Ливонское зерцало

Глава 11 При пытливом уме глаза спешат осмотреться

apoн приставил к Николаусу слугу по имени Хинрик и сказал, что у Николауса есть достаточно времени перед обедом, чтобы привести себя после долгой дороги в порядок. Хинрика сразу послали в конюшню снять с лошади Николауса перемётные сумы. Этот Хинрик был парень скромный, послушный и расторопный; всё у него в руках горело; и не успел Николаус ещё расстаться с бароном, а уж Хинрик стоял возле них с тяжёлыми перемётными сумами на плече. Дядя Ульрих назвал Хинрику те комнаты, что решил отвести гостю, и слуга побежал вперёд — показывать эти комнаты. Николаус поднялся за ним по широкой лестнице в просторный зал, потом по узкой лестнице — на галерею, что тянулась по периметру зала под самым потолком. Слуга нырнул в одну из дверей на галерее и быстрым шагом двинулся по полутёмному коридору, в стенах коего через равные промежутки Николаус видел двери в комнаты. Хинрик часто оглядывался, дабы увидеть, поспевает ли за ним гость, которого хозяева замка так ждали, и всё поводил приглашающе рукой: «Следуйте за мной, господин... Следуйте за мной, господин».

Хинрик толкнул одну из дверей в самом конце коридора, и яркий солнечный свет сразу пролился из комнаты и на мгновение ослепил Николауса.

Хинрик склонился в поклоне:

— Здесь самые лучшие комнаты для гостей, господин.

По виду Хинрик был немного старше Николауса. Невысокого роста, щуплый, с худой шеей, расторопный. Постоянно улыбающийся, но с быстро убегающими глазками. Мелкие черты лица, остренький нос. Лицо его так и хотелось сравнить с лисьей мордочкой. С этой первой встречи Николаус так и не смог решить, кто он: не то хитрый слуга, не то простак прислуга.

Сложив перемётные сумы в углу, Хинрик кивнул на окна:

— Там очень красиво. Все гости, что живут здесь, любят смотреть в эти окна, — и он удалился, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Оставшись в комнатах один, Николаус осмотрелся.

Одна из комнат была весьма просторна. Стену, удалённую от окна, закрывал искусно вытканный гобелен: посреди сказочно красивого леса стоял олень с ветвистыми рогами, а рыцарь, сидящий на коне, целился в оленя из арбалета. Посередине комнаты стояла очень широкая кровать под бархатным тёмно-малиновым балдахином, усыпанным золотыми звёздами. Четыре угла кровати охранялись изящно вырезанными из дерева крылатыми болванами. Они были совершенно одинаковыми, и Николаус, присмотревшись, узнал в них Морфея, сына Гипноса, о котором читал в старых греческих книгах. В изголовье кровати Николаус увидел множество подушек — и малых, и больших, и плоских, и совсем тощих, и пузатых, и квадратных, и круглых, и валиком, и с бахромой, и с кистями, и с рюшами, и в шёлковых наволочках, расшитых в золотую и серебряную нить, и в наволочках тонкого льняного полотна, совсем никакой нитью не расшитых. Он насчитал двенадцать подушек, на тринадцатой со счёта сбился, а на четырнадцатой бросил эту пустую затею. Возле стены, закрытой гобеленом, стоял такой огромный сундук, что на нём вполне вольготно могли бы спать двое рослых слуг, а укрыться в этом сундуке могли бы и все четверо. Почти возле самого окна Николаус увидел низкий каменный стол — торцом к окну. Ещё в этой комнате в углу были деревянный столик для письма и резной стул перед ним.

Николаус подошёл к окну с очень широким подоконником, выдававшим внушительную толщину этой внешней стены; на подоконнике, сложенном из необработанных камней, из камней, точно подогнанных друг к другу, вполне можно было бы устроить ложе. За рвом, за крутым откосом холма, на коем стоял замок, он увидел неширокую извилистую речку с множеством склонённых над ней ив, а за речкой — дорогу, по которой крестьянская лошадка тянула в этот час воз каких-то жердей и хвороста. За дорогой раскинулись поля, а за теми — холмы, покрытые тёмными еловыми лесами. Николаус подумал, что будь в этом окне установлена пушка, то дорога из окна простреливалась бы ею идеально. Он подумал затем: сколь разумно выбрано место для Радбурга; с этой — юго-восточной стороны — хорошо простреливается дорога, ведущая... похоже из Пскова на Ригу, а с другой стороны под прицелом оказывается лощина и проходящая по краю её дорога, по которой обозы шли из Литвы на Феллин и далее — на Ревель, та самая дорога, по какой и прибыл в Радбург Николаус. Он оглянулся в комнату и осмотрел тот каменный стол. И догадался, что вовсе не стол это был, а лафет для стоявшей здесь когда-то пушки. Потом пушку почему-то сняли, а комнату приспособили под жилую. Впрочем, решил Николаус, будь на то необходимость, установить здесь пушку опять особого труда не составило бы.

В другой комнате — маленькой — Николаус нашёл только широкую деревянную лохань на табурете и рядом на лавке кувшин.

Окно в этой комнате, в умывальной, было совсем небольшое, и ему больше подходило название — окошко. Выглянув из него, Николаус увидел часть крепостной стены внизу, одну из башен с черепичной конусовидной крышей и дворик замка, а точнее — один из двориков, ибо понял, что этих двориков в Радбурге было четыре. Вообще теперь Николаус достаточно ясно мог представить себе весь замок, как будто только что, подобно птице, пролетел над ним и во всех подробностях его сверху рассмотрел. Радбург полностью соответствовал своему названию «Колесо-замок»[27]: сверху он очень напоминал колесо телеги; мощная внешняя стена замыкала очень ровный круг, осью «колеса» служила круглая Срединная башня, которую здесь ещё называли башней-Медианой, или просто Медианой, что с языка латинского переводится как «средняя»; от этой башни отходили четыре «спицы», «Radspeiche» — собственно здания замка, а между «спицами» были дворики. Принимая во внимание, что здания-«спицы» образовывали крест, этот замок можно было бы назвать и Крейцбургом[28], но уж замок с таким названием в ливонской земле был — много южнее, на правом берегу Дуны[29]. Только в один из четырёх двориков вели ворота; через эти ворота Николаус в замок и вошёл. Остальные дворики сообщались между собой посредством арок и являли своего рода ловушки для войска противника на тот случай, если противник смог бы проломить ворота и ворваться в Радбург: наткнувшись на неприступные стены зданий-Radspeiche», противник устремился бы в один дворик, через арку в другой, потом в третий, а упавшие железные решётки в арках отрезали бы ему путь к отступлению, и стал бы он лёгкой целью для стрелков, сидящих на стенах и в башнях. Стены были очень высокие, зубчатые, с закруглением внутрь; за такими зубцами очень удобно укрываться стрелкам. Поверх стен тянулась крытая галерея.

Николаус осмотрел дворик, что весь перед ним открылся как на ладони, — дворик полутёмный даже в солнечный день, ибо в глубокий дворик, в дворик-колодец, никогда не проникает солнечный луч. Дворик был мощен камнем, меж камней пробивались тут и там бледные чахлые травинки. Кое-где на камнях и на мощных фундаментах зданий-«спиц» росли ярко-зелёные мхи. Нижние ряды окон в зданиях-«спицах» были расположены высоко и более являли собой бойницы, нежели окна.

Пришёл Хинрик с двумя деревянными вёдрами, полными воды:

— Я принёс вам холодной и горячей воды, господин.

— Спасибо! Но мне было бы достаточно только холодной.

— Как можно, господин! — искренне удивился слуга. — Это пусть неотёсанные эсты удовольствуются холодной водой, пусть они гоняют своих вшей в речке, пусть они — деревенщина — заползают по коровьему навозу в свои чёрные бани. А господа из замка должны мыться тёплой водой. Вот я, хоть и не господин, а не откажу себе в удовольствии чисто вымыться в тёплой воде.

Николаус, потребности которого были очень скромны, всё-таки отставил бадейку с горячей водой и налил в кувшин холодной.

Хинрик вызвался помочь, стал поливать плечи и шею Николаусу водой из кувшина.

Пока Николаус вытирался и переодевался, расторопный Хинрик прикатил откуда-то большую медную ванну на колёсиках. Потом наводил в мыльной комнатке порядок. При этом он болтал без умолку:

— Сейчас у вас нет времени понежиться, господин, вот-вот нужно будет спускаться к столу, который уже накрывают, но вечером добрый Хинрик приготовит вам ванну. Кухарка даст мне душистый настой трав, и я вылью его вам в воду. Вы будете пахнуть мятой... А заморское мыло! Что за чудо!.. Это мы, слуги, можем мыться раствором золы или мыльным корнем; в лучшем случае ключница порадует нас ложкой мыла из козьего сала и буковой золы. Но для господ ключница не жалеет мыла из сезама[30], привезённого купцами с далёкого Востока, мыла с маслом из жасминовых цветков. Господин Удо, который, говорят, ваш друг, очень любит понежиться в ванне. А ещё он любит, когда ему спину трут и бесконечно чешут пятки...