог

Глава 17.

Мистер Пинкер, находясь под неусыпным контролем Хью, носился так резво, как никогда бы не стал, будь он предоставлен сам себе, и маленький дом быстрыми темпами превращался в пригодное для жизни место. Хью отправил письмо миссис Макинтош, попросив ее приехать, и леди тут же вызвала себе такси, облачившись предварительно в черное платье домработницы, не изменяя давно заведенным привычкам. К ней полностью вернулась ее манера держаться и она не выражала ни одобрения, ни недовольства, когда Хью знакомил ее с фермой, лишь полное смирение с его выбором. Она, как ей и было велено, делала все необходимые замеры и записывала результаты, и затем с такой же профессиональной холодностью заняла свое место в неудобной гоночной машине Хью и позволила ему отвезти себя на станцию. Пригласить ее на обед в Грин Мэн он не решился, видя ее непоколебимую отстраненность.

Пока они ждали поезда на платформе, она спросила его:

— Как вы думаете, мистер Пастон, как долго еще я буду вам нужна?

— Я хотел поинтересоваться, не возьмете ли вы на себя управление делами на ферме, миссис Макинтош?

— Нет, — отрезала миссис Макинтош, — Не возьму.

— Но почему? — воскликнул Хью, которого одновременно удивил и разозлил столь категоричный отказ.

— Мне она не нравится. Я бы не смогла там жить.

— Что с ней не так?

— На мой взгляд, это слишком мрачное место. Мрачное и зловещее. Я не знаю, как вы можете там находиться. Я бы не согласилась жить там ни за какое вознаграждение.

Хью, не ожидавший высоких психических способностей от глубоко верующей кальвинистки, несколько опешил. Все шло не по плану. Как мог он заставить Мону Уилтон приехать на ферму, когда там была миссис Макинтош, играющая роль блюстителя приличий и присматривающая за ней, пока она выздоравливает?

— Я думаю, что должна вам сказать о том, мистер Пастон, что леди Пастон приезжала в магазин, чтобы узнать о вас, и я не думаю, что поведение Джелкса смогло ее успокоить.

Хью застонал.

— Она знает о ферме?

— Она ничего не знает. Мистер Джелкс отказался с ней говорить, и был, прошу меня извинить, невероятно груб с ней.

— Что она сказала по поводу вашего пребывания там?

— Она не узнала ни о моем присутствии, ни о присутствии мисс Уилтон. Я думаю, что лучше бы ей и не знать. Мисс Уилтон и я сидели в кухне, в полной темноте, пока она была в магазине.

— Но почему?

— Я думаю, что положение мисс Уилтон было бы воспринято неправильно и это навлекло бы на вас неприятности.

— Не понимаю, почему, черт возьми, это должно быть так.

— Ну, потому что так будет, мистер Пастон.

— Ох, ладно, не беспокойтесь об этом. Вот и ваш поезд.

— Огромное спасибо, мистер Пастон. И если вас это не затруднит, я бы хотела получить расчет до конца недели. Мне предложили другую работу и я хочу иметь возможность навестить кое-каких друзей в Шотландии перед тем, как выйду на нее. Не думаю, что мисс Уилтон еще нуждается во мне.

— Да, конечно, миссис Макинтош. Вы можете быть свободны.

Хью посадил ее в поезд со вздохом облегчения. Она была хорошей женщиной. Она была доброй женщиной. На нее можно было положиться. Она была настоящим профессионалом. Она нравилась ему и он ее очень уважал. Она и его старая няня казались ему лучшими женщинами, которых он когда-либо знал. И все же он испытал невероятное облегчение, когда посадил ее в поезд. Сложно было себе представить, чем бы все закончилось, если бы она приняла его приглашение и стала домработницей на ферме. И затем он с удивлением осознал, зачем вообще сделал такое предложение столь неподходящему на эту роль человеку. Вряд ли кто-то смог бы представить себе миссис Макинтош принимающей участие в ритуале Пана. Если бы она вообще на него пришла, она бы принесла с собой свое вязание. В его сознании она была символом долга и страха перед Богом. Она была невероятно похожа на его старую няньку, которая на самом деле заменила ему вечно отсутствовавшую мать. Он предположил, что психологи назвали бы его предложение плодом фиксации на материнской фигуре. Присутствие миссис Макинтош на ферме стало бы подачкой тому, что еще осталось от его совести — и стало бы эффективной защитой от проявления Пана, даже если бы он его призвал. Его сознательный разум хотел видеть ее в роли домработницы, в то время как бессознательное воспринимало ее как страховку от пожара.

Его очень обрадовали новости о том, что она покинет книжный магазин в конце недели. Он был уверен, что когда она уйдет, прояснятся причины отчуждения. Она была набожной женщиной, и ему казалось, что она не вносила ничего хорошего в общую атмосферу. Он удивлялся, как она сумела поладить с Джелксом. В ее голосе чувствовалось скрытое неодобрение, и она никогда не говорила о мисс Уилтон, разве что отвечала на его вопросы чопорно и кратко.

В соответствии с его указаниями, в течение недели в жилой дом была завезена дешевая фабричная мебель, чтобы он стал пригоден для проживания трех человек. Также был привезен кретон с узором в виде бутонов роз.

Зная, что миссис Макинтош собиралась ехать на север и что ей предстояло долгое путешествие, ибо ему казалось, что она родилась в графстве Росс-Шир или где-то в его окрестностях, он решил, что будет достаточно безопасным появиться в книжном магазине в субботу где-нибудь в районе обеда и посмотреть, сможет ли он выпросить у старого книготорговца возможность остаться на весь уик-энд. Поэтому с помощью миссис Паско он уложил в чемодан кое-какие вещи, ибо ненавидел делать это самостоятельно, и отправился в Лондон; однако ему пришлось задержаться, когда он заметил бегущую через пустошь фигуру и кричащую: «Сэр, вы забыли своё масло для волос!». Что он умел делать великолепно, так это пробуждать материнские чувства в душах сочувствовавших ему женщин.

Прибыв в книжный магазин, он обнаружил, что Джелкс, весьма либерально относившийся к установленным часам работы магазина, уже закрыл его для покупателей, и стучался без всякого результата, поскольку Джелкс, заключивший, что это был кто-то, кому срочно потребовалось какое-нибудь воскресное чтиво, будучи человеком несговорчивым, решил не исполнять его желаний. Хью всерьез подумывал о том, чтобы разбить стекло и пробраться внутрь, когда услышал, как над его головой открылось окно и, подняв голову, увидел выглядывающую из него миссис Макинтош. Она улыбнулась своей ничего не выражающей улыбкой, как если бы была представителем закона, наблюдавшим, как Хью во что бы то ни стало пытается пробраться в дверь, пока она наблюдает за ним с более выгодной позиции. Она исчезла и в тот же момент он услышал ее шаги на лестнице.

Но спускалась она не по куриной жердочке Джелкса, а по ступеням маленького двухэтажного дома, которые вели вниз в обход магазина, и когда Хью обернулся, он с удивлением обнаружил позади себя дверь, открывшуюся вместо той, у которой он стоял.

— Могу я поговорить с вами, мистер Пастон? — спросила миссис Макинтош.

Хью молча согласился, гадая, о чем бы, в самом деле, им было еще разговаривать. Миссис Макинтош первой поднялась по лестнице, по которой только что спустилась, и остановилась в замешательстве. Она не могла пригласить его поговорить в свою спальню, ибо это было бы неприлично, хотя сложно было себе представить ситуацию, в которой он мог бы нанести вред репутации миссис Макинтош или ей самой. Поэтому они с торжественным видом стояли на пыльной площадке, пока она готовилась сказать то, что хотела — выпрямившаяся миссис Макинтош и прислонившийся, по своей обыденной привычке, к ближайшему предмету мебели Хью.

— Я хотела бы извиниться перед вами, мистер Пастон, — сказала она.

— Господи, но вам же совершенно не за что извиняться.

— Я хотела бы извиниться за свои слова о вашем новом доме. И я надеюсь, я очень сильно надеюсь, что я не причинила вам неудобств, если вы рассчитывали на меня в том, чтобы присматривать за ним, но я не могу — я правда не могу туда поехать, мистер Пастон. Вы знаете, у членов нашей семьи есть дар ясновидения, и я уверена, что могу видеть кое-какие вещи.

— Вы что-то видели там?

Миссис Макинтош вздрогнула. Она не хотела врать, но и говорить правду ей совсем не хотелось. Такие люди всегда находятся в очень невыгодном положении.

— Не то, чтобы я видела что-то в доме, — ответила она нерешительно.

— Вы видели что-то снаружи дома?

— Нет, и не здесь тоже.

— Ну тогда что вы видели?

Из-за своего чрезмерного желания получить ответ, Хью совершенно не обращал внимания на испытываемый ей дискомфорт.

Она поколебалась, но потом решилась перейти к делу.

— Я увидела ваше лицо, мистер Пастон.

— Мое лицо? Вы о чем?

— Ваше лицо полностью изменилось, когда вы вошли в старую часть дома, — она внимательно посмотрела на него. — Вы знали об этом?

Теперь, наоборот, уже Хью должен был либо солгать, либо выдать ей ту информацию, которую он совершенно не собирался ей выдавать. Ибо, как только он переступил порог того дома, он тут же подумал об Амброзиусе, и на краткий миг он испытал то же самое странное ощущение, которое уже испытывал прежде, думая о монахе-вероотступнике.

— Я думаю, что именно об этом и говорила мисс Уилтон, лежа в горячке в одну из ночей, — продолжила миссис Макинтош. — Тогда я не могла понять, почему она так сильно испугалась, но когда я это увидела, мне сразу же стало все ясно. Это очень страшно, мистер Пастон, и я не думаю, что вы сами понимаете, как вы выглядите в тот момент, когда ваше лицо меняется.

— Но послушайте, миссис Макинтош, вы прожили с нами два года и, насколько я помню, я никогда не делал ничего ужасного, так почему же тогда теперь вы вдруг начали меня бояться?

— Я вас не боюсь, мистер Пастон, — с негодованием воскликнула миссис Макинтош в ответ на подобную клевету, — Но когда вы прямо на глазах превращаетесь совсем в другого человека — я думаю, вы понимаете, что это может напугать любого.

— Я превращаюсь в кого-то очень страшного?

— Не то, чтобы это было так... Хорошо, мистер Пастон, я расскажу вам, почему это меня так впечатлило: однажды я участвовала в сеансе спиритизма, что, конечно, является совершенно неподобающим поведением, и медиум там превращался точно также.

— О, так вы теперь считаете меня медиумом, да?

— Ну, на самом деле, я не знаю, что на это ответить. Это длилось всего минуту. Я ничего не смогла толком рассмотреть. Но это невозможно было не заметить. Вы определенно стали кем-то другим ненадолго.

— Вы думаете, что именно это напугало мисс Уилтон?

— Да, я уверена в этом. Кажется, вы снились ей, когда у нее поднималась температура, и она не единожды кричала во сне «Не превращайтесь снова в Амброзиуса!..». Она была ужасно напугана, мистер Пастон; и я должна сказать, что и я тоже испугалась, когда увидела это своими глазами.

Хью возрадовался тому, что за его спиной было что-то, к чему он прислонился, ибо он был уверен, что без поддержки он бы отшатнулся. Но еще до того, как он успел хоть что-то ответить, даже если бы он был способен это сделать, в дверь магазина раздался настойчивый стук.

— Прошу прощения, — сказала миссис Макинтош, — Полагаю, что это мой носильщик, — и пошла вниз по узкой, пыльной лестнице. Хью слышал, как она открыла дверь внизу, и возглас удивления, последовавший сразу за этим.

— Миссис Макинтош, вы здесь? — услышал он голос своей старшей сестры.

— Да, леди Уитни, — последовал ответ в холодной манере, присущей шотландке.

— Я хочу видеть своего брата. Его машина стоит снаружи, так что бессмысленно говорить, что его здесь нет.

Хью решил, что будет лучше принять неизбежное. Он не хотел, чтобы Элис переругалась с Джелксом. Зная их обоих, они легко могли дойти до драки.

Он спустился вниз.

— Элис? — удивленно воскликнул он.

— Так вот ты где, Хью! Мы искали тебя повсюду. Ну и что значит весь этот цирк?

— Я просто хотел отстраниться от всего и побыть немного в тишине.

— Ты должен был сказать нам, где ты. Ты причинил нам массу неудобств. Все спрашивают о тебе, на письма ты не отвечаешь, а их было невероятно много. Где ты был все это время?

— Не важно, где я был. Я все равно тебе этого не скажу. Просто место отдыха, о котором я не хочу рассказывать.

— Ты был там один?

— Безусловно.

— Ну не так уж это и безусловно, насколько я знаю. Хью, кто такая эта мисс Уилтон?

— Она дизайнер, которого я нанял для помощи в обустройстве моего нового дома.

— Так ты уже даже и дом приобрел?

— Да.

— И где же он?

— Это не твое дело.

— Что с тобой случилось? Ты никогда не был таким раньше. К чему все эти секреты?

— К тому, чтобы меня не беспокоили, вот и все.

— И ты думаешь, я в это поверю?

— Нет, я так не думаю. И меня ничуть не волнует, веришь ты мне или нет.

Волна ярости, совершенно не похожая ни на что из того, что он испытывал раньше, поднималась внутри Хью, пока они пререкались, до тех пор, пока внезапно он не потерял дар речи. Он испытал странный жар и жжение, и обнаружил, что стоит, пристально глядя в глаза странной женщины, чьи раскрасневшиеся от злости щеки постепенно становились мертвенно-бледными под слоем макияжа. Он указал на дверь и произнес всего лишь одно слово: «Убирайся». Она ушла.

Хью снова начал подниматься наверх по ступеням, поскольку здесь, казалось, больше нечего было делать, и наверху встретился с другой странной женщиной и услышал, что она испуганно зовет кого-то еще. Место было ему не знакомо, он не знал, где он находится. Вошел мужчина, и сзади него, с тревогой выглядывая из-за его плеча, шла еще одна женщина. И эта женщина была ему знакома!

Впервые он встретил в реальности то лицо, которое так часто видел в своих снах. Суккуба, которая преследовала его по ночам на протяжении многих лет. Теперь он видел ее перед собой. И он не мог отвести от нее взгляда также, как и она не могла отвести взгляда от него.

Он знал, что рискует; и все же он чувствовал, что ничто больше не имело значения по сравнению с этим, и что он во что бы то ни стало должен ее удержать, чтобы она не ускользнула от него навсегда. Он сделал шаг вперед, отодвинул в сторону мужчину и схватил женщину за руку, притянув ее к себе. Он смотрел в ее глаза. Зеленоватые глаза, чего и следовало ожидать от суккубы; но он сразу же понял, что она не была злым демоном, посланным сбивать с пути души человеческие. Взгляд ее был неподвижен и искренен, и она смотрела прямо на него. Это были глаза женщины, а не дьявола.

И с ужасающей безнадежностью он осознал свое одиночество; оковы своих обетов; свое бессилие и невозможность вырваться из жизни, которой он был посвящен прежде, чем успел понять, в чем заключается истинный смысл бытия. Он был отрезан от всего этого. Он должен был отпустить эту женщину или он погубит себя самого. И в этот момент что-то страшное и свирепое пробудилось в нем и сказало, что пусть лучше он погибнет, но он ее не отпустит.

Звук, раздавшийся позади него, заставил его обернуться, и он увидел женщину, которую он уже прогнал ранее, и вместе с ней еще двух, одна из которых была старше и, казалось, была ее матерью. Они заговорили с ним, но их диалект был ему неведом, за исключением нескольких отдельных слов. Однако к нему вернулся разум, а вместе с ним и чувство собственного достоинства. Он отвернулся от суккубы, хотя и не перестал крепко ее держать, и с серьезным видом поприветствовал их, как и подобало церковному деятелю его уровня. Он увидел, что они пришли в замешательство. Тогда старик взял ситуацию в свои руки и стал оживленно беседовать с ними на их диалекте, и из этого разговора даже Хью удалось понять то, что сюда должен был быть незамедлительно вызван какой-то ученый муж. Они ушли, очевидно будучи раздосадованными и разозленными, а старик схватил его за плечи и сказал:

— Хью, чертов ты придурок, прекрати этот маразм или я врежу тебе по башке!

Внезапно у него закружилась голова. Он почувствовал, что его повело, и если бы кто-то не подхватил его сзади, то он бы свалился. Затем он пришел в себя и увидел Джелкса и миссис Макинтош, которые стояли перед ним с испуганными лицами.

— Привет? — сказал он, чувствуя себя невероятно глупо. — У меня опять приключился один из моих припадков? Я полагаю, это то, о чем вы рассказывали? — спросил он, повернувшись к миссис Макинтош.

— Да, мистер Пастон, это оно, — последовал ответ. — И если бы вы отпустили мисс Уилтон, я думаю, она была бы счастлива.

Хью испуганно обернулся и обнаружил позади себя Мону.

— Что все это значит? — простонал он.

— Вот и мы хотели бы это знать, — ответил Джелкс мрачно. — И это то, что захочет знать кое-кто еще в самом ближайшем будущем, если я не ошибаюсь.

Он пошел вниз, в магазин, и все последовали за ним. Хью чувствовал, что никогда прежде он не был так рад видеть что-либо еще в своей жизни, как теплую и уютную маленькую заднюю гостиную. Ему казалось, что он как будто бы только что пробудился от долгого и красочного кошмара о холодных, каменных стенах, одиночестве и фрустрации.

— Как ты себя чувствуешь, Хью? — спросил старый книготорговец, внезапно повернувшись к нему.

— Нормально. Немного взволнован. Что произошло?

— Бог его знает, что произошло. Своего рода помутнение рассудка. Но они пошли искать доктора и если ты не начнешь контролировать каждый свой шаг, они признают тебя сумасшедшим. Ради всего святого, Хью, держи себя в руках, когда придет доктор.

— Если это доктор Джонсон, я бы не впускала его сюда на вашем месте, мистер Джелкс. Он совершенно беспринципный тип, — сказала миссис Макинтош.

— Хорошо, — ответил Джелкс, — Я дам ему пинка под зад.

— Не знаю, — сказал Хью. — Мне бы не помешало немного подлечиться. Чувствую я себя скверно.

— Он ничем не сможет тебе помочь, парень. Я могу сделать для тебя куда больше, чем кто-либо еще.

— Ты поможешь ему? — внезапно спросила Мона.

— Да, мне придется это сделать. Они признают его психом, если я не помогу ему.

— Так это новая игра, да? — спросил Хью. — Очередная разыгрываемая партия. Чего только они ни пытались предпринять раньше, но до этого пока не доходило. Джелкс, ответь мне прямо, по-дружески, какова вероятность того, что у них все получится?

— Честно говоря, парень, огромная вероятность, если они займутся этим всерьез. Не то чтобы тебя нужно было признать психом или чем-то типа того, но ты совершенно не думаешь о последствиях своих действий, и это то, что всегда было твоей проблемой.

— Что я сделал, Ти Джей?

— Погрузился в сон наяву, мальчик.

— Думая об Амброзиусе?

— Именно так.

— Но ради всего святого, Ти Джей, я был Амброзиусом, в какой-то момент я им был. Это было странное чувство.

— Не делай этого слишком часто, ибо если ветер изменится, ты можешь таким и остаться, как говорила мне моя мать, когда я корчил рожи.

Они дружно рассмеялись, правда, несколько сдавленно, ибо все они всё еще пребывали в состоянии шока.

Громкий стук в дверь заставил их вздрогнуть. Джелкс с решительным видом накинул на плечи халат и пошел к двери со взглядом убийцы. Он тут же вернулся, удрученный.

— Это носильщик для ваших коробок, — сказал он миссис Макинтош и они пошли наверх, оставив Хью наедине с Моной.

Он сидел на диване, глядя на нее.

— Послушайте, Мона, — начал он. — Скажите мне, пожалуйста, правду, как своему другу, ибо я окажусь в полной заднице, если не смогу взять ситуацию в свои руки. Я знаю об этих играх с признанием невменяемым. Я уже все это видел. Скажите мне честно, то, что случилось сейчас, произошло и тогда в музее?

— Да.

— И поэтому вы перепугались до того, что даже заболели, да?

— Да, боюсь, что так.

— Послушайте, я ужасно сожалею. Я надеюсь, что не расстроил вас снова. Мне ужасно жаль, Мона.

— Нет, в этот раз я в порядке, потому что я уже знаю, что это было, или, по крайней мере, думаю, что знаю. Всё кажется нормальным, когда понимаешь, что происходит, не правда ли?

— Я надеюсь на это. Я бы очень хотел понять, что происходит. Расскажите мне, Мона, расскажите мне всё, что вам известно.

— Я бы предпочла, чтобы вам рассказал об этом мистер Джелкс. Дождитесь, пока он вернется, проводив миссис Макинтош.

— Боже, она уезжает? Я должен попрощаться с ней, она ужасно хорошая.

Он поднялся было с дивана, но внезапные звуки перебранки возле магазина заставили Мону схватить его за руку и притянуть его обратно. Дядя Джелкс, очевидно, отказывал в приеме кому-то, кто довольно властно требовал впустить его внутрь. Он закончил спор, сказав ему убираться к дьяволу и хлопнув дверью с такой силой, что все книги, стоявшие на окне, попадали на пол. Потом стало тихо, если не считать отдаленного звука удара, возвестившего о том, что этот человек врезался в коробки миссис Макинтош.

— Вы знаете, — сказал Хью, — Я был очень занят на ферме, и я привел ее в относительный порядок, по крайней мере один ее конец. Давайте соберемся и поедем туда, что скажете? И нормально отдохнем там все вместе, вы, я и Джелкс. Это будет невероятно весело. Мы можем просто отдыхать там и устраивать пикники. У миссис Паско, это хозяйка моей комнаты, есть какая-то прислуга, которую она пыталась навязать мне и клялась, что она великолепна. Скажите, что вы поедете, Мона, и мы бесследно исчезнем с этой вечеринки. Нас будет чертовски сложно выследить, если мы быстро сбежим. Они еще не продали большой автобус. Он стоит в гараже. Я видел на днях счет. Он был разобран, когда проводился аукцион, поэтому его оставили в покое. Я угоню эту маленькую дрянь обратно, бог его знает зачем я вообще пытался ездить на ней по обычным дорогам, и пригоню другую. Что скажете, Мона? Будет весело, правда.

Мона подняла на него глаза. Это могло быть весельем для него, для нее же это было настоящей психической работой.

— Я поеду, если поедет дядя, — сказала она.

В этот момент вернулся Джелкс.

— С ней все в порядке, — сказал он. — Просила меня попрощаться с вами за нее. Она здорово его отбрила.

— Жаль, что я упустил ее, — сказал Хью. — Она была чертовски прекрасным работником, хоть и немного деспотичным. Не думаю, что она бы ужилась с Паном, правда ведь, дядя Джелкс?

— Кто сказал, что я твой дядя? — возразил Джелкс, приподняв напоминавшую усы бровь.

— Я говорю, что вы мой дядя. Если вы дядя для Моны, то вы должны стать и моим дядей тоже. Почему девочки всегда получают все самое лучшее?

— Ладно, я не возражаю, — сказал Джелкс. — Случались со мной вещи и похуже.

Он с нежностью посмотрел на Хью.

— Я думаю, тебе не помешал бы дядя, мальчик мой, даже если в данный момент ты ведешь себя хорошо.

— Хью тут предложил кое-что, дядя Джелкс, — сказала Мона.

Джелкс снова вскинул бровь, услышав, что она назвала его по имени.

— Я предлагаю, — сказал Хью, — Чтобы все мы поехали на ферму, скажем, недели на две, и как следует там отдохнули, и сбросили с нашего хвоста всех этих мерзавцев. У меня есть другая машина в гараже, огромный автобус, и я могу погрузить в него вас с Моной и вместе с вами все, что вы захотите взять с собой. Можно даже не упаковывать ничего, бросить все внутрь прямо так — в этом преимущество автобуса — и поехать на ферму прямо сейчас. Они никогда не найдут нас, если мы быстро соберемся.

Джелкс посмотрел на Мону.

— Именно это мы и сделаем, дядя Джелкс, — сказала она тихо. — Это единственное, что мы можем сделать. На нас свалятся все проблемы, какие только можно себе представить, если Хью останется здесь.

— Да, — ответил Джелкс, — Я знаю, что мы должны поехать. Но, господи боже, я бы предпочел, чтобы мы поехали не на ферму!

— Придется ехать на ферму, дядя Джелкс. Удачнее места не придумаешь. И ты знаешь это не хуже, чем я.

— Великолепно! — воскликнул Хью, вскочив на ноги. — Вы оба пока собирайте вещи, а я пойду за машиной, — и он исчез прежде, чем они смогли изменить свое решение.

Мона Уилтон, собирая вещи, смотрела в окно и думала о том, что кто-то успел построить ряд коттеджей на этой улице. Она спустилась вниз с охапкой своих вещей и увидела, что Хью стоит, разглядывая великолепный Роллс-Ройс.

— Вот она, — сказал он, — Роскошный зверь, не правда ли? Боже, я благодарен, что я не шофер. Интересно, что с ней делать в пробках. Она сама по себе как целая процессия автомобилей. Однако, она хороша на пустых дорогах, особенно при езде на большие расстояния. Должен сказать, что мне она нравится. Не такая быстрая, как мой маленький автобус, но куда более милая.

Вышел Джелкс с корзинкой под мышкой.

— Раз мы на две недели, — сказал он, — Я решил, что мне следует взять с собой чистый воротник.

— И зубную щетку, — добавила Мона настойчиво.

— Зубная щетка мне не нужна. Я просто вынимаю зубы и прополаскиваю их под краном.