Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой

Последствия «любви»

В столовую и кухню я не любил ходить. В больнице меня кормили хорошо, и я не нуждался в услугах поваров.

В кухне встречали меня всегда подобострастно, с низким поклоном, и были готовы сразу посадить за стол, чтобы угостить чем-то особенным. Повара знали, что и от меня зависит их судьба и благополучие.

В качестве кухонного персонала и здесь выбирали обычно смазливых и молодых девчат, чаще всего по рекомендации придурков, которые не против полакомиться молодым «мясом».

Эти девушки дорожили своей работой и вынуждены были в знак благодарности расплачиваться телом.

Вполне естественно, что такие связи не были без последствий. Если в военные годы беременные встречались в лагерях сравнительно редко, то после войны их число увеличилось.

Далеко не все беременные желали рожать и старались избавиться от плода любви. Чаще всего с помощью медиков. В те годы аборты были запрещены и карались законом.

Многие медицинские работники, которые работали в лагерях, особенно медицинские сестры и фельдшера, сидели за аборты. Несмотря на это они «помогали» и здесь. И мне приходилось заниматься этой деятельностью, но не из корыстных целей. Подходящего инструментария не было, и чаще всего приходилось пользоваться хинином да рекомендовать горячие ножные ванны.

Однажды Тамара Владимировна обратилась ко мне с необычной просьбой.

— Знаешь, Гарик, надо помочь Вассе.

Васса работала в бухгалтерии. Это была низенькая, плотно сбитая девушка с длинной черной косой и густыми бровями, которые почти срослись у переносицы. Лицом она напоминала цыганку или молдаванку, но была русская. Дружила Васса со слесарем Костроминым.

— А в чем депо? — поинтересовался я.

— Она беременна.

— Хотите сделать аборт? — Меня это предложение удивило. Неужели Тамара Владимировна, вольнонаемная, могла пойти на это, не боясь последствий? Не думал, что она способна на такой риск. И ради чего? Ради простой заключенной.

— Поможешь?

— Конечно, если вы это считаете нужным. Когда она придет?

— Завтра. Как, по-твоему, лучше сделать? Йодом?

— А какая у нее беременность?

— Месяца три.

— Вы, пожалуй, правы. Введем йод и дадим еще хинина.

Васса пришла на следующий день. Аборт мы решили сделать вечером после амбулаторного приема и попросили Феклу проследить, чтобы не было посторонних. В истории болезни мы написали диагноз: маточное кровотечение.

Я вскипятил металлический катетер и шприц и приготовил йод.

Девушка легла на кушетку. Я вставил в шейку матки катетер и с помощью шприца ввел настойку йода. Одновременно Васса получила хинин.

Уже на следующий день был выкидыш. Дней через пять мы выписали девушку без последствий.

Всю процедуру приходилось делать в строжайшей тайне, иначе могли быть тяжелые последствия.

Такие аборты приходилось делать по инициативе моего шефа неоднократно, и я всегда удивлялся этой женщине, которая ради помощи заключенной фактически ставила на карту свою судьбу.

Я подозревал, что она помогала не только заключенным, но так же и вольнонаемным, если не лично, то во всяком случае советом. Не раз и не два мне пришлось выручать и вольнонаемных и спасать им жизнь.

Однажды меня подняли ночью с постели. В комнатку вошел дежурный по зоне.

— Быстро вставайте и одевайтесь! — приказал он и вручил мне записку от Тамары Владимировны.

«Генри! У жены Смоленцева сильное маточное кровотечение (пятимесячная беременность). Захвати все, что требуется — шприц, медикаменты, перевязочный материал и побыстрее приходи на вахту».

Меня пропустили на вахту без задержки. Метрах в десяти от нее я увидел сани-розвальни, рядом с которыми стояли мой шеф и стрелок Смоленцев. Он должен был взять на себя функции конвоира и возчика.

— Все захватил? — спросила Тамара Владимировна, устраиваясь в санях.

—Да.

Для нас приготовили два тулупа, в которые мы закутались. Ночь была ясная и холодная, луна освещала серебристым светом дорогу, а на небе мерцали звезды.

Снег искрился, от могучих деревьев падали причудливые тени, и лес казался сказочным.

Впервые я понял по-настоящему, что такое езда на санях в морозную, ясную, зимнюю ночь. Это непередаваемая красота.

В деревне, куда мы приехали, горел свет лишь в одной избе. Здесь жила семья Смоленцева.

В постели лежала полная молодая и очень бледная женщина, которая смущенно смотрела на нас. Около кровати стоял таз, в котором лежали окровавленные куски белой материи и большие сгустки крови. Кровотечение, видимо, было значительное.

Из опроса мы узнали, что имелась пятимесячная беременность и что плод вышел вчера. Кровотечение несколько уменьшилось, но продолжалось. Когда я спросил, как произошел выкидыш, женщина объяснила мне, что колола дрова и таскала воду в баню, после чего и началось кровотечение.

Эту сказку я слышал не однажды. У Смоленцевых было уже трое детей и четвертый оказался нежелательным.

Я вымыл руки, обтер их спиртом, смазал кончики пальцев йодом и провел осмотр. Поскольку у нас не имелось кюреток, а беременность была уже большая, я провел пальцевое опорожнение матки, после чего кровотечение вскоре прекратилось. Мы оставили лекарства, объяснили, как их применить, и поехали обратно. Женщина вскоре выздоровела.

Через два года, когда я уже был на свободе и работал на лесоучастке Юркино, километрах в пятидесяти от Кузьмине, состоялась у меня еще одна встреча со Смоленцевым.

Я обслуживал деревни в радиусе пятнадцати километров, но транспорта не имел. Тогда у меня и возникла мысль приобрести велосипед, но в продаже их не было. Об этом узнала Тамара Владимировна, и вскоре я получил от нее короткую записку.

«Гарик! Поезжай в Кузьмино. У Смоленцева есть подержанный, но еще хороший велосипед, который он тебе уступит подешевле. Он не забыл, как ты ему спас жену».

Недолго думая, я отправился на попутной машине в Кузьмине. Велосипед по внешнему виду меня вполне устраивал, и я купил его по относительно сходной цене.

— Велосипед вам еще долго послужит,— сказал Смоленцев на прощание,— другому я бы не продал так дешево.

В деревне было очень грязно, и я сел на велосипед лишь тогда, когда добрался до сухой лесной тропинки, но не проехал более двадцати шагов. С шестерни слетела цепь. Я поставил ее на место, но все повторилось. Каждые 50—100 метров цепь слетала. Обратно не хотелось идти, и я прошагал с велосипедом километров тридцать, пока меня не подобрала попутная машина.

Знакомые слесари посмотрели велосипед, нашли, что шестерня погнута и обещали исправить ее. После ремонта можно было проехать на велосипеде почти 500 метров, прежде чем слетала цепь. Меня это не очень устраивало, и я написал об этом Тамаре Владимировне. Вскоре прибыла машина из колонии, которая забрала велосипед на более квалифицированный ремонт. Я его получил обратно недели через две. Тамара Владимировна писала:

«Гарик! Велосипед исправлен. Надеюсь, что ты останешься довольным».

На этот раз я проехал на велосипеде уже почти километр. Цепь снова слетела. Больше я не пользовался велосипедом.