Козлоногий Бог

Глава 10.

Ровно в десять часов утра Мона Уилтон подошла к магазину подержанных книг, облаченная в свое коричневое твидовое пальто с кроличьим воротником и маленькую вязаную шапку. Снаружи стоял открытый двухместный автомобиль из тех, что используются для гонок. Его ветровое стекло было микроскопическим и у него не было совсем никакой крыши. Мона посмотрела на него с опаской; ее твидовое пальто было из самых дешевых, оно почти совсем не давало тепла, а день выдался холодный.

Она вошла в магазин и обнаружила, что Хью и старый книготорговец все еще не закончили свой завтрак. Ей была предложена чашка чая и она не отказалась от нее. Старый Джелкс молча отрезал для нее толстый кусок хлеба и намазал его джемом, и от этого она тоже не отказалась.

Хью поднялся из-за стола и накинул на себя тяжелое кожаное автомобильное пальто; надел на голову кожаный гоночный шлем и натянул на руки пару больших перчаток на шерстяной подкладке.

— Итак, мы готовы, — сказал он. Мона молча согласилась. Они вышли на улицу.

— Я должен извиниться перед вами. — сказал Хью, — Я забыл, что у меня остался только этот автомобиль, когда предлагал вас подвезти.

Мона вспомнила о том, что случилось с другой машиной, и по его лицу она поняла, что он думал о том же самом.

Они сели в машину. Вокруг ее коленей был обернут красивый плед из шерсти ламы, однако как только они выехали на главную дорогу, ледяной ветер начал полосовать ее сверху, словно нож. К ее удивлению, они повернули на восток, а не на запад. Машина, словно гончая, петляла в потоке машин, и затем резко остановилась рядом со зданием фирмы, занимавшейся продажей автомобильных аксессуаров. Хью Пастон вышел. Мона, решив, что он собирается купить что-то для машины, осталась на месте.

— Вылезайте, — сказал Хью, открыв перед ней низкую дверь. Она покорно вышла из машины и проследовала за ним. Никто не спорит с клиентами.

Он вел ее через ряды ламп и клаксонов, и, наконец, привел туда, где были выставлены кожаные пальто.

— Мне нужно пальто для этой леди, — сказал он дежурному продавцу.

Мона ахнула. Открыла рот, чтобы возразить ему. Закрыла его снова в растерянности и пронзила его взглядом в безмолвном протесте. Он повернулся к ней, грустно улыбаясь.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Это ничего для меня не значит. У меня столько денег, что я вряд ли когда-либо найду применение им всем. Вы можете оставить пальто в машине, если не захотите его забрать, но я не могу смотреть на то, как вы дрожите.

Мона не смогла найти слов, чтобы ответить. Независимая женщина-профессионал в ней была против того, чтобы принимать этот подарок, и все же она была глубоко тронута тем, как он был сделан. Поведение мужчины создавало впечатление, что у него не было ли малейшего желания ей понравиться; что он совершенно не ждал никакой благодарности за то, что он мог сделать. Прежде, чем она смогла вернуть себе дар речи, продавец вернулся обратно с охапкой одежды.

Глаз Моны упал что-то строгое и темно-коричневое, но Хью Пастон приподнял край ярко-зеленого, нефритового цвета пальто.

— Мне нравится, как выглядит вот это, а вам?

— О, нет, — ответила Мона. — Оно слишком яркое для меня.

— Забавный вы человек. Как художник, вы должны бы разбираться в цветах, но вместо этого вы носите вещи, в которых выглядите, как покойница.

— Я знаю. Дядя Джелкс всегда ворчит на меня меня из-за этого. Но это не из-за того, что они мне на самом деле нравятся. Это из соображений экономии.

— Давайте хоть раз вы позволите себе выделиться. Примерьте это зеленое пальто. Мне кажется, оно вам понравится.

Она позволила ему надеть на нее зеленое нефритовое пальто. В кармане был мягкий кожаный шлем с ремешком для подбородка, который делал ее похожей на эльфа, обрамляя ее прямые черные волосы и лицо оливкового цвета.

Хью Пастон задумчиво на нее посмотрел.

— Вы знаете, мне кажется, что эта одежда как ничто иное подходит для того, чтобы отправиться в ней на поиски Пана, — сказал он.

Было намного приятнее ехать в кожаном пальто на верблюжьей подкладке вместо тонкой холодной накидки. Машина, рыча на второй скорости, ловко сновала между потоком машин. Мона с интересом наблюдала за тем, как Хью Пастон управляет ей. Многое можно узнать о человеке, просто наблюдая за тем, как он водит машину. Она видела, что он точно знает, как обращаться с автомобилем, что он может с ним делать и чего от него ожидать, и что он знает, когда нужно нажать на газ, а когда на тормоз, чтобы выбраться из сложной ситуации на дороге, а как раз этим и определяется мастерство водителя. Он с большой симпатией относился к своей машине и казалось, надеялся на ответную симпатию с ее стороны. По сути его контакт с неживым автомобилем был намного более тесным, чем с любым из человеческих существ. Единственной вещью, которой он, казалось, совсем не ждал от людей, была симпатия. Всем своим поведением он как будто бы говорил «Я знаю, что я осточертел вам. Я не жду, что я вам понравлюсь; но я настолько привык к тому, что я никому не нравлюсь, что совсем не возражаю против этого». Это не было обидой, как не было и ответным жестом; только молчаливое принятие своего одиночества. Она думала о том, какой пережитый им опыт мог сделать его тем, кем он был, и какое восстание против жизни могло привести к его порыву отправиться на поиски Пана.

Ей было совершенно ясно, что мужчина, сидевший рядом с ней, не был сейчас в своем нормальном состоянии, и она пыталась представить себе, каким он был, когда в полной мере был собой. Между вспышками своего внезапного оживления он был крайне пессимистичным. У нее сложилось впечатление, что этот пессимизм был его привычным отношением к жизни; и все же она не думала, что это могло считаться нормой. Он казался ей человеком, который отказался от жизни; однако в его положении ему стоило лишь захотеть чего-либо, чтобы это тут же было ему дано. Она и сама сейчас дошла до того, что готова была расстаться с жизнью, потому что бороться за то, чтобы свести концы с концами, ей было слишком сложно. Ей казалось, что будь у нее столько же денег, сколько у этого человека, ее жизнь была бы невероятно насыщенной. Она не подозревала о том, как изматывает владение большим состоянием и что обладающий им становится жертвой своего собственного богатства. Она знала, что обычно все богатые люди, а в особенности те, которые не могли сами распоряжаться своей судьбой, подозревали каждого, кто был с ним слишком вежлив, в попытках засунуть руку в их карман. Но Хью Пастон, казалось, думал что-то вроде «Это настолько естественно, что вы пытаетесь засунуть руку ко мне в карман, что я не жду от вас чего-то другого. Мои деньги совершенно бесполезны для меня. Если они могут быть полезны для вас, то пожалуйста, распоряжайтесь ими, как хотите». Она подозревала, что он спокойно раздавал их всем, кто просил его об этом, ожидая, что не придется возвращать ему долг и получая в итоге именно это. В ней внезапно проснулось страстное желание защитить его от любого использования.

С такой машиной, как была у Хью Пастона, и его манерой вождения они достаточно скоро свернули с лондонских улиц на магистраль. Хью переключился на верхнюю передачу, машина затихла до равномерного похрапывания, и разговор в ней стал возможным.

— Как далеко мы заберемся, прежде чем начнем искать дом? — спросил мужчина у своей спутницы, когда и без того малое для буднего дня количество машин осталось позади.

— Мы должны очиститься от ауры Лондона, — последовал ответ, произнесенный неожиданно громким голосом, легко перекричавшем порывы ветра и рев автомобиля.

— Далеко для этого нужно уехать?

— По-разному на разных дорогах. Бесплодные почвы и возвышенности в равной мере разрушают ее. Я скажу вам, когда мы очистимся.

Какое-то время они ехали в молчании.

— Мы еще не избавились от нее? — снова спросил Хью.

— Нет еще. Она тянется по дну долины вместе с лентой зданий. Думаю, все жители этих красных домов каждый день ездят в Лондон. Слушайте, сверните на какое-нибудь шоссе. Если мы свернем с главной дороги, мы избавимся от нее гораздо быстрее.

Хью свернул на узкую боковую дорогу, которая спускалась на дно долины, туда, где среди ивовых зарослей бежал болотистый ручей, пересеченный горбатым мостом, и затем лениво поднималась по дальнему склону. Вскоре они оказались на просторном пустыре. Все здесь было безжизненным и иссушенным, хотя за заборами вдоль главной дороги уже вовсю пробивалась первая зелень. Редкие шотландские сосны прерывали линию горизонта; скудная россыпь берез виднелась тут и там, почерневшие от огня стебли зарослей дрока извивались, словно в непрекращающейся агонии, и среди них виднелись банки и бутылки, брошенные здесь после многочисленных пикников. Это было не самое приятное место.

— Мы все еще слишком близко к главной дороге, — сказала Мона.

— Так вот куда все лондонские помои сливаются по воскресеньям.

Они покинули пустырь и нырнули в другую, более мелкую долину, которая была чуть меньше, чем впадина между двумя возвышенностями, и внезапно обнаружили, что находятся в сельской Англии. Среднестатистический автолюбитель не заезжал дальше того первого открытого клочка земли. Здесь же была нетронутая местность. Они ехали по извилистой дорожке между высокими живыми изгородями, в просветах между которыми время от времени виднелись пашни. Затем местность начинала подниматься в гору и пашни сменялись пастбищами. Уклон становился еще круче и пастбище сменилось открытым лугом, по которому гуляло несколько гусей. Вдоль одной стороны луга тянулась деревушка, и когда они подъехали к ней, то увидели, как пожилая дама в соломенной шляпе медленно проковыляла по дороге с ведром в руках и начала крутить ручку насоса.

— Боже мой, — сказал Хью. — Это же дикари.

— Не такие уж они и дикари, — ответила Мона. — Им посчастливилось иметь насос. У них могло бы быть только ведро и лебедка. Теперь надо найти деревенский магазин, ибо это как раз то место, где мы сможем выудить какую-нибудь информацию.

— Но почему не паб? Или вы ярая трезвенница?

— Не в этом дело. Но в пабе мы получим совсем не ту информацию, которую можем получить в магазине. Видите ли, увидев вас, хозяину магазина захочется помочь вам поселиться где-нибудь по соседству в надежде, в каком-то смысле, получить постоянного клиента в вашем лице. Но если вас заметит трактирщик, то он попытается помочь еще и своим дружкам сделать на вас хороший навар, задрав для вас цены, чтобы потом они потратили у него все, что им удалось заработать.

— Ну хорошо. Мы будем избегать спиртных напитков.

Они остановились напротив маленького магазинчика. Мона зашла в него и ее поприветствовал пожилой джентльмен, чей огромный живот лежал на прилавке, а зад упирался в полки, на которых хранились его запасы. Его гладко выбритое румяное лицо было обрамлено бакенбардами необычной формы, известной как ньюгейтская[22] бородка. Не смотря на то, что день был морозный, он был без пальто. Рукава его чистейшей выцветшей рубашки розового цвета были аккуратно закатаны до локтя. Серый жилет облегал его огромный живот, нижние пуговицы которого, по видимому, служили ему неким подобием ремня, а ровно посередине висело белое бахромчатое полотенце, как у бакалейщика. Это полотенце, такое же безупречно чистое, как и его рубашка, было перекинуто через бесконечный кусок тесьмы, который исчезал в тени позади него и заканчивался бантом. Он был настолько огромным, что полотенце, которое с легкостью могло быть обернуто вокруг бедер обычного человека, смотрелось на нем, как панно на стене. Корм для куриц, ветеринарные препараты, техника, галантерея, канцелярские товары, консервы, подтяжки, спецодежда, детские сарафаны, большой сыр в нарезке, нарезанный таким же образом бекон, канарейка в клетке и кошка с семейством занимали в лавке все то место, над которым не нависал жилет ее владельца.

Казалось, он был рад их видеть, и бесконечно доброжелательная улыбка возникла на его широком лице идеального розового цвета, обычно присущего школьникам.

— Чем я могу быть полезен вам, сэр? Мадам?

— Не так уж и много вы можете сделать для нас сейчас, — ответил Хью. — За исключением, разве что, молочного шоколада; но мы ищем дом и хотели бы узнать, не наведете ли вы нас на след одного из них.

— Дом, постойте, дом? А какой дом вам нужен?

На этом вполне резонном вопросе Хью повернулся и беспомощно посмотрел на Мону.

— Старый дом, просторный, который может быть реконструирован и приспособлен под любые нужды.

Старик печально покачал головой.

— У нас всего-то два больших дома здесь, — сказал он, — И в них обоих сейчас школы.

— И я подозреваю, что все необходимое они закупают в Лондоне?

— Да, конечно, — ответил бакалейщик с внезапной жестокостью, — Если только у них что-нибудь не заканчивается, и тогда начинается «Мистер Хаггинс, не будете ли вы столь любезны?», и ведь как правило это происходит в укороченный рабочий день.

— Ужасно, — сказал Хью. — Люди не должны вести себя так, если живут в глуши.

— Вот и я так считаю, — сказал Мистер Хаггинс, — А если бы у нас снова случилась железнодорожная забастовка, они бы это поняли. Я вынужден привозить больше, чем мне требуется для моих постоянных клиентов. Так что там на счет дома, сэр? Большой дом? МАТУШКА!

Его крик был настолько громким и внезапным, что оба они, и Хью, и Мона, отшатнулись и уперлись в куриный корм.

— Да, Па? — раздался мягкий голос из-за груды банок печенья, и к ним вышла маленькая старая леди, с очками, надетыми на лоб,откинутыми назад волосами, как если бы она собиралась помыться, и в чистом белом фартуке, обернутом вокруг талии.

— Матушка, не знаешь ли ты о каком-нибудь большом доме здесь, который бы стоял пустым?

— Нет, конечно же, — ответила маленькая старая леди задумчиво. — Их все превратили в школы, в наши дни здесь не осталось дворян вроде тех, которым нам довелось служить.

— Да, точно. Не осталось здесь дворян. Всё ушло. Только фермеры, но те едва сводят концы с концами.

— Это идея. Может быть, здесь есть фермы, которые были бы на грани разорения? — спросил Хью. — Как на счет фермы, мисс Уилтон?

Глаза Хаггинсов полезли на лоб от такого обращения, ведь они считали само собой разумеющимся, что если мужчина и женщина ходят вместе, то они должны быть женаты или, как минимум, помолвлены.

— Ферма отлично подойдет, если только вы не против потратить на ее приобретение целое состояние.

— Нет, я совсем не против, — сказал Хью. Хаггинсы не оставили его согласие без внимания.

— Ну что же, я скажу вам, где вы можете найти пустующую ферму, — оживленно сказал мистер Хаггинс, — Монашескую ферму. Люди, которые ее арендовали, уехали в прошлый Михайлов день. Она принадлежит старой мисс Памфри. Вон ее дом, вы можете видеть его сквозь деревья. Она не будет делать там ремонт, а они больше не будут там останавливаться; она не сможет найти никого другого из-за того, в каком состоянии там все находится. Я думаю, она будет счастлива продать вам ее, сэр.

— Звучит многообещающе. Мы должны взглянуть на нее. Как нам туда добраться?

— Как там с водоснабжением? — спросила Мона до того, как Хаггинс успел ответить.

— Ах да, — ответил старый джентельмен, потирая свой нос.

— Хорошо, что вы спросили. Те старые монахи, они знали, что делают. Там есть прекрасный источник чуть выше дома и вода сама, под давлением своего собственного веса, как вы могли бы сказать, спускается к дому. Это единственная причина, по которой люди, которые там останавливались, задержались там так надолго. Не нужно качать воду.

— Не думаю, что мне мог бы понравиться монастырь, — сказал Хью, поморщившись.

— Там нет привидений, сэр, их не существует, — быстро ответила миссис Хаггинс. Перспективный покупатель вроде Хью, которого не заботила сумма, которую он мог бы потратить на дом, был достоин того, чтобы уцепиться за него. Даже если бы призраки вились вокруг, словно жуки, она бы все равно уверяла его, что все в порядке.

— Не вижу ничего плохого в монастыре, — сказала Мона. — На самом деле это может быть даже лучше.

— Ладно. Решайте вы. Вы единственная, кто знает точно. Где это находится, мистер Хаггинс?

— Езжайте прямо по этой дороге и поверните налево на вершине хребта, когда дорога разветвится. Затем проезжайте чуть дальше в лес, и в лесу вы увидите тропу cо снятыми с петель воротами. Проезжайте прямо в них и вы попадете к дому. Это довольно далеко от дороги, но тропа хорошая на всем своем протяжении, и у вас там будет вода, что самое главное.

— Огромное спасибо, мистер Хаггинс. Звучит отлично. Мы поедем посмотреть на нее.

— А когда вы поедете разговаривать с мисс Памфри, скажите ей, что вас послал мистер Хаггинс.

— Да, скажите ей об этом, — настойчиво добавила миссис Хаггинс. — Ей следовало бы продать это место, даже если оно принадлежит их семье уже долгие годы.

— А почему мы должны говорить мисс Памфри о том, что нас послал мистер Хаггинс? Как вы думаете, мисс Уилтон? — спросил Хью, как только они вышли из магазина и сели в машину.

— Я полагаю, что она должна им денег, — ответила Мона, улыбаясь.

— Святый Боже, и это то, до чего докатились помещики? — воскликнул Хью.

Они проехали по дороге так, как было указано, и, наконец, увидели среди густой полосы сосен проем без ворот. Они въехали внутрь и как только сосны сменились открытым, болотистым пастбищем, усеянным зарослями дрока, поехали дальше по песчаной дороге. Все здесь выглядело довольно безжизненно. Они пересекли пастбище и подъехали к другой полосе сосен, сквозь которые были видны очертания побеленных зданий. Проехав через зазор среди деревьев, они оказались во дворе фермы.

Хью не знал, как должна быть устроена ферма, но даже на его взгляд, взгляд городского жителя, двор фермы выглядел странно. Со всех четырех сторон фермы, с промежутками для прохода тут и там, тянулась низкая крыша навеса; грубые просмоленные доски упирались в нее, очевидно образуя длинный узкий хлев для коров или конюшню. Через один конец двора тянулся огромный сарай с очень крутой крышей, покрытой древней черепицей, которая вся была в пятнах лишайника. На другой стороне был длинный ряд зданий из старого камня, очевидно использовавшихся под жилые помещения, сыроварню, кладовые и что-то еще, наличия чего требует работа фермы. В любом случае, помещение было слишком огромным для жилого дома. В другом конце находился более маленький, грубо сколоченный сарай, который судя по его виду был построен позже, чем все остальные здания. Бесчисленные свинарники, загоны для телят и навесы для телег были разбросаны по огромному двору, вокруг которого располагались эти здания; двор не был вымощен и в сырую погоду он, должно быть, превращался в болото.

Всё было заколочено досками и заперто на огромные амбарные замки, которые, вероятнее всего, были приобретены у мистера Хаггинса, так что запросто могли быть открыты любым, кто купил бы замок в том же самом месте. Все окна нижних этажей были закрыты ставнями, так что они не могли никуда заглянуть.

— Мисс Памфри, должно быть, очень мнительная леди, — сказал Хью. — Послушайте, а не взять ли мне монтировку из машины и не сломать ли несколько досок?

— А мы не отправимся за это в тюрьму? — спросила Мона.

— Я, возможно, отправлюсь. А вы нет.

Хью вставил инструмент под край одной из досок, подпиравших навес, и приподнял ее. Доска оказалась гнилой и чуть не развалилась. Он просунул голову в образовавшийся проем.

— Слушайте, а вы знали, что эти конюшни выглядят, как галереи? Там внутри сводчатый потолок.

— Нет, правда? Это же замечательно. Позвольте мне взглянуть.

Хью отошел, а Мона засунула голову в проем.

— А вы знали, что за кормушками находятся каменные сводчатые окна?

— Правда? Звучит великолепно. Давайте поспешим и найдем мисс Памфри.

— Вы же не будете жить в этих окнах. Давайте поищем водоснабжение.

Они прошли в проем между галереями и оказались рядом с домом. Это было красивое пропорциональное двухэтажное здание, поднимающееся к классическому фронтону в центре и расходящееся от него длинными крыльями в обе стороны. Высоко под фронтоном была пустая ниша, в которой когда-то, вероятно, стояла статуя. Несколько прекрасных золотистых нарциссов на фоне серых каменных стен пытались создать видимость сада, и дальше до самого дальнего ряда деревьев простиралось не огороженное, бесплодное пастбище. Никакого другого человеческого жилья или знака того, что другие люди могли работать на этом поле, не было видно. Это место совершенно не казалось подходящим для занятий какой-либо сельскохозяйственной деятельностью.

В заостренной арке в центре длинного низкого фасада была тяжелая дверь, как в церкви. По обеим сторонам от нее, на одинаковом расстоянии друг от друга, располагались высокие каменные арочные окна в готическом стиле. В целом здание производило очень одухотворяющее впечатление.

Они медленно обошли вокруг дома. В окнах ничего невозможно было разглядеть, так как их нижние части были заколочены. Правда, все выглядело так, как если бы высокая комната внутри здания была разделена на две низких полом из грубых досок, ибо край их они могли видеть через верхние части высоких узких окон.

Они завернули за угол и оказались возле наибольшего из двух амбаров.

— Вероятно, это часовня, — сказала Мона, указывая на остатки сгнившего креста на крыше.

Они продолжили свой обход, проследовав по тропинке, которая вела через небольшой сосновый лес позади дома, который они проезжали в самом начале. Тропинка резко обрывалась у небольшого болотца.

— Ну, как бы то ни было, а мы нашли источник водоснабжения, — сказал Хью. — Только он не кажется мне слишком уж надежным. Не знаю, конечно, что вы об этом думаете.

— Я думаю, что здесь где-то есть труба, которая чем-то перекрыта или сломана, — сказала Мона. — С водой все в порядке, посмотрите, насколько она чистая; и это болото находится здесь не так долго; трава в нем не успела погибнуть.

— Ну, я думаю, что мы увидели все, что могли увидеть, если только теперь не взломаем дверь. Давайте поедем назад и наведаемся к мисс Памфри, чтобы расспросить ее обо всем?

— Нет, — сказала Мона, посмеиваясь. — Мы поедем назад и наведаемся к мистеру Хаггинсу, и попросим его поговорить с мисс Памфри на счет продажи.

— Вы жестокая женщина. Мне кажется, старик может оказать на нее жестокое давление.

— Ну, кто-то должен это сделать, и это, вероятно, будете не вы.

— Нет, я не из тех, кто издевается над людьми. Я из тех, кто оставляет их в покое.

Возвращаясь по дороге в деревню, они издалека увидели мистера Хаггинса, стоявшего снаружи своей лавки и размахивающего чем-то, что напоминало сельскохозяйственный инструмент и что оказалось огромным ключом, когда они подъехали ближе.

— Я виделся с мисс Памфри, — крикнул он, когда они приблизились на достаточное расстояние, чтобы расслышать его. — Она продаст. Но не давайте ей ни пенни больше четырехсот. Там все рассыпается на куски и такое же лысое, как тыльная сторона вашей ладони.

Они узнали, что мисс Памфри заходила к нему купить свечи, а в итоге стояла в углу и выслушивала его лекции до тех пор, пока не согласилась продать ферму. Судя по разгоряченному виду мистера Хаггинса, ему пришлось оказать на нее значительное давление, прежде чем она согласилась на продажу. Позади него стояла, как бы поддерживая его, миссис Хаггинс, с лица которой все еще не сошло мрачное выражение.

Они взяли ключ и вернулись обратно.

— Послушайте, — сказал Хью. — Это всего лишь четыре сотни. Давайте просто совершим эту сделку.

— Давайте сначала все хорошенько здесь осмотрим, — ответила практичная Мона. — Если там сгнили поддерживающие опоры, вы можете зря потратить свои четыре сотни. Я в этом разбираюсь. У меня есть опыт.

Большая церковная дверь неохотно отворилась и они вошли в здание. Пахло плесенью. Грязный каменный пол простирался в обе стороны и то, что когда-то было большими комнатами, похожими на амбары, теперь было грубо разделено тяжелыми досками, оклеенными обоями. Напротив двери широкой спиралью вилась превосходная каменная лестница. Поднявшись по ней, они оказались в дощатом коридоре, тянувшимся вдоль всего второго этажа здания. Из этого коридора выходил ряд маленьких низких дверных проемов.

— Святый боже, это же монашеские кельи! — воскликнул Хью.

Они вошли в одну из них, которая, судя по запаху, который в ней царил, использовалась для хранения яблок.

— Странно, что здесь нет окна, — сказала Мона. — Только маленькая решетка прямо под потолком. Они, должно быть, были очень аскетичным орденом.

Узкая каменная лестница, извивающаяся в толще стены, вела еще выше. Они поднялись по ней. Наверху была маленькая церковная дверь, они толкнули ее, чтобы открыть и вошли внутрь, оказавшись в небольшом помещении, которое, вероятно, было часовней.

— Боже, здесь возникает такое странное чувство, — сказал Хью . — Я не верю, что миссис Хаггинс говорила правду, когда клялась, что здесь нет привидений. Они тут есть и она это знает.

— Сдается мне, что она лукавила, — сказала Мона. — Тем не менее, в этом нет ничего плохого, учитывая те цели, ради которых вы хотите приобрести это место.

— Мне не нужны никакие чужие призраки, — быстро выпалил Хью — Если что-то может быть призвано, то я хочу призвать это сюда самостоятельно.

— Все в порядке, — ответила Мона. — Не нужно так переживать. Однако призраки помогут нам снизить цену.

Они вновь спустились на первый этаж и увидели подвальные ступени, ведущие в глубину.

— Нам стоило бы осмотреть и низ тоже, — сказала Мона. — Так мы сможем узнать, сухое это место или нет.

Они оказались в большом подвале с крестовым сводом, по трем сторонам которого были низкие арочные двери, похожие на дверные проемы камер на верхнем этаже.

— Господи Боже, — воскликнул Хью. — Это же тюремные камеры!

— Не удивительно, что это место вызывает такие забавные чувства, — сказала Мона. — Должно быть, здесь была тюрьма, принадлежавшая одному из монастырей.

— Как это?

— Некоторые монастыри были огромными, размером с небольшие города. Естественно, не все монахи были святыми. И обычно был один монастырь, куда отправляли тех, кто плохо себя вел, чтобы они не развращали остальных. Иногда эти монахи были просто сумасшедшими и вполне безобидными. А иногда они были... совсем не безобидны.

— Почему они не могли просто выгнать юродивых и совсем избавиться от этой проблемы?

— Я думаю, они не хотели, чтобы монашество приобрело дурную славу. Есть много других способов получить плохую репутацию, знаете ли. Послушайте, вы уверены, что сможете находиться в этом месте?

— А что? Что с ним не так? Оно только навевает на меня некоторую грусть, как если бы люди, которые жили здесь последними, пережили какую-то катастрофу, прежде чем уехать отсюда.

— Мне оно кажется странным — необычайно странным — но не враждебным. Давайте поедем и увидимся с мисс Памфри, чтобы узнать его историю.