Кухня занимала в лагере особое положение, так как от нее во многом зависело здоровье и благополучие заключенных. Поэтому за ней и следили тысячи глаз — медработники, придурки, простые работяги и вольнонаемные. Все хотели, чтобы суп был погуще и наваристее, а кашу можно было бы резать ножом. Но при скудном лагерном рационе сделать это было невозможно, и поэтому кухонные работники в первую очередь старались угодить начальству. Работягам оставалась лишь прозрачная жижица.
Нарядчик должен был комплектовать кухню, подыскивать повара, его помощников и посудомоек. Желающие занимать эти места находились всегда, и выбор зависел от воли и желания нарядчика.
Если повар должен был обладать определенными профессиональными качествами, то для его помощников и обслуги этого не требовалось. Зато девушек для этих должностей выбирали смазливых, фигуристых и не очень строптивых. Строптивых отправляли сразу со следующим этапом подальше.
Но перед тем как занять место в кухне, все ее работники обязаны были пройти строгий медицинский контроль, что очень устраивало придурков. Они боялись венерических болезней. Много раз обращались ко мне нарядчики, зав. столовыми и другие представители лагерной элиты, шепча заговорщически, чтобы я тщательно проверил новую кухонную работницу, санитарку, а то и просто какую-нибудь молоденькую уборщицу, из чисто «профилактических соображений».
Повар, женщина лет тридцати пяти, не очень полная для своей профессии, краснощекая, с веснушками на лице, встретила меня пугливо, словно перед судьбоносным испытанием.
Она знала, что от меня, нарядчика и любого сотрудника лагеря зависела ее судьба и поэтому находилась в постоянном страхе. При желании любой из нас мог бы придраться к ней — мелких недостатков в работе нельзя избежать.
Можно пальцем пройтись по стене, чтобы найти пыль или копоть, проверить чистоту фартука или ногтей на руках, наличие воды в умывальнике и тому подобное. Погрешности бывают и в кухне.
— Вы хотите пробу снимать? — женщина заискивающе посмотрела на меня.
— Нет, спасибо. Покажите, пожалуйста, санитарные книжки. Книжки были в порядке. Все работники кухни регулярно проходили медосмотр.
— У вас есть какие-нибудь замечания? — снова я увидел страх в ее глазах.
— Нет. По-моему, у вас в кухне чисто и все в порядке.
— Спасибо,— женщина облегченно вздохнула, точно гора с плеч свалилась.
— Приходите еще,— сказала она почти весело на прощание,— будем только рады.
Вероятнее всего, место повара досталось этой женщине нелегко. Она была хороша собой, опрятная, и я не сомневаюсь в том, что за эту престижную должность ей пришлось платить натурой, как и ее помощницам и посудомойкам. При этом не требовалось применять силу или уговаривать. Просто предложили: либо совмещать работу на кухне с местом любовницы, либо — дальний этап. А дальний этап — это многие дни в дороге в скотских условиях, а затем лесоповал или шахты, после которых далеко не все возвращаются домой, а если и возвращаются, то чаще всего морально и физически искалеченными. Редко кто выбирал дальнюю дорогу.
В лагерной иерархии заведующий баней или, проще говоря банщик, занимал не последнюю ступень, и все придурки старались наладить с ним хорошие отношения. Он был нужным человеком.
Банщик был первым человеком, с кем сталкивались вновь прибывшие этапники, мечтавшие после изнурительной дороги о хлебе и махорке. За них они были готовы отдать свою одежду, обувь, а если имели, и деньги. Этим и пользовался банщик, который всегда имел в запасе хлеб и курево. Торговать строго запрещалось, за это лишали работы и сажали в карцер, но заключенных это не смущало.
С банщиком Иваном я уже был знаком и поддерживал с ним добрые отношения.
— Поздравляю вас, доктор Генри,— встретил он меня приветливо,— что наконец-то работаете врачом. Только не обижайте меня в будущем. Ладно? — на лице его появилась широкая улыбка,— вы же сейчас мой главный начальник.
— Все зависит от тебя,— ответил я,— и меньше всего старайся заниматься коммерцией. Это опасно. Понял?
— Буду стараться.
Я пошел в моечную, посмотрел насколько чисты скамейки и тазы, а затем направился к выходу.
— Может быть вам нужно мыло? — спросил Иван.
— Пока нет. Может быть в другой раз.
Мыло было очень дефицитным товаром, и заключенным выдавали в бане лишь символический кусочек полужидкой массы. Особенно нуждались в нем женщины, которые последнее отдавали за него.
Но баня имела для зэков еще одно важное значение. Она служила местом встреч и свиданий. То, что она состояла из ряда помещений, способствовало «конспирации», так же как и отдельный вход и выход. Правда, пользоваться ее услугами могла лишь лагерная элита, ибо за это следовало платить. Банщик Иван превращался тогда в надежного сторожа, готового в любой момент сигнализировать об опасности.
Прачечная не представляла для меня большого интереса. Во влажном помещении на веревках висело мокрое белье, и две деревенского вида молодые женщины были заняты стиркой. Я поздоровался.
— Вы наш новый врач? — поинтересовалась одна из прачек, вытирая мокрые руки фартуком.
— Совершенно верно.
— Это хорошо. Будем знать к кому пойти, когда захвораем. А вы от всех болезней лечите? — женщина лукаво посмотрела на меня.
— Таких врачей еще нет, которые могли бы лечить от всех болезней. А вы что, болеете?
— Иногда. От одиночества,— она засмеялась.
— От этой болезни лекарства у меня нет. Там таблетки и микстуры не дают результата. Но, я думаю, что вы лучше меня найдете способ излечения. Во всяком случае, желаю вам удачи.
— Не забывайте нас,— напутствовали меня прачки,— если надо что-то стирать, приходите. Будем рады.
Я зашел также и в мастерскую, где плели лапти. Сразу обратил внимание на своеобразный запах лыка, которое свисало длинными лентами с потолка. Работало пятеро пожилых мужчин-мари. Они трудились не спеша, то и дело устраивая перекуры. Чтобы получить хлеб выше нормы, они должны были сделать три пары, что далеко непросто.
Позже я узнал, что существуют разные хитрости, чтобы выполнить и перевыполнить норму. Можно, например, плести лапти плотные, что требует больше времени, или, наоборот, редкие.
Но существовал способ значительно проще. Кое-кто из работяг, которые были на «общих», надевали специально истрепанные лапти (их держали в «заначке»), чтобы получить на разводе новые, хотя в них не нуждались. Эти лапти они затем возвращали в мастерскую. Вполне понятно, что благодаря этой хитроумной комбинации, мастерам в лапотном цеху не составляло большого труда справиться с нормой. Конечно, все это делалось за определенную мзду.