Ливонское зерцало

Глава 5 Православие должно быть с мечом, сказал государь

азавтра после заутрени пошли в приказ. Дядя Дементий по дороге наставлял Николая:

— Ты, парень, знаю, гордый и упрямый. Писали мне про тебя добрые люди. Знаю также, любишь делать всё наперекор; даже вздорным бываешь и неуживчивым. Всё сие есть большей частью плоды молодости. Пройдёт это, как сама молодость проходит.

— Не пойму, дядя Дементий, к чему ты речь ведёшь, — отводил глаза, прятал досаду Николай.

— А вот к чему, любезный... У Ивана Васильевича нрав, — ты уж слышал, конечно, — премного крут. А тут ещё государыня-матушка Анастасия Романовна хворает[17]. Раздражён государь. Он, как сухая трава по осени, от малой искры вспыхивает. От громкого слова может сорваться и возгореться неукротимым пожаром. Тогда уж за голову бойся, его скоро не остановишь, не погасишь. Поэтому, юноша, не раздражай его. В глаза ему прямо не смотри, ни о чём его не спрашивай. Только отвечай коротко, когда он сам спросит. Да не гляди, что он просто одет, не обманывайся. Простой снаружи, нравом он не прост. И упаси тебя, строптивого, Господь что-то против сказать. Этого Иван Васильевич мало от кого терпит.

— Я понял, дядя. Лучше смолчу.

— И на будущее дам тебе наказ: каков бы ты ни был в мыслях, будь, как угорь, вёрток в речах, будь в делах, как налим, гибок, и жизнь проживёшь долгую, успешную, поднимешься высоко и будешь людям приятен. Наказ этот очень скоро тебе пригодится.

— Буду, дядя, — обещал Николай, хотя и не понимал вполне, где ему очень скоро может пригодиться сей мудрый наказ.

Думный дьяк Иван Висковатый был в отъезде, и дядя Дементий, войдя в приказ, повёл Николая в покой дьяка. Николай замечал, что другие подьячие уважали и как будто немного побаивались дядю Дементия. Когда тот по приказу проходил, они, если не были чем-то сильно заняты, поднимались из-за столов и ему слегка кланялись. А какой-то молодой подьячий не заметил, что дядя Дементий вошёл, — так ему свои же подзатыльник дали, и он, увидя Дементия, немало испугался. Верно, дядя Дементий был у Висковатого в любимцах и временщиках, наделённых властью.

Ждали Ивана Васильевича.

В покое Висковатого сидели вдвоём. Дядя Дементий, заметив, что Николай волнуется, что часто поглядывает на прикрытую дверь, предложил ему побаловаться пером. Дядя читал, а Николай за ним записывал. Дядя заглядывал через плечо и не скрывал, что рука Николая ему по нраву. Занятые этим делом, подьячий Дементий и Николай не заметили, что вдруг стало тихо в приказе, что ни говора, ни стуков и шорохов обычных, какие всегда доносятся из палат, в коих много людей, уже не было...

Чуть скрипнула дверь, и в покой Висковатого вошёл государь. Неслышно он вошёл — верно, мягкие на нём были сапожки. Но Дементий и Николай обернулись на скрип. Замерли оба: один с книгой в руках, другой — с писчим пером над бумагой. Иоанн, словно не замечая их, первым делом перекрестился на иконы в углу, проговорил полушёпотом краткую молитву; потом только обратил взор на присутствующих.

Николай, прежде не видевший Ивана Васильевича, сразу понял, что это вошёл государь. Хотя и одет тот был просто. По глазам понял. Спокоен и значителен был взгляд государя; не тяжёл, не самовластен, как говорили, он показался Николаю — прозорлив; подумалось в этот миг: как будто, все тленные оболочки минуя, заглядывал государь сразу в мысли, и как будто насмотрелся уж он в других подлых мыслей, глядел с некоей готовностью к разочарованию — одному из бесконечной череды разочарований, — но, причины для разочарования не найдя, подлой мысли не прочтя, всё более полнился удивлением и приязнью во взоре... Больше ничего не успел Николай разглядеть в серых глазах Иоанна (но и того было довольно), ибо склонился в поклоне и только сапожки государевы видел обувистые[18] — и в самом деле, должно быть, мягонькие, сшитые из тончайших кож искусным обувщиком-татарином.

Покончив с поклоном, выпрямился Николай и стал с Иоанном лицо в лицо, глаза в глаза, ибо высок был государь, но отвёл глаза Николай, как наказывал ему накануне дядя Дементий.

Иван Васильевич ступил к оконцу, тем самым вынудив Николая повернуться лицом к свету. Голос государя был негромкий, но сильный и приятный:

— Слышал уже, что доставили тебя. Пришёл взглянуть. Повернись-ка, юноша...

Пока Иоанн рассматривал Николая, и Николай осторожно рассматривал Иоанна.

Был высок и худощав московский государь. Кабы не некоторая сутулость, — будто от давления на плечи тяжкого бремени, — можно было бы сказать, что государь хорошо сложен, и можно было бы мысленно даже поставить его в ряд древних греческих атлетов, соревнующихся друг с другом в виду обиталища богов — Олимпа. Были у Иоанна длинные волосы, ниспадающие на широкие плечи, и начинающее лысеть чело, были усы и короткая рыжеватая бородка, крупноватый, с высокой горбинкою нос византийских правителей.

Чуть улыбнулся государь:

— И верно — похож.

— Похож, похож, — отозвался с живостью дядя Дементий. — Только немец послабже будет. Но там его не видели уж много лет... Никому и в голову не придёт, что...

— Но как заговорит он, так и придёт им в голову, — усомнился Иоанн.

— Я второй уж день испытываю его, — мягко возразил подьячий. — Говорит хорошо. Оно и понятно — едва не среди немцев живёт. А ещё взгляни, государь: им писано по-немецки со слов моих. Из этой вот книги... — дядя Дементий с лёгким поклоном протянул государю листок.

Иван Васильевич только взглянул на листок, но не взял. Оглянулся на книгу, лежащую на столе:

— Знаю её: полезная книга обычаев немецких, как с демонами совладать[19]. И что?

— Всего две ошибки, государь.

Иоанн взглянул на Николая с одобрением:

— А узника он тебе ещё не показывал?

Николай отвёл глаза:

— Я даже не знаю, о чём здесь ведётся речь.

— Всё скрытничаешь, Дементий? Молодца женил, а он о том и не знает?.. — государь бросил на подьячего насмешливый взгляд, потом на Николая посмотрел серьёзно: — Дементий всё объяснит... Дело тебе важное хочу поручить. Если сделаешь, как того от тебя жду, многих православных убережёшь от гибели. Считай: святое дело поручаю...

А Дементий все поклоны бил, и спина у него не скрипела:

— Вот сейчас, Иван Васильевич... Вот сейчас и покажу... Что было прежде времени-то показывать? Прежде разговора что было-то в узилище вести?..

Иоанн, прохаживаясь по покою, продолжил:

— Православие должно быть непременно с мечом, иначе православному миру не выстоять перед лицом многочисленных врагов. Ты во Пскове живёшь и хорошо знаешь, что Ливония — постоянная угроза. Чаще с немцами воюем, чем дружим. И ещё Ливония — прибежище врагов. Чем хуже будет ливонцам, тем лучше будет нам, православным. Этой истине много лет. Нужно разрушать их строения, портить их урожаи, угонять людей и скот; нужно вернуть то, что их епископы у наших предков отняли, нужно взять то, что они не смогут удержать, нужно выйти к морю и закрепиться там. И ты в этом можешь помочь, юноша. У тебя, похоже, светлая голова...

Выходя из покоя, государь взглянул на подьячего уже строго:

— Доложишь потом.